Уодсворт, Джеймс
| Джеймс Сэмюэль Уодсворт | |
 | |
| Дата рождения | |
|---|---|
| Место рождения |
Дженесео, Нью-Йорк |
| Дата смерти | |
| Место смерти |
округ Спотсильвейни, Вирджиния |
| Принадлежность | |
| Род войск | |
| Годы службы | |
| Звание |
|
| Сражения/войны | |
Джеймс Самуэль Уодсворт (англ. James Samuel Wadsworth; 30 октября 1807 – 8 мая 1864) — американский филантроп, политик и генерал армии Союза в годы гражданской войны. Получил смертельное ранение в бою во время битвы в Глуши, отчего и погиб спустя некоторое время, будучи пленен.
Ранние годы
Уодсворт родился в богатой семье в поселке Дженесео в округе Ливингстон, на западе штата Нью-Йорк. Он был сыном Наоми Уолкотт Уодсворт и Джеймса Уодсворта, крупного землевладельца. Джеймс окончил Гарвардский и Йельский университеты, изучал право (у Дэниела Уэбстера) и был допущен к юридической практике, но открывать её не стал. Он проводил время в основном за управлением своими владениями. 11 мая 1834 года он женился на Мэри Грэйг Уартон из Филадельфии и семья отправилась на медовый месяц в Европу. Впоследствии у них было шесть детей: Чарльз, Корнелия, Крэйг, Нэнси, Джеймс и Элизабет[1].
Он так же занялся политикой, сперва в качестве демократа, но затем стал одним из основателей Партии свободной земли, которая присоединилась к республиканцам в 1856 году. В 1861 году он был членом Вашингтонской мирной конференции, неофициальной встречи сторонников предотвращения войны. Однако, когда война стала неизбежной, Уодсворт вступил в армию.
Гражданская война
У Уодсворта не было боевого опыта и военного образования, но когда началась война, он генерал-майором ополчения штата Нью-Йорк (в мае 1861). В качестве гражданского добровольца он служил адъютантом при Ирвине Макдауэлле во время первого сражения при Бул-Ране. Макдауэлл порекомендовал его в офицеры и 9 августа Уодсворт стал бригадным генералом добровольческой армии. 3 октября он стал командовать 2-й бригадой в дивизии Макдауэлла в составе Потомакской армии. Затем до 17 марта он командовал 2-й бригадой 3-й дивизии в I корпусе. Эта бригада состояла из пяти пехотных полков[2]:
- 12-й Нью-Йоркский пехотный полк, полковник Генри Уикс
- 21-й Нью-Йоркский пехотный полк, полковник Уильям Роджерс
- 23-й Нью-Йоркский пехотный полк, полковник Генри Хоффман
- 35-й Нью-Йоркский пехотный полк, полковник Ньютон Лорд
- 80-й Нью-Йоркский пехотный полк, полковник Джордж Пратт
С 14 марта по 7 сентября 1862 года Уодсворт командовал Вашингтонским военным дистриктом и, в частности, именно он решал вопросы с заключением и освобождением Белли Бойд. Когда Джордж МакКлеллан начал планировать свою кампанию на полуострове, именно Уодсворт обратил внимание президента на то, что согласно плану на оборону Вашингтона выделены недостаточные силы. Поэтому Линкольн пересмотрел план МакКлеллана и оставил целый корпус для обороны столицы. Это серьезно испортило отношения между Уодсвортом и МакКлелланом. Не желая служить в армии МакКлеллана, Уодсворт решил поучаствовать в выборах губернатора Нью-Йорка против демократа Горацио Сеймура, но не стал оставлять армию ради предвыборной кампании и проиграл выборы.
После отстранения МакКлеллана от командования и разгрома федеральной армии под Фредериксбергом Уодсворт стал командиром II дивизии I корпуса Потомакской армии (27 декабря), сменив в этой должности Джона Гиббона, который стал командиром II дивизии II-го корпуса. Он командовал дивизией до 15 июня 1863 года, пару раз недолго командуя всем I корпусом.
