Уорд, Самуэль
| Самуэль Уорд | |
| Samuel Ward | |
 Портрет Самуэля в исполнении Джозефа Райта | |
| Род деятельности: |
дегустатор |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
Самуэль Уорд (англ. Samuel Ward; 1732—1820) — владелец имущества в Дерби и Ричмонде в Англии. Ещё мальчиком Самуэль был дегустатором у Красавчика принца Чарли, за что был награждён ценным алмазным кольцом. Позже был изображён Джозефом Райтом. Портрет и кольцо сейчас хранятся в собрании Музея и художественной галереи Дерби.
Биография
Уорд жил в Дерби. Когда 4 декабря 1745 года Карл Эдуард Стюарт оставался в Эксетер-хаусе в Дерби, его мать позволила Самуэлю быть дегустатором пищи кандидата на трон. Во время своего непродолжительного пребывания, Карл Эдуард решил отказаться от борьбы за корону Англии, и до того, как покинуть имение, дал матери Самуэля алмазное кольцо в благодарность за оказанную службу. Драгоценное кольцо состояло из одного крупного алмаза, окружённого десятью более мелкими[1]. Решение отступать в Шотландию означало нежелание молодого претендента получать корону Георга II. Позже армия Карла Стюарта была разбита в 1746 году в битве при Каллодене.
Позднее Уорд стал дербским бизнесменом и был изображён Джозефом Райтом около 1781 года. Подаренное кольцо осталось у его потомков, но кольцо, как и картина, хранится в собраниях Музея и художественной галереи Дерби[1]. Заметки, которые дошли вместе с картиной, описывали Уорда как человека «из Дерби, но позже из Ричмонда». Его жена была из Ричмонда, и он владел имуществом и там, и в Дерби.
История портрета
Первые сведения о портрете фигурируют в счетах Джозефа Райта 1781 года, где тот оценивает стоимость картины в двенадцать гиней[2]. Картина оставалось в семье Уорда до смерти Сары Уорд в 1947 году[3], после чего портрет был подарен Художественной галерее Дерби.
Напишите отзыв о статье "Уорд, Самуэль"
Примечания
- ↑ 1 2 [www.derby.gov.uk/LeisureCulture/MuseumsGalleries/AtPlaytreasureBonniePrinceCharliesRing.htm At Play treasure](недоступная ссылка — история). Derby.gov.uk. Проверено 6 июня 2011. [web.archive.org/20101211041726/www.derby.gov.uk/LeisureCulture/MuseumsGalleries/AtPlaytreasureBonniePrinceCharliesRing.htm Архивировано из первоисточника 11 декабря 2010].
- ↑ [www.derby.gov.uk/LeisureCulture/MuseumsGalleries/ArttreasureSamuelWard.htm Art Treasure – Samuel Ward](недоступная ссылка — история). Derby.gov.uk. Проверено 6 июня 2011.
- ↑ Nicolson Benedict. [books.google.co.uk/books?id=Ms09AAAAIAAJ&pg=PA70&dq=%22samuel+ward%22+joseph+wright+derby+charlie&hl=en&ei=VcXoTfWIGM2VswbOoIXoCg&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=1&ved=0CCsQ6AEwAA#v=snippet&q=samuel%20ward&f=false Joseph Wright of Derby: painter of light, Volume 1 p.70 & 223]. — Paul Mellon Foundation for British Art, 1968.
Отрывок, характеризующий Уорд, Самуэль
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.
Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
