Уолл-стрит (фильм, 1987)

Уолл-стрит
Wall Street
Жанр	драма
Режиссёр	Оливер Стоун
Продюсер	Майкл Флинн А. Китман Хо Эдвард Р. Прессман
Автор сценария	Стэнли Вайзер Оливер Стоун
В главных ролях	Майкл Дуглас Чарли Шин
Оператор	Роберт Бридж Ричардсон
Композитор	Стюарт Коупленд Антонио Карлос Жобим Джерри Голдсмит
Кинокомпания	20th Century Fox
Длительность	125 мин
Бюджет	$ 15 млн
Сборы	$ 43 848 069
Страна	США США
Язык	английский
Год	1987
IMDb	ID 0094291
Выход фильма «Уолл-стрит» (оригинальное название — Wall Street)

К:Фильмы 1987 года

«Уолл-стрит» — кинофильм, драма, снятая режиссёром Оливером Стоуном. Повествует об истории взлёта и падения молодого брокера Бада Фокса.

Получил премию «Оскар» и «Золотой Глобус» за лучшую главную мужскую роль (Майкл Дуглас). В 2010 году на экраны вышло продолжение картины.

Сюжет

События фильма происходят в 1985 году в Нью-Йорке.

Молодой честолюбивый брокер Бад Фокс готов на всё, чтобы пробиться на самый верх в биржевой торговле. Его кумир — Гордон Гекко, акула биржевого рынка. Фокс безуспешно добивается встречи с ним. Случайно узнав от своего отца инсайдерскую информацию о том, что в ближайшее время суд вынесет решение в пользу авиакомпании Bluestar, Фокс хитростью проникает к Гордону и рассказывает ему об этом, предлагая купить акции авиакомпании до того, как они поднимутся в цене. Гордон неожиданно соглашается, и вскоре между ними начинается деловое сотрудничество.

Благодаря связям с Гекко молодой брокер делает карьеру в своей конторе. Гекко при этом не гнушается различными нечистоплотными приёмами, вовлекая в махинации и Фокса. Гекко удаётся крупная сделка с корпорацией Teldar Papers. Тем времнем Фокс неожиданно узнаёт о том что Гекко, переиграв свои первоначальные планы по инвестициям и развитию, наоборот, собирается распродать по частям Bluestar. В авиакомпании начинал работать сам Фокс и сейчас работает его отец, попавший из-за этой истории в больницу с сердечным приступом. Всё это настолько выводит Бада из себя, что он готов отомстить своему наставнику и, в недавнем прошлом, кумиру. Бад Фокс за спиной Гекко договаривается с его принципиальным противником Ларри Уайлдменом и организует резкое падение стоимости акций Гордона, из-за чего тот лишается крупной суммы денег.

Гордон сдаёт Бада финансовой полиции как брокера, пользующегося инсайдерской информацией, и Фокса арестовывают. Морально опустошённый Фокс идёт на сотрудничество с властями и передаёт информацию о самом Гекко. В конце фильма родители морально поддерживают Фокса и провожают его в здание суда.

В ролях

• Чарли Шин — Бад Фокс, брокер
• Мартин Шин — Карл Фокс, отец Бада
• Майкл Дуглас — Гордон Гекко
• Дэрил Ханна — Дерен Тейлор, любовница Бада
• Тамара Тюни — Каролин
• Хэл Холбрук — Лу Манхейм
• Джеймс Спейдер — Роджер Барнс
• Шон Янг — Кейт Гекко, супруга Гордона
• Андреа Томпсон — Лиза, проститутка
• Джон Макгинли — Марвин, друг Бада
• Теренс Стэмп — сэр Ларри Уайлдмен, финансовый магнат
• Джеймс Карен — Линч
• Том Лорен — брокер
• Сильвия Майлз — Долорес, риэлтер
• Оливер Стоун — трейдер
• Пол Гилфойл — Стоун Ливингстон
• Милли Перкинс — мама Бада Фокса
• Франклин Ковер — Дэн

Съёмки

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Во время съёмок рабочим названием фильма было — «Жадность».

