The Wall Street Journal

«Уолл-стрит джорнэл»

Тип	Ежедневная газета
Формат	Broadsheet
Владелец	Dow Jones & Company
Редактор	Роберт Томсон
Основана	8 июля 1889
Язык	английский
Главный офис	200 Liberty Street Нью-Йорк, Нью-Йорк 10281 США США
Тираж	2 092 523
ISSN	[www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0099-9660&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0099-9660]
Сайт: [wsj.com ]

К:Печатные издания, возникшие в 1889 году

«Уолл-стрит джорнэл» (англ. The Wall Street Journal) — ежедневная американская деловая газета на английском языке. Издаётся в Нью-Йорке компанией Dow Jones & Company, которая входит в холдинг News Corp, с 1889.

«Уолл-стрит джорнэл» — одно из крупнейших и влиятельнейших американских изданий. В 2010 году ежедневный тираж газеты составлял 2,1 млн экземпляров и 400 тыс. платных подписок в Интернете. Существуют европейское и азиатское издания газеты. Печатаются новости политики, экономики, финансов, аналитики, культуры.

Название газеты непосредственно связано с Уолл-стрит, улицей Нью-Йорка и финансовым центром США. Само издание посвящено в первую очередь американским и международным деловым и финансовым новостям.

«Уолл-стрит джорнэл» (WSJ) является англоязычной международной ежедневной газетой, издаваемой Dow Jones & Company в Нью-Йорке с азиатским и европейским выпусками. На 2007 её международное ежедневное обращение составляло больше, чем 2 миллиона экземпляров и приблизительно 931 000 платящих подписчиков онлайн. До ноября 2003 года у газеты был самый большой тираж в США, пока её не обошла USA Today. Её главный конкурент сегодня — находящаяся в Лондоне «Файнэншл-Таймс», которая также издаёт несколько международных выпусков.

WSJ прежде всего освещает события в США и международный бизнес, финансовые новости и проблемы — название газеты происходит от Уолл-стрит, улицы в Нью-Йорке, которая является сердцем финансового района. Она печаталась непрерывно, начиная со своего основания 8 июля 1889 года, Чарльзом Доу, Эдвардом Джонсом и Чарльзом Бергстрессером. Газета выиграла Пулицеровскую премию тридцать три раза.

Будущее WSJ широко обсуждалось, начиная с приобретения «Доу-Джонса» Рупертом Мердоком и его компанией «News Corporation». Руководящий редактор Маркус Брочли, ветеран газеты, проработавший в ней 20 лет, и прежний иностранный корреспондент, сомневался, что Мердок сможет произвести глубокие изменения в газете. Хотя Брочли предпочёл оставаться в News Corporation как консультант, его отказ от главной редакционной работы, которой он занимался около года, порождал различные слухи о планах Мердока.

Начало

Dow Jones & Company, издательство WSJ, было основано в 1874 репортёрами Чарльзом Доу, Эдвардом Джонсом и Чарльзом Бергстрессером. Джонс преобразовал мелкое «Customers' Afternoon Letter» в «Уолл-стрит джорнел» в 1889 году и начал распространять сообщения Информационной службы Доу Джонса через телеграф. WSJ печатал «Average», первый из нескольких индексов запасов и цен облигаций на Нью-Йоркской фондовой бирже. Журналист Кларенс Бэррон купил контрольный пакет акций компании за 130 000 $ в 1902 году; тираж тогда приблизительно равнялся 7 000 экземпляров, но поднялся на 50 000 к концу 1920-х годов. Бэррону и его предшественникам приписали создание атмосферы бесстрашной, независимой финансовой отчётности — новинка в первые годы деловой журналистики.
Бэррон умер в 1928 году, за год до Чёрного вторника, краха фондовой биржи, который вызвал Великую Депрессию в Соединённых Штатах. Потомки Бэрронов, семья Бэнкрофт, продолжили управлять компанией до 2007 года.
WSJ нашла свою современную форму и выдающееся положение в 1940-х годах, во время индустриального расширения Соединённых Штатов и его финансовых учреждений в Нью-Йорке. Бернард Килгор был назначен руководящим редактором газеты в 1941 году и президентом компании в 1945 году, в конечном счёте сделав 25-летнюю карьеру в качестве главы «Уолл-стрит джорнэл». Именно Килгор был зачинателем особенного дизайна первой полосы газеты с его обзором «Какие новости?» (Приложение 1). Его стратегия общенационального распространения газеты привела к тому, что тираж вырос от 33 000 экземпляров в 1941 году до 1,1 миллиона ко времени смерти Килгора в 1967 года. Также благодаря Килгору в 1947 году газета получила свою первую Пулицеровскую премию за редакторские статьи.
WSJ имела отличную репутацию благодаря выдающимся деловым новостям и консервативности мнений, однако тираж «Уолл-стрит джорнэл» упал в нестабильных 1990-х годов, отражая растущие расходы на рекламу и газету и вызывая предположения, что газете, возможно, придется решительно измениться, или быть проданной.

