Уотерс, Джон
| Джон Уотерс | |
| John Waters | |
 | |
| Имя при рождении: |
John Samuel Waters, Jr. |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Профессия: | |
| Карьера: |
1964 — наст. время |
Джон Уотерс (англ. John Waters, род. 22 апреля 1946) — американский кинорежиссёр, актёр, писатель, журналист, художник и коллекционер.
Содержание
Биография
Джон Уотерс прославился в начале 1970-х благодаря своим картинам в жанре трансгрессивного кино. В своих культовых фильмах 1970-х — начала 1980-х Дж. Уотерс регулярно снимает свою любимую труппу под названием «Dreamlanders». Среди них: Дивайн, Минк Стоул, Дэвид Локэри, Мэри Вивиан Пирс и Эдит Мэсси.
В 1972 году Джон Уотерс снял фильм «Розовые фламинго» с Дивайном в главной роли. Критики называют картину «самым отвратительным фильмом всех времён»[1].
Начиная с фильма «Жизнь в отчаянии» (англ. «Desperate Living», 1977), Уотерс начал снимать реальных осуждённых преступников (Лиз Реней, Патриция Хёрст), а также знаменитую в прошлом порноактрису Трейси Лордс.
Выход фильма «Полиэстер» в 1981 году с Дивайн и Табом Хантером в главных ролях ознаменовал интерес режиссёра к коммерческому кино. За «Полиэстером» последовали ещё более успешные, но не менее изобретательные, чем раньше, картины: «Лак для волос» (1988 год), «Плакса» (1990 год), «Мамочка — убийца-маньячка» (1994 год), «Пекер» (1998 год) и «Безумный Сесил Б.» (2000 год).
В 2002 году «Лак для волос» был поставлен на Бродвее как мюзикл, по нему в свою очередь был снова снят фильм «Лак для волос», который шёл в прокате по всему миру и собрал более 200 млн долларов.
Мюзикл «Лак для волос» получил награду «57th Tony Awards».
Фильм 2004 года «Грязный стыд» являет собой возвращение к раннему противоречивому стилю.
В 2009 году театр Musicaldome в Кёльне (Германия) с огромным успехом начал показывать немецкоязычную версию мюзикла «Лак для волос».[2]
Джон Уотерс — открытый гей, активный защитник прав гомосексуалов[3].
Джон Уотерс легко узнаваем по своим фирменным тонким усикам, которые он неизменно носит с начала 1970-х. Кроме того, он обычно появляется с сигаретой. В основном живёт в своём родном городе Балтиморе, штат Мэрилэнд, где также происходит действие всех его фильмов.
Фильмография
Режиссёр
- 1966 — Римские свечи / Roman Candles
- 1969 — Отстойный мир / Mondo Trasho
- 1970 — Множественные маньяки / Multiple Maniacs
- 1972 — Розовые фламинго / Pink Flamingos
- 1974 — Женские проблемы / Female Trouble
- 1977 — Жизнь в отчаянии / Desperate Living
- 1981 — Полиэстер / Polyester
- 1988 — Лак для волос / Hairspray
- 1990 — Плакса / Cry-Baby
- 1994 — Мамочка — убийца-маньячка / Serial Mom
- 1998 — Фотограф / Pecker
- 2000 — Безумный Сесил Б. / Cecil B. DeMented
- 2004 — Грязный стыд / A Dirty Shame
Сценарист
Актер
Оператор
Продюсер
- "Лак для волос" ("Hairspray", 1988) - (сопродюсер)
- "Полиэстер" ("Polyester", 1981)
- "Жизнь в отчаянии" ("Desperate Living", 1977)
- "Женские проблемы" ("Female Trouble", 1974)
- "Розовые фламинго" ("Pink Flamingos",1972)
- "Multiple Maniacs" (1970)
- "The Diane Linkletter Story" (1970)
- "Отстойный мир" ("Mondo Trasho", 1969)
- "Eat Your Makeup"(1968)
- "Roman Candles" (1966)
- "Hag in a Black Leather Jacket" (1964)
Напишите отзыв о статье "Уотерс, Джон"
Примечания
Ссылки
- [www.hairsray.de Официальный сайт немецкоязычной версии мюзикла «Лак для волос»] (нем.)
- [baltoco.org/waters Страница Джона Уотерса на Baltimore Collective]
-
На Викискладе есть медиафайлы по теме Джон Уотерс
Отрывок, характеризующий Уотерс, Джон
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