Ролью Бада Фокса интересовался Том Круз, но Оливер Стоун отдавал предпочтение Чарли Шину, который и снялся в итоге в главной роли. Майкл Дуглас, регулярно снимавшийся в героических ролях в таких фильмах, как «Роман с камнем», подыскивал себе роль отрицательного персонажа, и интересовался ролью Гордона Гекко. Студия хотела, чтобы в роли Гордона Гекко снялся Уоррен Битти, но он не был заинтересован, и отказался. Сам Оливер Стоун изначально хотел снимать в этой роли Ричарда Гира, но он также отказался, и режиссёр остановился на кандидатуре Майкла Дугласа, несмотря на многочисленные предупреждения не снимать его. Стоун вспоминает: «Чуть ли не каждый в Голливуде предупреждал меня, что Майкл не сможет играть, что он, скорее, продюсер, чем актёр, и будет проводить всё время в своём фургоне, болтая по телефону. Но когда Майкл играл, он отдавал себя целиком и полностью». Майкл Дуглас вспоминает: «Я считал это великой ролью. Сценарий был длинным, и в нём присутствовали огромные монологи. Я никогда раньше не видел сценария, в котором бы монологи занимали страницы. Я подумал: ого! Это просто невероятно!». Чтобы вжиться в роль, Майкл Дуглас читал биографии акул биржевого рынка.

Дэрил Ханна, снявшаяся в роли подруги Бада Фокса, не любила свою роль и играла с большим неудовольствием. Стоун вспоминает: «Дэрил Ханна не нравилась её роль, и мне бы не следовало её снимать. Моя команда мечтала избавиться от неё после первого же дня съёмок. Но моя гордыня была настолько велика, что я сказал: всё в итоге будет хорошо».

Актриса Шон Янг, сыгравшая жену Гордона Гекко, прямо высказала своё мнение о том, что Дэрил нужно уволить, а её роль передать ей. Много позже Стоун признался, что ему всё же следовало бы поменять местами Дэрил Ханна и Шон Янг.

Первая версия

Первоначальный монтаж фильма был примерно на 40 минут длиннее финальной версии, показанной в кинотеатрах: 160 минут вместо 120. Большинство впоследствии вырезанных эпизодов относилось к роману Бада Фокса и Кейт, жены Гордона Гекко. В результате этого роль Кейт в фильме сократилась до минимума. Это также объясняет, почему Гордон ведёт себя настолько агрессивно в финале фильма.

Другие вырезанные сцены касались отсылок на прошлое Дериен, которая начинала как девушка по вызову. Часть вырезанных эпизодов объясняет, каким образом Бад Фокс стал президентом авиакомпании «Блюстар», одновременно продолжая работать брокером, что выглядит совершенно странным и непонятным в финальной версии фильма.

Премии и номинации

Награда	Кому присуждена
1988 Победа: премия Оскар
лучшая мужская роль	Майкл Дуглас
1988 Победа: премия Золотой глобус
лучшая мужская роль	Майкл Дуглас
1988 Победа: «Серебряная лента» (Италия)
лучший актёр	Майкл Дуглас
1987 Победа: премия Национального совета кинокритиков США
лучший актёр	Майкл Дуглас
1987 Победа: ассоциация кинокритиков Нью-Йорка
лучший актёр (2-е место)	Майкл Дуглас
1988 Победа: премия Давид ди Донателло
лучший актёр иностранного фильма	Майкл Дуглас
1988 Победа: премия Золотая малина
худшая женская роль второго плана	Дэрил Ханна