Эра Kann-House

Десятилетие, которое последовало за предыдущим, было, возможно, худшим в истории газеты, по крайней мере, как коммерческого предприятия. Доу Джонс уже был стеснён в средствах из-за неудавшейся электронной информационной службы «Telerate», когда по нему сильно ударило снижение доходов от рекламы, который последовал за возникновением многих интернет-компаний в 2000 году. Доходы от рекламы продолжали падать во время рецессии, последовавшей за террористическими атаками 11 сентября 2001 года. Похищение и убийство репортёра Дэниэла Перла в январе 2002, казалось, способствовали ещё большему снижению популярности WSJ. К 2005 году штатные сотрудники «Уолл-стрит джорнэл» перенесли долгий период трагедии и строгости, во время которой многие были уволены или получали пониженные гонорары, в то время как начальство продолжало получать премии и высокую зарплату. Критики и акционеры отметили разъединение между поведением руководителей и ценностями корпоративного управления, проповедуемыми редакционной статьей газеты (Два ведущих чиновника в Доу Джонсе, президент Питер Канн и издатель Journal Карен Хаус, были женаты, что многие расценили как нарушение конкурентных отношений между независимыми участниками сделки, которые члены акционерного общества должны поддерживать друг с другом).
К тому времени, когда австралиец-магнат СМИ Руперт Мердок сделал предложение Доу Джонсу в мае 2007, многие из лучших репортеров и редакторов Journal уехали в раздра-жении. Предложение Мердока — 60$ за акцию, что было приблизительно на 80 % выше, чем преобладающая на рынке цена — казалось некоторым чрезмерным. Фактически, говорили другие, Мердок узнал, что сделка стоящая, когда он увидел одно: журналистская репутация газеты, так же как другие параметры, созданные Бэрроном и Доу Джонсом, была столь же сильна, как всегда. Все же курс акций Доу Джонса фактически снижался в реальном исчислении уже в течение 20 лет и редко возрастал только по номинальным показателям.
Приобретение Мердоком WSJ вызвало дальнейшие отъезды сотрудников, наиболее заметным из которых стал уход звезды — финансового репортера Хенни Сендера, который перешёл на работу в «Файнэншл Таймс» несмотря на личное обращение от Мердока, по сообщениям, полученного по телефону с его средиземноморской яхты. Формальное приобретение Мердоком компании Доу Джонса в декабре 2007, казалось, сигнализировало, что пришёл конец славной истории «Wall-Street Journal».

