Уокер, Билли

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Билли Уокер
Общая информация
Полное имя Уильям Генри Уокер
Родился 29 октября 1897(1897-10-29)
Уэнсбери, Англия
Умер 28 ноября 1964(1964-11-28) (67 лет)
Шеффилд, Англия
Гражданство Англия
Рост 183 см
Позиция нападающий
Карьера
Молодёжные клубы
Кингс Хилл Скул
Уолсолл Бойс
Фоллингс Хит
Хенсфорд Таун
Дарластон
Уэнсбери Олд Парк
Уэнсбери Олд Атлетик
1915—1919 Астон Вилла
Клубная карьера*
1919—1933 Астон Вилла 478 (214)
Национальная сборная**
1920—1932 Англия 18 (9)
Тренерская карьера
1933—1937 Шеффилд Уэнсдей
1938 Челмсфорд Сити
1939—1960 Ноттингем Форест

* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Уи́льям Ге́нри Уо́кер (англ. William Henry Walker; 29 октября 1897, Уэнсбери — 28 ноября 1964, Шеффилд), более известный как Би́лли Уо́кер (англ. Billy Walker) — известный английский футболист в 1920-е и 1930-е годы, а впоследствии футбольный тренер.





Биография

Уокер родился в Уэнсбери, Стаффордшир. Всю свою карьеру провёл в клубе «Астон Вилла», став одним из легенд клуба. С 1915 по 1933 годы он провёл за «Виллу» 531 матч и забил 244 гола (в том числе 478 матчей и 214 голов в Первом дивизионе; кроме того, Уокер сыграл за «Виллу» 5 матчей в Военной лиге, в которых забил 2 гола). Он до сих пор остаётся лучшим бомбардиром в истории клуба. В 1920 году он помог «Вилле» выиграть Кубок Англии.

Уокер также выступал за национальную сборную Англии, сыграв за неё 18 матчей и забив 9 голов. Он стал первым англичанином, забившим гол на стадионе «Уэмбли» — это произошло 12 апреля 1924 года в матче против сборной Шотландии.

После завершения карьеры игрока Уокер начал работать в качестве тренера: сначала в «Шеффилд Уэнсдей», выиграв с клубом Кубок Англии 1935 года, а затем в «Ноттингем Форест». В «Ноттингеме» Уокер работал с 1939 по 1960 годы, выведя клуб в Первый дивизион в сезоне 1956/57, а также выиграв с «красными» Кубок Англии в 1959 году.

Достижения в качестве игрока

Астон Вилла

  • Обладатель Кубка Англии: 1920
  • Лучший бомбардир в истории «Астон Виллы»: 244 гола

Достижения в качестве тренера

Шеффилд Уэнсдей

Ноттингем Форест

Статистика выступлений

Клубная карьера
Клуб Сезон Лига Кубок
Англии
Суперкубок
Англии
Итого
Игры Голы Игры Голы Игры Голы Игры Голы
Астон Вилла 1919/20 15 8 6 5 0 0 21 13
1920/21 37 27 5 4 0 0 42 31
1921/22 36 21 6 6 0 0 42 27
1922/23 40 23 1 0 - - 41 23
1923/24 36 14 6 3 0 0 42 17
1924/25 35 19 4 6 0 0 39 25
1925/26 36 21 4 1 0 0 40 22
1926/27 33 15 1 0 0 0 34 15
1927/28 38 10 3 1 0 0 41 11
1928/29 36 19 5 0 0 0 41 19
1929/30 31 8 4 3 0 0 35 11
1930/31 42 15 2 1 0 0 44 16
1931/32 28 9 3 0 0 0 31 9
1932/33 30 5 3 0 0 0 33 5
1933/34 5 0 0 0 0 0 5 0
Итого 478 214 53 30 0 0 531 244
Профессионалы[1] 1924/25 - - - - 1 2 1 2
Итого 0 0 0 0 1 2 1 2
Всего за карьеру 478 214 53 30 1 2 532 246

Напишите отзыв о статье "Уокер, Билли"

Примечания

  1. Сборная профессиональных футболистов, игравшая против сборной любителей в Суперкубке Англии 1924.

Ссылки

  • [www.adrianbullock.com/swfc/stats/man0002.htm Статистика выступлений] на [www.adrianbullock.com/ AdrianBullock.com]  (англ.)



Отрывок, характеризующий Уокер, Билли

Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.


Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m lle Bourienne, Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею.
Ехать обыкновенным путем на Москву нельзя было и думать, и потому окольный путь, который должна была сделать княжна Марья: на Липецк, Рязань, Владимир, Шую, был очень длинен, по неимению везде почтовых лошадей, очень труден и около Рязани, где, как говорили, показывались французы, даже опасен.
Во время этого трудного путешествия m lle Bourienne, Десаль и прислуга княжны Марьи были удивлены ее твердостью духа и деятельностью. Она позже всех ложилась, раньше всех вставала, и никакие затруднения не могли остановить ее. Благодаря ее деятельности и энергии, возбуждавшим ее спутников, к концу второй недели они подъезжали к Ярославлю.
В последнее время своего пребывания в Воронеже княжна Марья испытала лучшее счастье в своей жизни. Любовь ее к Ростову уже не мучила, не волновала ее. Любовь эта наполняла всю ее душу, сделалась нераздельною частью ее самой, и она не боролась более против нее. В последнее время княжна Марья убедилась, – хотя она никогда ясно словами определенно не говорила себе этого, – убедилась, что она была любима и любила. В этом она убедилась в последнее свое свидание с Николаем, когда он приехал ей объявить о том, что ее брат был с Ростовыми. Николай ни одним словом не намекнул на то, что теперь (в случае выздоровления князя Андрея) прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться, но княжна Марья видела по его лицу, что он знал и думал это. И, несмотря на то, его отношения к ней – осторожные, нежные и любовные – не только не изменились, но он, казалось, радовался тому, что теперь родство между ним и княжной Марьей позволяло ему свободнее выражать ей свою дружбу любовь, как иногда думала княжна Марья. Княжна Марья знала, что она любила в первый и последний раз в жизни, и чувствовала, что она любима, и была счастлива, спокойна в этом отношении.