Факты

• В истории кинематографа имеется фильм с аналогичным названием — «Уолл-Стрит». Он вышел 1 декабря 1929 года.
• Актёр Мартин Шин, сыгравший Карла Фокса, отца Бада Фокса — настоящий отец Чарли Шина.
• Фильм посвящён отцу Оливера Стоуна Луису Стоуну (1910—1985), биржевому брокеру, который в своё время преуспел на Нью-Йоркской бирже. Сценарий писался по воспоминаниям об отце.
• Фраза «Жадность — это хорошо», сказанная Гордоном Гекко (78-я минута фильма), принадлежит Ивану Боски (Ivan Boesky), биржевому воротиле 1980-х гг. Он же, возможно, в чём-то послужил прототипом Гекко, так как действительно потерял деньги при падении цен на купленные до этого акции (эта история вошла в книгу Джеймса Стюарта «Алчность и слава Уолл-стрит», в которой тоже упоминается, что слова «Жадность — это хорошо» были сказаны Иваном Боски).
• Другим прототипом Гордона Гекко считается Карл Айкен, которому принадлежит фраза «Хочешь иметь друга на Уолл-стрит — заведи собаку»
• По версии журнала Premiere фраза «Жадность — это хорошо» входит в рейтинг 100 самых популярных фраз фильмов ХХ века под номером 70.
• В фильме «Горячие головы 2», где на лодках встречаются Мартин Шин и Чарли Шин, каждый кричит другому: «Классно сыграл в „Уолл-стрит“!».
• Гордон Гекко разговаривает по мобильному телефону Motorola DynaTac 8000X — первый в мире сотовый телефон.
• Спустя 23 года Оливер Стоун снял сиквел «Уолл-стрит: Деньги не спят» где Чарли Шин появляется в эпизодической роли Бада Фокса.

См. также

• Рейдерство (бизнес)

Ссылки

• [www.metacritic.com/movie/wallstreet Wall Street] (англ.) на сайте Metacritic
• [www.imsdb.com/scripts/Wall-Street.html «Wall Street» оригинальный сценарий Stanley Weiser & Oliver Stone]

Отрывок, характеризующий Уолл-стрит (фильм, 1987)