Интернет-расширение

Выпуск приложения к печатной версии газеты, «Уолл-стрит джорнел — Онлайн», был начат в 1996 году. В 2003 г. Доу Джонс начал объединять сообщения печатной версии и онлайн подписчиков в заявлениях Бюро по контролю за тиражами. Этот сайт считается самым большим платным новостным ресурсом в Сети, распространяющим сообщения более чем 980 тысячам подписчиков в середине 2007 года. В мае 2008 года годовая подписка на онлайн-выпуск «Уолл-стрит джорнэл» стоила $119 для тех, кто не был подписан на печатную версию.
30 ноября 2004 года Oasys Mobile и «Уолл-стрит джорнэл» запустили приложение, которое позволило пользователям получать доступ к содержанию «Уолл-стрит джорнэл — Онлайн» через мобильный телефон. Это «обеспечит пользователям получение самых свежих деловых и финансовых новостей от сетевой версии „Джорнэл“, наряду со всесторонним анализом рынков, акций и товарных бирж, плюс персональный перечень информации — всё это непосредственно на сотовый телефон.» Платное содержание газеты есть и в свободном доступе, но на ограниченной основе — для подписчиков Службы AOL, а также через бесплатный Congoo Netpass. Много новостей «Уолл-стрит джорнэл» доступны благодаря бесплатным онлайн-газетам, которые подписываются на новости синдиката Доу Джонса. Материалы, получившие Пулицеровскую премию с 1995 года находятся в свободном доступе на веб-сайте Pulitzer. «Уолл-стрит джорнэл» недавно сделала всё своё содержание бесплатным в виде файлов формата PDF. К ним можно получить доступ как через URL, так и через веб-приложения. Однако большая часть содержания, доступного на веб-сайте, — только для подписчиков. Эти материалы содержат заголовки и первые абзацы, но блокируют большинство статьей, если пользователь не зарегистрирован. Вообще, главные новостные материалы доступны широкой публике.
В сентябре 2005 года газета начала печатать выпуск выходного дня, поставляемый всем подписчикам. Этот шаг был предпринят для того, чтобы привлечь больше потребительской рекламы.
В 2005 году «WSJ» сообщил о характеристики своего среднего читателя: приблизительно 60 % входит в высшее исполнительное руководство, средний доход составляет $191000, а средний возраст — 55 лет. В 2007 «Уолл-стрит джорнэл» начал международное расширение своего веб-сайта, чтобы популяризировать главные выпуски на иностранном языке. Газета также проявила интерес к покупке конкурирующей «Financial Times».

Особенности

С 1980 года газета издается в нескольких секциях. В среднем, «WSJ» содержит приблизительно 96 страниц. На 2007 год было запланировано включение 44 дополнительных обзоров (специальные секции, сосредотачивающиеся на единственной проблеме). Регулярно выходящие разделы:

• Секция «Один» — выходит каждый день; корпоративные новости, а также политические и экономические сообщения и страницы мнений
• Рынок — с понедельника по пятницу; освещение здоровья, технологий, СМИ и маркетинговых отраслей промышленности (выпуск второй секции был начат 23 июня 1980 г.)
• Деньги и Инвестиции — выходит каждый день; анализ международных финансовых рынков (с 3 октября 1988 г.)
• Личный «Джорнэл» — издаётся со вторника по четверг; рассказывает о персональных инвестициях, карьерах и культурных поисках (секция была введена 9 апреля 2002 г.)
• «Джорнэл в выходные» — издаётся по пятницам; исследует личные интересы деловых читателей, включая недвижимость, путешествия и спорт (публикуется с 20 марта 1998 г.)
• Поиски — прежде издавалась по субботам; раздел введён 17 сентября 2005 года с дебютным выпуском приложения выходного дня; сосредоточен на образе жизни читателей и досуге, включая еду и питьё, рестораны и тенденции приготовления пищи, развлечения и культуру, книги, моду, шоппинг, путешествия, спорт, отдых и дом. Эта секция была включена в приложение выходного дня с 15 сентября 2007 г.

