Уоллис, Генри

Генри Уоллис (1830–1916) — английский художник-прерафаэлит, писатель, коллекционер.

Родился в Лондоне 21 февраля 1830 года. Имя его отца неизвестно. Когда в 1845 году мать Генри, Мэри-Энн Томас, вышла замуж за преуспевающего лондонского архитектора, то ребенок взял фамилию отчима. Его художественное образование было весьма основательным. Он был допущен стажером в Королевскую академию художеств, в марте 1848 года поступил в школу рисования. Также учился в Париже в ателье Шарля Глейра, и в Академии изящных искусств (Académie des Beaux-Arts), где-то между в 1849-м и 1853 годами.

Более всего Уоллис известен своим первым успехом — картиной, озаглавленной «Смерть Чаттертона», которая была выставлена в Королевской академии в 1856 году. Картина изображает Томаса Чаттертона, бедного поэта конца XVIII века, который в припадке отчаяния отравился, покончив с собой, не достигнув и 18 лет. Во времена Уоллиса Чаттертон считался романтическим героем и был популярен среди молодых и нуждающихся художников. Приемы и стиль Уоллиса обнаруживают сильную связь художника с движением Прерафаэлитов, особенно заметную в ярких цветах и тщательно проработанных деталях. Уоллис взял контрастную палитру ярких цветов, а также изобразил окно и падающий из него свет для того, чтобы включить в картину игру светотени, которая тогда особенно увлекала художника. Мансарда Чаттертона, которая сохранилась, и в которой Уоллис делал эскизы, лишь немногим больше самой картины (размер последней — 63,5×94 см). В настоящее время картина находится в лондонской галерее Тейт. Его следующая крупная работа, картина «Дробильщик камня» (1857, выставлена в 1858), укрепила его славу истинного прерафаэлита.

В общем итоге он выставлялся 35 раз в Королевской академии, однако позднее увлекся акварелью. В 1878 году Уоллис был избран членом Королевского акварельного общества, где выставил свыше 80 работ.

Моделью для знаменитой «Смерти Чаттертона» стал юный Джордж Мередит, известный автор, большим почитателем которого был Оскар Уайльд, писавший в эссе «Упадок лжи»: «Ах! Мередит! кто может его описать? Стиль его — хаос, освещенный вспышками молний». Позже у Генри Уоллиса был роман с женой Мередита.

В начале своей карьеры, в том числе при написании «Смерти Чаттертона», Уоллис использовал следующий прием. Он делал эскиз, обмакивал его в воде, при помощи серой краски наносил тень, добавлял цвета. После того, как рисунок высыхал, Уоллис кисточкой дорисовывал детали, благодаря которым он и приобрел славу. Для изображения света, он намачивал нужную часть картины и обтирал её куском хлеба. В этот период мастерская Уоллиса находилась в Челси, месте по тем временам очень богемном и далеком от центра Лондона.

Умер Уоллис почти слепым в Кройдоне (Уолпол-роуд, 1) 20 декабря 1916 года.

Литература

• Hamlin, Robin: Henry Wallis, in: Oxford Dictionary of National Biography, vol. 57, London 2004, pp. 13–14.
• van de Put, A. Henry Wallis, 1830–1916, Faenza, v (1917), pp. 33–8.
• Ramm, John 'The Forgotten Pre-Raphaelite', 'Antique Dealer & Collectors Guide' , March/April 2003, Vol 56, 8&9.
• Treuherz, J. Hard Times: Social Realism in Victorian Art (London, 1987), pp. 36–39.
• Упоминается в романе Питера Акройда «Чаттертон» («Chatterton»), впервые опубликованном в 1987 году.

Ссылки

• [www.preraphaelites.org/the-collection/view-the-collection/?Artist=Henry%20Wallis Сайт Бирмингемского музея и галереи искусств] содержит несколько работ Уоллиса
• [www.artcyclopedia.com/artists/wallis_henry.html Генри Уоллис на сайте Artcyclopedia]
• [search.famsf.org:8080/search.shtml?keywords=henry+wallis Генри Уоллис в Музее изящных искусств Сан-Франциско]

Отрывок, характеризующий Уоллис, Генри

Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии.
Теперь деятели 1812 го года давно сошли с своих мест, их личные интересы исчезли бесследно, и одни исторические результаты того времени перед нами.
Но допустим, что должны были люди Европы, под предводительством Наполеона, зайти в глубь России и там погибнуть, и вся противуречащая сама себе, бессмысленная, жестокая деятельность людей – участников этой войны, становится для нас понятною.
Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния.
Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их.
В исторических сочинениях о 1812 м годе авторы французы очень любят говорить о том, как Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии, как он искал сражения, как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы русские еще более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план скифской войны заманивания Наполеона в глубь России, и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому то французу, кто Толю, кто самому императору Александру, указывая на записки, проекты и письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий. Но все эти намеки на предвидение того, что случилось, как со стороны французов так и со стороны русских выставляются теперь только потому, что событие оправдало их. Ежели бы событие не совершилось, то намеки эти были бы забыты, как забыты теперь тысячи и миллионы противоположных намеков и предположений, бывших в ходу тогда, но оказавшихся несправедливыми и потому забытых. Об исходе каждого совершающегося события всегда бывает так много предположений, что, чем бы оно ни кончилось, всегда найдутся люди, которые скажут: «Я тогда еще сказал, что это так будет», забывая совсем, что в числе бесчисленных предположений были делаемы и совершенно противоположные.