Он хотел уйти.
– Постойте, два слова. Une fois passe aux gardes… [Раз он перейдет в гвардию…] – Она замялась: – Вы хороши с Михаилом Иларионовичем Кутузовым, рекомендуйте ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я была покойна, и тогда бы уж…
Князь Василий улыбнулся.
– Этого не обещаю. Вы не знаете, как осаждают Кутузова с тех пор, как он назначен главнокомандующим. Он мне сам говорил, что все московские барыни сговорились отдать ему всех своих детей в адъютанты.
– Нет, обещайте, я не пущу вас, милый, благодетель мой…
– Папа! – опять тем же тоном повторила красавица, – мы опоздаем.
– Ну, au revoir, [до свиданья,] прощайте. Видите?
– Так завтра вы доложите государю?
– Непременно, а Кутузову не обещаю.
– Нет, обещайте, обещайте, Basile, [Василий,] – сказала вслед ему Анна Михайловна, с улыбкой молодой кокетки, которая когда то, должно быть, была ей свойственна, а теперь так не шла к ее истощенному лицу.
Она, видимо, забыла свои годы и пускала в ход, по привычке, все старинные женские средства. Но как только он вышел, лицо ее опять приняло то же холодное, притворное выражение, которое было на нем прежде. Она вернулась к кружку, в котором виконт продолжал рассказывать, и опять сделала вид, что слушает, дожидаясь времени уехать, так как дело ее было сделано.
– Но как вы находите всю эту последнюю комедию du sacre de Milan? [миланского помазания?] – сказала Анна Павловна. Et la nouvelle comedie des peuples de Genes et de Lucques, qui viennent presenter leurs voeux a M. Buonaparte assis sur un trone, et exaucant les voeux des nations! Adorable! Non, mais c'est a en devenir folle! On dirait, que le monde entier a perdu la tete. [И вот новая комедия: народы Генуи и Лукки изъявляют свои желания господину Бонапарте. И господин Бонапарте сидит на троне и исполняет желания народов. 0! это восхитительно! Нет, от этого можно с ума сойти. Подумаешь, что весь свет потерял голову.]
Князь Андрей усмехнулся, прямо глядя в лицо Анны Павловны.
– «Dieu me la donne, gare a qui la touche», – сказал он (слова Бонапарте, сказанные при возложении короны). – On dit qu'il a ete tres beau en prononcant ces paroles, [Бог мне дал корону. Беда тому, кто ее тронет. – Говорят, он был очень хорош, произнося эти слова,] – прибавил он и еще раз повторил эти слова по итальянски: «Dio mi la dona, guai a chi la tocca».
– J'espere enfin, – продолжала Анна Павловна, – que ca a ete la goutte d'eau qui fera deborder le verre. Les souverains ne peuvent plus supporter cet homme, qui menace tout. [Надеюсь, что это была, наконец, та капля, которая переполнит стакан. Государи не могут более терпеть этого человека, который угрожает всему.]
– Les souverains? Je ne parle pas de la Russie, – сказал виконт учтиво и безнадежно: – Les souverains, madame! Qu'ont ils fait pour Louis XVII, pour la reine, pour madame Elisabeth? Rien, – продолжал он одушевляясь. – Et croyez moi, ils subissent la punition pour leur trahison de la cause des Bourbons. Les souverains? Ils envoient des ambassadeurs complimenter l'usurpateur. [Государи! Я не говорю о России. Государи! Но что они сделали для Людовика XVII, для королевы, для Елизаветы? Ничего. И, поверьте мне, они несут наказание за свою измену делу Бурбонов. Государи! Они шлют послов приветствовать похитителя престола.]
И он, презрительно вздохнув, опять переменил положение. Князь Ипполит, долго смотревший в лорнет на виконта, вдруг при этих словах повернулся всем телом к маленькой княгине и, попросив у нее иголку, стал показывать ей, рисуя иголкой на столе, герб Конде. Он растолковывал ей этот герб с таким значительным видом, как будто княгиня просила его об этом.
– Baton de gueules, engrele de gueules d'azur – maison Conde, [Фраза, не переводимая буквально, так как состоит из условных геральдических терминов, не вполне точно употребленных. Общий смысл такой : Герб Конде представляет щит с красными и синими узкими зазубренными полосами,] – говорил он.
Княгиня, улыбаясь, слушала.
– Ежели еще год Бонапарте останется на престоле Франции, – продолжал виконт начатый разговор, с видом человека не слушающего других, но в деле, лучше всех ему известном, следящего только за ходом своих мыслей, – то дела пойдут слишком далеко. Интригой, насилием, изгнаниями, казнями общество, я разумею хорошее общество, французское, навсегда будет уничтожено, и тогда…
Он пожал плечами и развел руками. Пьер хотел было сказать что то: разговор интересовал его, но Анна Павловна, караулившая его, перебила.