Кроме того, несколько колумнистов регулярно пишут для страницы мнений в «Джорнэл» и OpinionJournal.com:

• Ежедневно — «Лучшее в Сети сегодня», Джеймс Таранто
• в понедельник — «Американское», Мэри О’Грейди
• во вторник — «Глобальная точка зрения», Брет Стефенс
• в среду — «Деловой мир», Холман Дженкинс-младший
• в четверг — «Удивительная земля», Дэниэл Хеннингер
• в пятницу — «Потомакские часы», Кимберли Страссел; «Декларации», Пегги Нунан
• Выпуск выходного дня — «Верховенство закона» и «Воскресное интервью» (разные авторы)

Мнения

Два резюме «Справедливость и точность в материале» и «Обзор журналистики округа Колумбия», — изданные в 1995 и в 1996 годах неоднократно критиковали редакционную полосу «Уолл-стрит джорнел» за погрешность и непорядочность в 1980-х и 1990-х годах.
Газета получила две первые Пулицеровские премии за редакторские колонки в 1947 и 1953 годах. Вот как она описывает историю своих передовых статей: «Они объединены мантрой „свободные рынки и свободные люди“, принципами, отмеченными в знаковом 1776 году Декларацией независимости Томаса Джефферсона и „Богатством наций“ Адама Смита. Так, и в прошлом столетии и в следующем „WSJ“ стоит за свободную торговлю и устойчивую валюту; против разорительного налогообложения и указов королей и других коллективистов; и за отдельную автономию против диктаторов, сутенёров (имелось ввиду сюзеренов?). Если эти принципы кажутся безусловными в теории, применение их в наше время является часто немодным и спорным.»
Его историческая позиция была почти такой же и разъясняла консервативность редакционной полосы газеты: «На редакционной полосе мы не делаем вид, что идём посередине дороги. Наши комментарии и интерпретации сделаны с определённой точки зрения. Мы верим в человека, его мудрость и его благопристойность. Мы выступаем против всех нарушений индивидуальных прав, происходят ли они от попыток частной монополии, монополии профсоюза или от растущего правительства. Люди скажут, что мы являемся консервативными или даже реакционными. Мы не очень интересуемся навешиванием ярлыков, но если бы мы должны были выбрать один, мы сказали бы, что являемся радикальными». (Уильям Грайз, 1951)

Каждый День Благодарения редакционная полоса печатает две известных статьи, которые появились там с 1961 года. Первая называется «Пустынная дикая местность» и описывает то, что увидели паломники, когда достигли Плимутской колонии. Вторая носит заглавие «И Справедливая Земля» и описывает в романтичных красках «щедрость» Америки. Она была написана прежним редактором Вермонтом Ройстером, рождественская статья которого «Во имя нашей эры» появляется каждое 25 декабря с 1949 года.

Экономические проблемы

Во время правительства Рейгана редакционная полоса газеты была особенно влиятельна как ведущий голос экономики предложения. Под редакцией Роберта Бартли она излагала доктрину по таким экономическим вопросам, как кривая Лаффера (кривая, показывающая связь между налоговыми ставками и объёмом налоговых поступлений) и каким образом уменьшение в определённых крайних налоговых ставках и налоге на прирост капитальной стоимости может увеличить полные налоговые поступления, производя больше деловой активности.
В экономической аргументации режимов обменного курса (одна из главных аналитических проблем среди экономистов) у «Джорнэл» есть тенденция поддерживать установленные обменные курсы, а не «плавающие», несмотря на поддержку свободного рынка в других отношениях. Например, «WSJ» был главным сторонником ориентирования китайского юаня на доллар и настоятельно не соглашался с американскими политическими деятелями, которые критиковали китайское правительство. Газета выступала против шагов Китая оставить юань «плавающим», утверждая, что фиксированная процентная ставка приносила бы пользу и Соединённым Штатам и Китаю.

Взгляды «Уолл-стрит джорнэл» несколько похожи на таковые из британского журнала «The Economist» с его акцентом на свободных рынках. Однако, у «Джорнэл» действительно есть важные отличия от европейских деловых газет, так как он уделяет большое значение размерам и причинам американского бюджетного дефицита (газета обвиняет США в нехватке роста иностранного капитала и других связанных с ним вещей, в то время как большинство деловых журналов в Европе и Азии говорит об очень низкой норме сбережений и согласующейся с ним высокой норме заимствования в Соединённых Штатах).

Политические проблемы

Редакционная коллегия долго приводила доводы в пользу менее жёсткой иммиграционной политики. В передовой статье 3 июля 1984 года правление написало: «Если Вашингтон всё ещё хочет сделать что-нибудь для иммигрантов, мы предлагаем поправку к Конституции с четырьмя словами: „Должны быть открыты границы“». Эта позиция отметила «Джорнэл» как противника большинства консервативных активистов и политических деятелей, например, «Национальный Обзор», который одобряет усиление ограничений на иммиграцию. Редакция обычно издает материалы американских и мировых лидеров в науке, бизнесе, управлении и политике.

Относительно проблем международной политики и национальной безопасности, редакционная полоса «WSJ» находится прямо в неоконсервативном лагере, например, поддерживая длительное присутствие американских войск в Ираке и законности лагеря в заливе Гуантанамо. С помощью передовых и гостевых статей (от авторов, таких как Джон Ю, «Закон Беркли») газета доказывает, что заключённых задерживают справедливо, и что лагерь — необходимый компонент в войне с террористами. «Джорнэл» также отступает от обычных либеральных редакционных полос в своём комментарии относительно арабско-израильского конфликта. Хотя газета поддерживает решение признать два государства, она редко критикует израильскую политику на спорных территориях и вообще поддерживает израильские контртеррористические операции. Однако газета присоединилась к большинству СМИ во мнении, что правительство во главе с Махмудом Аббасом — законный, демократически избранный режим.
Редакционная полоса обычно публикует статьи учёных, скептично настроенных относительно теории глобального потепления, включая несколько влиятельных эссе Ричарда Линдзена из Массачуссетского технологического института.

Новости и мнение

Несмотря на репутацию «Джорнэл» как консервативной газеты, её редакторы подчеркивают независимость и беспристрастность их репортёров, но по крайней мере одно исследование уклона СМИ нашло, что сообщение новостей в издании отклоняется «влево», если что-нибудь случается.
Исследование «Мера уклона СМИ», проведённое в декабре 2004 года Тимом Гросклоузом из университета Калифорнии в Лос-Анджелесе и Джеффа Мильо из университета Миссури, выявило, что: "Самый большой сюрприз — это «Уолл-стрит джорнэл», который мы находим самым либеральным после изучения 20 новостных выходов. Мы должны сначала напомнить читателям, которых эта оценка (так же как все другие газетные оценки) отсылает только к новостям «Уолл-стрит джорнэл»; мы опустили все данные, которые почерпнули из его редакционной полосы. Если бы мы включали данные редакционной полосы, то, конечно, издание казалось бы более консервативным. Во-вторых, некоторая неподтверждённая информация подкрепляет фактами наш результат. Например, Рид Ирвайн и Клифф Кинкейд (2001) замечают, что «у „WSJ“ было давнишнее разделение между его консервативными редакционными полосами и либеральными страницами новостей». Пол Сперри, в статье «Миф консерватора „Уолл-стрит джорнел“», отмечает, что отдел новостей этой газеты иногда называет сотрудников редакционного подразделения «нацистами». Сперри пишет, что «новостной и редакционный отделы так же политически поляризованы, как Северная и Южная Корея»".

Континентальные выпуски

«Уолл-стрит джорнэл» — Азия обеспечивает новости и анализ глобального коммерческого развития для азиатской аудитории. Он был основан в 1976 году и напечатан в девяти азиатских городах: Бангкоке, Гонконге, Джакарте, Куала-Лумпуре, Маниле, Сеуле, Сингапуре, Тайбэе и Токио. Средний тираж на первую половину 2008 года составляет 80 706 экземпляров. Его наибольшие рынки распространения в порядке важности: Гонконг, Сингапур, Филиппины, Япония, Таиланд, Южная Корея, Индонезия, Тайвань, Малайзия, Китай, Индия и Вьетнам. Главный региональный офис газеты находится в Гонконге, и его редактором является Дэниэл Херцберг. Первым редактором и издателем азиатского выпуска был Питер Канн, прежний председатель и генеральный директор Dow Jones & Company. «Уолл-стрит джорнел» — Азия можно также найти в «Уолл-стрит джорнэл» Онлайн на WSJ.com, крупнейшем платном подписном сервисе новостей в Сети. «Уолл-стрит джорнэл» — Азия также издается онлайн на китайском языке на Chinese.wsj.com.

Статистика

• 77,9 % читателей газеты — азиатские граждане, и 67,4 % из них работают в высшем исполнительном руководстве.
• Читатели имеют среднегодовой доход $229000 и средний ежегодный домашний доход $301000.

«Уолл-стрит джорнел» — Европа является версией «Уолл-стрит джорнэл» с ежедневными новостями и анализом глобального коммерческого развития для европейской аудитории. Он был основан в 1983 году, теперь выходит в шести европейских странах, и распространяется в более чем 50 странах. Средний тираж на первую половину 2004 года составлял 87 018 экземпляров. Газета также поддерживает стратегические отношения с Handelsblatt, немецким бизнес-ежедневником, с которым европейский выпуск делится контентом. Газета может включать до четырёх секций:

• Секция «Один» — глобальные и европейские корпоративные новости, политические и экономические сообщения

Сетевые технологии — подраздел, включённый в секцию «Один», освещает новости технологии, СМИ, продаж и управления

• Деньги и инвестиции — освещение и анализ финансовых рынков, а также колонка комментария
• Личный «Джорнел» — издается только по пятницам, эта секция — справочник по досугу, образу жизни, личным инвестициям, карьерам, и культурным поискам
• Специальные сообщения — они могут включать Технологии, Ежеквартальный обзор Взаимных фондов, Электронную коммерцию, Европу 500 и Обзор конца года. Статистика
• Имеет более высокую концентрацию высшего руководства и служащих с высокими доходами среди читателей, чем любое международный ежедневник или еженедельник
• 75 % читателей — европейские граждане, 70 % — высшее исполнительное руководство со средним домашним доходом $305690.

OpinionJournal.com возник как веб-сайт, содержащий редакционные полосы «Уолл-стрит джорнел». Он существовал отдельно от новостей до января 2008 года, когда стал частью главного веб-сайта wsj.com. В дополнение к передовым статьям и колонкам печатной версии газеты, wsj.com ведет две ежедневных колонки только для сети:

• Лучшее в Сети сегодня, Джеймс Таранто, редактор OpinionJournal.com (никакой подписки не требуется).
• Политический дневник, редактируемый Холманом Дженкинсом-младшим (требуется подписка).

Передовые статьи (названные «Обзор и Перспектива») отражают консервативную политическую редакционную линию «WSJ», так же, как и её постоянные комментаторы, Пегги Нунан, Джон Фанд и Дэниэл Хеннингер.

Рекламные кампании

В конце февраля 2015 года The Wall Street Journal начала новую маркетинговую кампанию под названием «Make time», целью которой является расширение аудитории в условиях жестокой конкуренции в бизнес-журналистике.

Идея проста: у всех людей, даже очень занятых и весьма успешных, есть время на то, чтобы почитать газету. Не обязательно в печатном варианте: технологии позволяют это сделать, не отрываясь от экрана компьютера или гаджета. Видеоролики на эту тему были размещены на станциях метро Нью-Йорка, в деловых районах Токио, на видеоэкранах международных рейсов, в бизнес-залах Хитроу и Лондона.

По словам Джерарда Бейкера, главного редактора The Wall Street Journal, руководство популярного СМИ стремится донести амбициозным людям, насколько эта газета может быть для них ценной и полезной.

Маркетинговую кампанию поддержали такие знаменитости как модельер Тори Батч, генеральный директор SAP Билл Макдермотт и участник группы The Black Eyeds Peas, рэпер will.i.am. В одном из рекламных роликов, will.i.am бросает всю работу, чтобы расслабившись, в тихой комнате почитать The Wall Street Journal.

«Главной трудностью на пути привлечения новых читателей является их занятость. Показывая, что самые занятые люди мира находят минутку для чтение нашей газеты, мы показываем её истинную ценность», — сообщил Исаак Силверглейт, креативный директор маркетинговой кампании.

См. также

• Dow Jones
• Factiva
• Пресса в США

Ссылки

• [www.wsj.com/ Сайт издания]
• [online.wsj.com/mdc/public/page/marketsdata.html Markets Data Center]- раздел газеты, содержащий сводные данные по различным рынкам
• Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
• [wsjournal.ru Сайт Уайт Сквер Джорнел ]

Отрывок, характеризующий The Wall Street Journal

Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.


22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.


– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
Генерал, который вел депо, с красным испуганным лицом, погоняя свою худую лошадь, скакал за каретой. Несколько офицеров сошлось вместе, солдаты окружили их. У всех были взволнованно напряженные лица.
– Qu'est ce qu'il a dit? Qu'est ce qu'il a dit?.. [Что он сказал? Что? Что?..] – слышал Пьер.
Во время проезда маршала пленные сбились в кучу, и Пьер увидал Каратаева, которого он не видал еще в нынешнее утро. Каратаев в своей шинельке сидел, прислонившись к березе. В лице его, кроме выражения вчерашнего радостного умиления при рассказе о безвинном страдании купца, светилось еще выражение тихой торжественности.
Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер.
Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.


Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.


С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaitre a Votre Majeste l'etat de ses troupes dans les differents corps d'annee que j'ai ete a meme d'observer depuis deux ou trois jours dans differents passages. Elles sont presque debandees. Le nombre des soldats qui suivent les drapeaux est en proportion du quart au plus dans presque tous les regiments, les autres marchent isolement dans differentes directions et pour leur compte, dans l'esperance de trouver des subsistances et pour se debarrasser de la discipline. En general ils regardent Smolensk comme le point ou ils doivent se refaire. Ces derniers jours on a remarque que beaucoup de soldats jettent leurs cartouches et leurs armes. Dans cet etat de choses, l'interet du service de Votre Majeste exige, quelles que soient ses vues ulterieures qu'on rallie l'armee a Smolensk en commencant a la debarrasser des non combattans, tels que hommes demontes et des bagages inutiles et du materiel de l'artillerie qui n'est plus en proportion avec les forces actuelles. En outre les jours de repos, des subsistances sont necessaires aux soldats qui sont extenues par la faim et la fatigue; beaucoup sont morts ces derniers jours sur la route et dans les bivacs. Cet etat de choses va toujours en augmentant et donne lieu de craindre que si l'on n'y prete un prompt remede, on ne soit plus maitre des troupes dans un combat. Le 9 November, a 30 verstes de Smolensk».
[Долгом поставляю донести вашему величеству о состоянии корпусов, осмотренных мною на марше в последние три дня. Они почти в совершенном разброде. Только четвертая часть солдат остается при знаменах, прочие идут сами по себе разными направлениями, стараясь сыскать пропитание и избавиться от службы. Все думают только о Смоленске, где надеются отдохнуть. В последние дни много солдат побросали патроны и ружья. Какие бы ни были ваши дальнейшие намерения, но польза службы вашего величества требует собрать корпуса в Смоленске и отделить от них спешенных кавалеристов, безоружных, лишние обозы и часть артиллерии, ибо она теперь не в соразмерности с числом войск. Необходимо продовольствие и несколько дней покоя; солдаты изнурены голодом и усталостью; в последние дни многие умерли на дороге и на биваках. Такое бедственное положение беспрестанно усиливается и заставляет опасаться, что, если не будут приняты быстрые меры для предотвращения зла, мы скоро не будем иметь войска в своей власти в случае сражения. 9 ноября, в 30 верстах от Смоленка.]
Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.
Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d'Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.


Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.