Рейтан. Упадок Польши

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Упадок Польши (картина)»)
Перейти к: навигация, поиск
Ян Матейко
Рейтан — упадок Польши. 1866
Rejtan – upadek Polski
Холст, масло. 282 × 487 см
Королевский замок, Варшава
К:Картины 1866 года

«Рейтан — упа́док По́льши» (польск. Rejtan – upadek Polski) — картина, написана Яном Матейко под названием «Рейтан на сейме 1773 года» в 1866 году и изображает события апреля 1773 года, когда Тадеуш Рейтан пытался сорвать сейм и не допустить раздела Речи Посполитой. Чтобы не выпустить депутатов из зала заседаний, Рейтан лёг перед выходом со словами: «Убейте меня, не убивайте Отчизну!».





Сюжет и персонажи картины

Сюжет картины повествует о сцене, которая разыгралась 21 апреля 1773 года. В последний третий день работы «Разделительного сейма», который проходил в Варшаве, сейм должен был ратифицировать раздел земель Речи Посполитой между Пруссией, Россией и Австрией. Центральной фигурой картины является шляхтич Тадеуш Рейтан, который в отчаянии пытается предотвратить позорное для его родины событие. Лежащему в дверях Рейтану Адам Понинский указывает на русских гренадеров, которые видны в зале за дверью. Слева от Понинского изображён Станислав Щенсный Потоцкий (которому в то время был 21 год и в зале сейма его не было). Справа от Понинского коронный гетман Франциск Ксаверий Браницкий, который закрыл лицо руками. Эти трое как раз собираются войти в зал сейма, чтобы подписать унизительный для Речи Посполитой договор.

В левой части полотна выделяется фигура Франца Салезия Потоцкого. Он изображён в соболиной шубе бредущим с невидящим взглядом и протянув руки, как слепой. На его груди изображён Орден Белого орла. Салезий Потоцкий на самом деле в этот день был уже мёртв, однако Матейко изобразил его на полотне как символ отчаяния и бессилия крупнейших польских магнатов. Справа видна голова князя Кароля Станислава Радзивилла Пане Коханку.

В левом углу картины изображён сидящим князь Михаил Фредерик Чарторыйский. Справа от него в расстёгнутой сутане Михаил Ежи Понятовский, брат последнего короля польского Станислава Августа Понятовского.

Над всей мизансценой высится портрет русской императрицы Екатерины II с державой в руке. Однако слева от портрета императрицы Матейко изобразил молодого человека, в правой руке которого зажата сабля в ножнах, а в левой конфедератка. Этот молодой человек, символизирует надежду на освобождение Речи Посполитой.

В ложе в окружении двух дам изображён русский посол князь Николай Васильевич Репнин — ещё одна историческая вольность, в это время послом уже был Отто Магнус фон Штакельберг.

История картины

Несмотря на сопротивление деятелей польской эмиграции в Париже и, в частности, князя Адам Ежи Чарторыйского и его окружения, картина была показана на выставке в Париже в 1867 году, где была награждена золотой медалью.

Картину для своей коллекции приобрёл император Австрии Франц Иосиф I. В 1918 году правительство Польши выкупило полотно и передало его в коллекцию Королевского замка в Варшаве. В сентябре в 1939 года картина перешла в руки немцев, и они эвакуировали полотно из Варшавы в 1944 году. Картина была найдена в ужасном состоянии в немецкой Силезии недалеко от города Еленя-Гура. Полотно было восстановлено в течение трёх лет реставрационных работ.

Интересные факты

  • Станислав Август не принимал участия в заседании этого Сейма;
  • Посол Российской Империи Репнин уже сложил свои полномочия и на этом посту пребывал уже Отто Магнус фон Штакельберг;
  • В Королевском замке не могло быть портрета Екатерины Второй;
  • Солдат Российской Империи тоже ещё не могло быть в замке;
  • Станиславу Щенсному Потоцкому в то время было всего 21 год и он не был депутатом Сейма;
  • Францишека Салезия Потоцкого уже не было в живых;
  • Женщины не присутствовали на заседании Сейма.

Напишите отзыв о статье "Рейтан. Упадок Польши"

Литература

  • Островский Г. С. [books.google.com/books?id=4ogIAAAAMAAJ Ян Матейко: монографический очерк]. — Искусство, 1965. — С. 126.
  • Cegielski T. Rejtan. Upadek Polski // Polaków dzieje malowane. — Warszawa, 2007.