– Император Александр, – сказала она с грустью, сопутствовавшей всегда ее речам об императорской фамилии, – объявил, что он предоставит самим французам выбрать образ правления. И я думаю, нет сомнения, что вся нация, освободившись от узурпатора, бросится в руки законного короля, – сказала Анна Павловна, стараясь быть любезной с эмигрантом и роялистом.
– Это сомнительно, – сказал князь Андрей. – Monsieur le vicomte [Господин виконт] совершенно справедливо полагает, что дела зашли уже слишком далеко. Я думаю, что трудно будет возвратиться к старому.
– Сколько я слышал, – краснея, опять вмешался в разговор Пьер, – почти всё дворянство перешло уже на сторону Бонапарта.
– Это говорят бонапартисты, – сказал виконт, не глядя на Пьера. – Теперь трудно узнать общественное мнение Франции.
– Bonaparte l'a dit, [Это сказал Бонапарт,] – сказал князь Андрей с усмешкой.
(Видно было, что виконт ему не нравился, и что он, хотя и не смотрел на него, против него обращал свои речи.)
– «Je leur ai montre le chemin de la gloire» – сказал он после недолгого молчания, опять повторяя слова Наполеона: – «ils n'en ont pas voulu; je leur ai ouvert mes antichambres, ils se sont precipites en foule»… Je ne sais pas a quel point il a eu le droit de le dire. [Я показал им путь славы: они не хотели; я открыл им мои передние: они бросились толпой… Не знаю, до какой степени имел он право так говорить.]
– Aucun, [Никакого,] – возразил виконт. – После убийства герцога даже самые пристрастные люди перестали видеть в нем героя. Si meme ca a ete un heros pour certaines gens, – сказал виконт, обращаясь к Анне Павловне, – depuis l'assassinat du duc il y a un Marietyr de plus dans le ciel, un heros de moins sur la terre. [Если он и был героем для некоторых людей, то после убиения герцога одним мучеником стало больше на небесах и одним героем меньше на земле.]
Не успели еще Анна Павловна и другие улыбкой оценить этих слов виконта, как Пьер опять ворвался в разговор, и Анна Павловна, хотя и предчувствовавшая, что он скажет что нибудь неприличное, уже не могла остановить его.
– Казнь герцога Энгиенского, – сказал мсье Пьер, – была государственная необходимость; и я именно вижу величие души в том, что Наполеон не побоялся принять на себя одного ответственность в этом поступке.
– Dieul mon Dieu! [Боже! мой Боже!] – страшным шопотом проговорила Анна Павловна.
– Comment, M. Pierre, vous trouvez que l'assassinat est grandeur d'ame, [Как, мсье Пьер, вы видите в убийстве величие души,] – сказала маленькая княгиня, улыбаясь и придвигая к себе работу.
– Ah! Oh! – сказали разные голоса.
– Capital! [Превосходно!] – по английски сказал князь Ипполит и принялся бить себя ладонью по коленке.
Виконт только пожал плечами. Пьер торжественно посмотрел поверх очков на слушателей.
– Я потому так говорю, – продолжал он с отчаянностью, – что Бурбоны бежали от революции, предоставив народ анархии; а один Наполеон умел понять революцию, победить ее, и потому для общего блага он не мог остановиться перед жизнью одного человека.
– Не хотите ли перейти к тому столу? – сказала Анна Павловна.
Но Пьер, не отвечая, продолжал свою речь.
– Нет, – говорил он, все более и более одушевляясь, – Наполеон велик, потому что он стал выше революции, подавил ее злоупотребления, удержав всё хорошее – и равенство граждан, и свободу слова и печати – и только потому приобрел власть.
– Да, ежели бы он, взяв власть, не пользуясь ею для убийства, отдал бы ее законному королю, – сказал виконт, – тогда бы я назвал его великим человеком.
– Он бы не мог этого сделать. Народ отдал ему власть только затем, чтоб он избавил его от Бурбонов, и потому, что народ видел в нем великого человека. Революция была великое дело, – продолжал мсье Пьер, выказывая этим отчаянным и вызывающим вводным предложением свою великую молодость и желание всё полнее высказать.
– Революция и цареубийство великое дело?…После этого… да не хотите ли перейти к тому столу? – повторила Анна Павловна.
– Contrat social, [Общественный договор,] – с кроткой улыбкой сказал виконт.
– Я не говорю про цареубийство. Я говорю про идеи.
– Да, идеи грабежа, убийства и цареубийства, – опять перебил иронический голос.
– Это были крайности, разумеется, но не в них всё значение, а значение в правах человека, в эманципации от предрассудков, в равенстве граждан; и все эти идеи Наполеон удержал во всей их силе.
– Свобода и равенство, – презрительно сказал виконт, как будто решившийся, наконец, серьезно доказать этому юноше всю глупость его речей, – всё громкие слова, которые уже давно компрометировались. Кто же не любит свободы и равенства? Еще Спаситель наш проповедывал свободу и равенство. Разве после революции люди стали счастливее? Напротив. Mы хотели свободы, а Бонапарте уничтожил ее.