Его первым испытанием в роли дивизионного командира стало сражение при Чанселорсвилле, где, однако, дивизия была задействована несерьезно. В этом сражении его дивизия состояла из четырех бригад: Фелпса, Каттлера, Пола и Мередита. После сражения часть бригад перевели в другие дивизии и под началом Уодсворта осталось всего две бригады: Каттлера и Мередита. Когда началась Геттисбергская кампания, дивизия шла в авангарде I корпуса и утром 1 июля первая пришла к Геттисбергу на помощь кавалеристам Бьюфорда. Дивизия выдержала первую атаку двух бригад Конфедерации (бригады Арчера и Дэвиса, дивизия Хета, III корпус Хилла), а после наступившего затишья к ней на помощь подошли еще две дивизии. Но появление противника (дивизии Роудса) на правом фланге заставило Уодсворта отвести дивизию на Семинарский хребет, а когда обратился в бегство XI корпус, Уодсворт приказал отступать на Кладбищенский холм - это произошло в 15:45. «Об ожесточенности боёв того дня можно судить по тому печальному факту, что как минимум половина офицеров и рядовых дивизии выбыла из строя убитыми и ранеными»[3].
2 июля дивизия обороняла Калпс-Хилл и три полка были посланы на правый фланг на помощь генералу Грину.
В марте 1864 года I корпус был расформирован и его дивизии распределены по другим корпусам. Уодсворт 8 месяцев был не у дел, занимаясь инспектированием негритянских отрядов в долине Миссисипи, а затем возглавил IV дивизию V корпуса, которая состояла частично из его прежних полков, частично из полков дивизии Даблдея. Это характеризует Уодсворта с хорошей стороны, поскольку многие другие генералы-геттисбергцы впоследствии были отправлены на второстепенные должности.
Гибель
В начале Оверлендской кампании Уодсворт командовал дивизией в V корпусе Говернора Уоррена и стал участником сражения в Глуши. на то момент он был самым старым дивизионным командиром, ему было уже 56 лет. 6 мая ему было приказано прикрыть левый фланг федеральной армии, однако, он заблудился в зарослях и сместился слишком далеко к северу, при этом его фланг отказался открыт как раз в тот момент, когда началась фронтальная атака южан. При попытке перестроить свои бригады Уодсворт получил ранение в затылок, упал с коня и попал в плен, где 8 мая и умер от ранения в полевом госпитале Северовирджинской армии[4]. Его родственник, Монтгомери Харрисон Ритчи, посетил лагерь Конфедерации и забрал тело генерала.
За день до ранения он получил звание генерал-майора, однако это звание было отменено, и вместо этого он получил временное повышение до генерал-майора за Геттисберг и Глушь.
Тело Уодсворта доставили в Джененсео и похоронили на кладбище Темпл-Хилл-Семетери.
Напишите отзыв о статье "Уодсворт, Джеймс"
Примечания
- ↑ [www.civilwarwomenblog.com/2009/10/mary-craig-wharton-wadsworth.html Wife of Union General James Samuel Wadsworth]
- ↑ [civilwarintheeast.com/us-army-mar-62/army-potomac-mar-62/1-corps-aop-mar-62/3-div-1-corps-aop-mar-62/ 3rd Division, 1st Corps, Army of the Potomac, Mar.’62]
- ↑ [www.civilwarhome.com/wadsworthgettysburgor.htm Геттисбергский рапорт]
- ↑ Foote, Shelby. The Civil War: A Narrative. Vol. 3, Red River to Appomattox. New York: Random House, 1974. С. 172
Литература
- James S. Wadsworth of Geneseo: brevet Major-General of United States Volunteers C. Scribner's Sons, 1913
- Wayne Mahood, General Wadsworth: The Life And Wars Of Brevet General James S. Wadsworth, Da Capo Press; 1ST edition (July 29, 2003) ISBN 978-0-306-81238-5
Ссылки
- [www.civilwarhome.com/wadsworthgettysburgor.htm Геттисбергский рапорт Уодсворта]
- [www.mrlincolnandnewyork.org/inside.asp?ID=65&subjectID=3 James S. Wadsworth (1807-1864)]
- [www.civilwarwomenblog.com/2009/10/mary-craig-wharton-wadsworth.html Mary Wadsworth, Wife of Union General James Samuel Wadsworth]
Отрывок, характеризующий Уодсворт, Джеймс
– Нет.– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.
Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
