Университет Саламанки

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Университет Салама́нки
Оригинальное название

Universidad de Salamanca

Международное название

лат. Universitas Studii Salamanticensis

Девиз

лат. Quod natura non dat, Salmantica non praestat, (Что не даёт природа, Саламанка не восполняет)

Год основания

1218

Тип

публичный

Студенты

30.446[1]

Расположение

Саламанка, Испания

Сайт

[www.usal.es/web-usal/Ingles/index.html www.usal.es]

Координаты: 40°57′41″ с. ш. 5°40′02″ з. д. / 40.96139° с. ш. 5.66722° з. д. / 40.96139; -5.66722 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=40.96139&mlon=-5.66722&zoom=17 (O)] (Я)К:Учебные заведения, основанные в 1218 году

Университéт Саламáнки (исп. Universidad de Salamanca) — самый древний университет Испании, который вместе с Болонским, Оксфордским и Сорбонной входит в четвёрку старейших университетов Европы. Расположен в городе Саламанке, автономное сообщество Кастилия и Леон. Статуса университета удостоил король Альфонсо X в 1254 году, и через год его признал папа римский Александр IV.





История

Как и все древнейшие европейские университеты, Саламанкский сначала был образован в качестве школы при соборе[2]. Существование школы упоминается в 1130 году, когда её глава присутствовал на съезде в Каррионе. В 1218 году король Леона Альфонсо IX за качество образования присвоил учреждению степень «Studium Generale» или «всеобщей школы», что по сути было первоначальным названием университетов[3]. Этот титул указывал на многообразие образовательной программы, на ценность дипломов и на то, что школа была публичной. В это время в школе функционировали кафедры канонического и гражданского права, медицины, логики, грамматики и музыки. Король стремился к тому, чтобы его подданные учились здесь, а не в кастильском образовательном учреждении в Паленсии, который был удостоен титула королём Альфонсо VIII в 1208 году.

В годы правления Альфонсо X учреждение превратилось из «всеобщей школы» в «университет». Университет Саламанки стал первым европейским образовательным учреждением с собственной публичной библиотекой. В 1255 году папа римский Александр IV признал университетский статус Саламанки, а также удостоил учреждение правом собственной печати, а его выпускников — правом повсеместного преподавания[4].

Прежде чем Саламанкский университет обзавёлся собственными зданиями, прошло два столетия. До этого момента обучение проходило в Старом соборе (исп. Catedral Vieja), в церкви святого Бенито и других. Первым зданием, принадлежавшим университету, стал колледж святого Варфоломея (позже здание стало известно под названием «Colegio Viejo»). Его в 1401 году основал епископ Диего де Анайя Мальдонадо. Арагонский кардинал Педро де Луна, вступивший на Авиньонский престол под именем Бенедикта XIII, стимулировал строительство зданий Escuelas Mayores (их часто называют «историческими корпусами» университета), Escuelas Menores и госпиталя (исп. Hospital del Estudio) (нынешний ректорат).

В начале XV века архиепископ Толедский предложил создать колледжи для небогатых студентов и вскоре воплотил эту идею в жизнь, назвав студенческое общежитие в честь святого Варфоломея. Позже на территории университета появилось ещё несколько учреждений такого плана: одни получили название «больших» (исп. Colegios Mayores), а другие — малых (исп. Colegios Menores). Первые строились и существовали на средства монашеских орденов, поэтому братства устанавливали в них порядки в соответствии с собственным уставом[5].

Именно в Саламанкском университете в 1486 - 1490 гг. заседала комиссия, под председательством епископа Эрнандо де Талаверы, должествовавшая принять или отвергнуть Трансатлантический проект Христофора Колумба, оценив его «истинность» и «целесообразность». Работа университетской комиссии представляет собой историческую загадку.

В 1490 году комиссия Талаверы наконец-то вынесла свой вердикт. Колумбов проект был торжественно отвергнут на следующих основаниях:
  • Путешествие в Азию потребует не менее трёх лет.
  • Западный океан беспределен и, возможно, недоступен для плавания.
  • В том случае, если Колумб достигнет «антиподов», - он не сможет вернуться обратно.
  • И, вообще, немыслимо, чтобы спустя столько веков после Сотворения Мира могут быть найдены сколько-нибудь значительные территории!

«Эрудиция» саламанкских «светил» повергла Колумба в шок. Научные и богословские авторитеты не имели никакого понятия ни о Заокеанских епархиях католической церкви, ни о секретных (но уже отчасти рассекреченных) открытиях соседей-португальцев! Или же члены комиссии только притворялись невеждами?...

— пишет К. Э. Козубский[6].

В 15041528 гг. братья-архитекторы Хоакин и Альберто Чурригера построили нынешнее здание университета с причудливым каменным декором. Созданный ими стиль, с характерной ажурной резьбой по камню получил название «платереско»[7].

Математики университета Саламанки участвовали в подготовке календарной реформы папы Григория XIII, утвердившей Григорианский календарь в католических странах.

В 1845 году университет надолго потерял право присваивать докторские степени (отныне зарезервированное за Центральным университетом Мадрида).

Папский университет

Университет Саламанки был папским вплоть до 21 мая 1852 года, когда теологические факультеты в данном учреждении были упразднены под натиском революционных настроений. 25 сентября 1940 года папа Пий XII возобновил деятельность факультетов теологии и канонического права в другом абсолютно независимом университете — Папском университете Саламанки.

Студенты и преподаватели

См. также

Напишите отзыв о статье "Университет Саламанки"

Примечания

  1. University of Salamanca. [www.usal.es/web-usal/Universidad/estudiantes.shtml Estudiantes] (исп.). Проверено 15 сентября 2008.
  2. [www.newadvent.org/cathen/13392a.htm University of Salamanca] (англ.). New Advent. Проверено 26 декабря 2010. [www.webcitation.org/6913KVLSO Архивировано из первоисточника 9 июля 2012].
  3. [www.istmira.com/lekcii-po-istorii-srednix-vekov/1880-srednevekovaya-kultura.html Средневековая культура]. Всемирная история. Проверено 26 декабря 2010. [www.webcitation.org/6913L2Wk7 Архивировано из первоисточника 9 июля 2012].
  4. Анна Папченко. [www.vokrugsveta.ru/vs/article/2245/ Саламанка - город-университет]. Вокруг Света. Проверено 26 декабря 2010. [www.webcitation.org/67aUbwOPh Архивировано из первоисточника 11 мая 2012].
  5. Елена Николаевна Грицак. Саламанка. — Вече, 2006. — 240 с. — ISBN 5-9533-1259-8.
  6. Козубский К. Э. Обретение Америки. — 2015.
  7. От испанского слова «платеро» - «ювелирный» (буквально: «серебряный»).

Ссылки

  • Елена Николаевна Грицак. Саламанка. — Вече, 2006. — 240 с. — ISBN 5-9533-1259-8.
  • Анна Папченко. [www.vokrugsveta.ru/vs/article/2245/ Саламанка - город-университет]. Вокруг Света. Проверено 26 декабря 2010. [www.webcitation.org/67aUbwOPh Архивировано из первоисточника 11 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Университет Саламанки

Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.