Отрывок, характеризующий Рейтан. Упадок Польши

Разговор с графом Растопчиным, его тон озабоченности и поспешности, встреча с курьером, беззаботно рассказывавшим о том, как дурно идут дела в армии, слухи о найденных в Москве шпионах, о бумаге, ходящей по Москве, в которой сказано, что Наполеон до осени обещает быть в обеих русских столицах, разговор об ожидаемом назавтра приезде государя – все это с новой силой возбуждало в Пьере то чувство волнения и ожидания, которое не оставляло его со времени появления кометы и в особенности с начала войны.
Пьеру давно уже приходила мысль поступить в военную службу, и он бы исполнил ее, ежели бы не мешала ему, во первых, принадлежность его к тому масонскому обществу, с которым он был связан клятвой и которое проповедывало вечный мир и уничтожение войны, и, во вторых, то, что ему, глядя на большое количество москвичей, надевших мундиры и проповедывающих патриотизм, было почему то совестно предпринять такой шаг. Главная же причина, по которой он не приводил в исполнение своего намерения поступить в военную службу, состояла в том неясном представлении, что он l'Russe Besuhof, имеющий значение звериного числа 666, что его участие в великом деле положения предела власти зверю, глаголящему велика и хульна, определено предвечно и что поэтому ему не должно предпринимать ничего и ждать того, что должно совершиться.


У Ростовых, как и всегда по воскресениям, обедал кое кто из близких знакомых.
Пьер приехал раньше, чтобы застать их одних.
Пьер за этот год так потолстел, что он был бы уродлив, ежели бы он не был так велик ростом, крупен членами и не был так силен, что, очевидно, легко носил свою толщину.
Он, пыхтя и что то бормоча про себя, вошел на лестницу. Кучер его уже не спрашивал, дожидаться ли. Он знал, что когда граф у Ростовых, то до двенадцатого часу. Лакеи Ростовых радостно бросились снимать с него плащ и принимать палку и шляпу. Пьер, по привычке клубной, и палку и шляпу оставлял в передней.
Первое лицо, которое он увидал у Ростовых, была Наташа. Еще прежде, чем он увидал ее, он, снимая плащ в передней, услыхал ее. Она пела солфеджи в зале. Он внал, что она не пела со времени своей болезни, и потому звук ее голоса удивил и обрадовал его. Он тихо отворил дверь и увидал Наташу в ее лиловом платье, в котором она была у обедни, прохаживающуюся по комнате и поющую. Она шла задом к нему, когда он отворил дверь, но когда она круто повернулась и увидала его толстое, удивленное лицо, она покраснела и быстро подошла к нему.
– Я хочу попробовать опять петь, – сказала она. – Все таки это занятие, – прибавила она, как будто извиняясь.
– И прекрасно.
– Как я рада, что вы приехали! Я нынче так счастлива! – сказала она с тем прежним оживлением, которого уже давно не видел в ней Пьер. – Вы знаете, Nicolas получил Георгиевский крест. Я так горда за него.
– Как же, я прислал приказ. Ну, я вам не хочу мешать, – прибавил он и хотел пройти в гостиную.
Наташа остановила его.
– Граф, что это, дурно, что я пою? – сказала она, покраснев, но, не спуская глаз, вопросительно глядя на Пьера.
– Нет… Отчего же? Напротив… Но отчего вы меня спрашиваете?
– Я сама не знаю, – быстро отвечала Наташа, – но я ничего бы не хотела сделать, что бы вам не нравилось. Я вам верю во всем. Вы не знаете, как вы для меля важны и как вы много для меня сделали!.. – Она говорила быстро и не замечая того, как Пьер покраснел при этих словах. – Я видела в том же приказе он, Болконский (быстро, шепотом проговорила она это слово), он в России и опять служит. Как вы думаете, – сказала она быстро, видимо, торопясь говорить, потому что она боялась за свои силы, – простит он меня когда нибудь? Не будет он иметь против меня злого чувства? Как вы думаете? Как вы думаете?
– Я думаю… – сказал Пьер. – Ему нечего прощать… Ежели бы я был на его месте… – По связи воспоминаний, Пьер мгновенно перенесся воображением к тому времени, когда он, утешая ее, сказал ей, что ежели бы он был не он, а лучший человек в мире и свободен, то он на коленях просил бы ее руки, и то же чувство жалости, нежности, любви охватило его, и те же слова были у него на устах. Но она не дала ему времени сказать их.
– Да вы – вы, – сказала она, с восторгом произнося это слово вы, – другое дело. Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека, и не может быть. Ежели бы вас не было тогда, да и теперь, я не знаю, что бы было со мною, потому что… – Слезы вдруг полились ей в глаза; она повернулась, подняла ноты к глазам, запела и пошла опять ходить по зале.
В это же время из гостиной выбежал Петя.
Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары.