Уотто

Уотто — персонаж вымышленной вселенной «Звёздных войн», тойдарианец, коротенькое, немного скрюченное, летающее перепончатокрылое существо голубоватого оттенка, слегка похожее на муху и украшенное носом тапира, с перепончатыми лапами (на этом настаивал Джордж Лукас, так что получившийся несовместимый и курьёзный образ с полным основанием можно назвать чистой химерой). Уотто — старьевщик, владелец лавки редкоиспользуемого хлама в Мос Эйсли на Татуине, жадный делец, яростный торгаш, азартный игрок и просто мошенник, не брезгующий использовать труд рабов, но, несмотря на такие черты характера, в целом не является ни хорошим, ни плохим персонажем. Интересной особенностью расы тойдарианцев является иммунитет к внушению, в частности, Силовому.

Краткая биография

В молодости Уотто был призван в армию Конфедерации Оссики, солдаты которой при помощи химического оружия отравляли пищевые запасы конфедераций-соперниц. Засуха кончилась, а вместе с ней и война, а у Уотто на память о войне остались хромая нога и сломанный левый клык. Впоследствии тойдарианец осел на Татуине, где сдружился с джавскими кланами, изучил тайны серой экономики и овладел некоторыми технологиями торговли. Как и джавы, Уотто предпочитал вести дела с чужеземцами, а не с ушлым населением Мос-Эйсли. Чужаков куда легче обдурить. Личных богатств Уотто практически не накопил — он был почти патологически прижимист, и вся собственность тойдарианина лежала на заднем дворе его лавки. Основное его богатство составляли вещи, подчеркивавшие статус, — например, с трудом добытые рабы Энакин и Шми Скайуокер.

Проигрыш Уотто

Задолго до начала саги Уотто завладел правами на владение рабыней Шми Скайуокер и её сыном Энакином. Выяснив, что Энакин не только талантливый механик, но и хороший гонщик, Уотто позволил ему участвовать в гонках, но поставил против него. Вследствие сокрушительного проигрыша на гонках Уотто отдал Квай-Гон Джинну не только нужный ему гипердрайв, но и свободу Энакина. Через несколько лет тойдарианец согласился продать Шми Скайуокер Клиггу Ларсу.

Магазин Уотто

В торговом квартале Мос-Эйсли, среди многочисленных лавочек и рынков, где можно купить и продать всё что угодно, есть довольно популярный магазин запчастей, в котором работали несколько дроидов и будущий джедай Энакин Скайуокер. И мальчик, и сам магазин принадлежат Уотто — довольно-таки грубому субъекту, который страшно любит торговаться. В этой барахолке можно найти редчайшие запчасти и детали, но цена может оказаться весьма высока.

Концепция и создание

Глава отдела дизайна Lucasfilm Дуг Чан говорил, что «Джордж точно знал, чего он хотел от этого персонажа» Однако при этом он оставил отделу дизайна большую свободу для создания набросков персонажа. Террил Уитплатч и художник Иэн Маккейг разработали несколько концепций персонажа: тогда как Уитплатч видел Уотто в образе пухлого попугаеподобного существа с большими крыльями, Маккейг изображал его звероподобным, с четырьмя большими руками и курящим сигару.

Однако эти концептуальные рисунки не понравились Джорджу Лукасу. Чан затем объединил голову из концептуального рисунка другого существа, который понравился Лукасу, с пухлым туловищем и крыльями, подобными крыльям колибри. На этот раз рисунок получил одобрение режиссёра. Решение о костюме Уотто далось намного проще. Им стали простой жилет и пояс для инструментов, нагруженный всевозможными приспособлениями.

После утверждения концепции к работе над персонажем приступил руководитель отдела моделирования компании Industrial Light & Magic Джефф Кэмпбелл. На протяжении всего процесса создания модели Уотто Кэмпбелл регулярно встречался с Робом Коулманом, режиссёром фильма, чтобы согласовывать различные характеристики внешнего вида существа. В процессе съёмок звук хлопанья крыльев Уотто достигался звуковым дизайнером Беном Бертом с помощью открывания и закрывания зонтика.

Критика и отзывы

Редакторы сайта IGN поставили Уотто на 78-е место в их списке 100 лучших персонажей Star Wars. Они писали, что он был «одной из самых запутанных научных аномалий» в связи с «идеей, что такое пузатое существо способно остаться на плаву так долго». Они добавили, что он был «не принцем» ввиду его недобросовестных сделок. В книге The Holy Family and Its Legacy автор Альбрехт Кошорк обсуждает присутствие «Святого семейства» в «Скрытой угрозе», заявляя, что, пока не было «бережного опекуна, наблюдающего за матерью и Святым Сыном», Уотто действует в такой роли, как «человек, который обладает патриархальными полномочиями, не будучи отцом».

Было высказано предположение, что образ этого персонажа является оскорбительным, потому что напоминает стереотипную карикатуру на евреев. Он имеет большой нос, глаза-бусинки, говорит скрипучим голосом и изображается как жадный и алчный — другой распространённый стереотип о евреях. Дж. Хоберман из The Village Voice назвал его вопиющим этническим стереотипом в связи с его крючковатым носом. Брюс Готлиб из журнала Slate критиковал образ Уотто и, связывая данного персонажа с антисемитскими понятиями, отметил, что еврейская раса «даже в „далёкой галактике“ стоит за работорговлей». Патрисия Дж. Уильямс из The Nation заявила, что Уотто может быть также описан как стереотип об арабах, а также что его образ «более полно антисемитский — антиарабский и антиеврейский». Она добавила, что Уотто напомнил ей об «антисемитских карикатурах, опубликованных в Вене на рубеже XX века». Джейн Приттимен из American Review отметила, что после ухода из кинотеатра она услышала, как два подростка описывали персонажа как «немного странного еврейского парня с крыльями». Приттимен описала его образ как «совсем не тонкий» и сказала, что «это может дать повод всколыхнуть уже сформированную юдофобию среди молодёжной аудитории и дать им разрешение на продолжение своей ненависти вслух».

Ссылки

• Уотто (рус.) на Вукипедии: Вики о Звёздных Войнах

Отрывок, характеризующий Уотто

Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.
Княжна Марья выбежала на крыльцо, на цветочную дорожку и в аллею. Навстречу ей подвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему и, в игре мелкими кругами падавшего света, сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидала, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности. Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время.
Привезенный доктор в ту же ночь пустил кровь и объявил, что у князя удар правой стороны.
В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.
Оставаться в Вогучарове становилось опасным. Со всех сторон слышно было о приближающихся французах, и в одной деревне, в пятнадцати верстах от Богучарова, была разграблена усадьба французскими мародерами.
Доктор настаивал на том, что надо везти князя дальше; предводитель прислал чиновника к княжне Марье, уговаривая ее уезжать как можно скорее. Исправник, приехав в Богучарово, настаивал на том же, говоря, что в сорока верстах французы, что по деревням ходят французские прокламации и что ежели княжна не уедет с отцом до пятнадцатого, то он ни за что не отвечает.
Княжна пятнадцатого решилась ехать. Заботы приготовлений, отдача приказаний, за которыми все обращались к ней, целый день занимали ее. Ночь с четырнадцатого на пятнадцатое она провела, как обыкновенно, не раздеваясь, в соседней от той комнаты, в которой лежал князь. Несколько раз, просыпаясь, она слышала его кряхтенье, бормотанье, скрип кровати и шаги Тихона и доктора, ворочавших его. Несколько раз она прислушивалась у двери, и ей казалось, что он нынче бормотал громче обыкновенного и чаще ворочался. Она не могла спать и несколько раз подходила к двери, прислушиваясь, желая войти и не решаясь этого сделать. Хотя он и не говорил, но княжна Марья видела, знала, как неприятно было ему всякое выражение страха за него. Она замечала, как недовольно он отвертывался от ее взгляда, иногда невольно и упорно на него устремленного. Она знала, что ее приход ночью, в необычное время, раздражит его.