Упанишады

Статья по тематике Литература индуизма

Веды Риг · Яджур · Сама · Атхарва Деление Самхиты · Брахманы · Араньяки · Упанишады

Упанишады Айтарея · Брихадараньяка · Иша · Тайттирия · Чхандогья · Кена · Мундака · Мандукья · Катха · Прашна · Шветашватара

Веданга Шикша · Чхандас · Вьякарана · Нирукта · Джьотиша · Калпа

Итихасы Махабхарата · Рамаяна

Пураны Бхагавата · Брахмавайварта · Ваю · Вишну · Маркандея · Нарада · Падма

Другие писания Смрити · Шрути · Бхагавадгита · Агама · Панчаратра · Тантры · Кавача · Сутры · Стотры · Дхармашастры · Дивья-прабандха · Теварам · Чайтанья-чаритамрита · Рамачаритаманаса · Йога-Васиштха

Портал «Индуизм»

Упаниша́ды (санскр. उपनिषद्, Upaniṣad ^IAST) — древнеиндийские трактаты религиозно-философского характера. Являются частью Вед и относятся к священным писаниям индуизма категории шрути. В них в основном обсуждается философия, медитация и природа Бога. Считается, что в Упанишадах изложена основная суть Вед — поэтому их также называют «веданта» (конец, завершение Вед) и они являются основой ведантического индуизма. В Упанишадах главным образом описывается безличный Брахман.

Этимология

«Упанишада» (санскр. उपनिषद् upaniṣad ^IAST) — отглагольное существительное от упанишад — буквально «сидеть около». Упа- (около), ни- (внизу) и шад (сидеть) — «сидение ученика подле учителя». Существует много различных толкований этого термина. Согласно некоторым из них, упанишад означает «сидеть у стоп кого-то, внимая его словам и таким образом получая тайное знание». Макс Мюллер даёт значение термина как «искусство сидеть около гуру и смиренно внимать ему». Но, согласно Шанкаре, слово «упанишад» образовано путём прибавления суффикса квип и префиксов упа и ни к корню шад и означает: «то что разрушает невежество». Согласно традиционному толкованию «упанишад» означает «удаление невежества посредством знания о верховном духе». Другие значения: «эзотерическая доктрина» или «секретная доктрина».

Датировка

Упанишады трудно отнести к какому-либо определённому периоду санскритской литературы. Старейшие из Упанишад, такие как «Брихадараньяка-упанишаду» и «Чхандогья-упанишаду», учёные относят к периоду VIII века до н. э., тогда как большинство остальных, по мнению учёных, возникли в период с VII по III век до н. э., а некоторые появились только в период средневековья.

В каноне индуизма

Четыре Веды являются сборником мантр и гимнов, воспевающих различных девов ведийской религии и уже содержащих в себе основы монотеизма. Появившиеся позднее Брахманы представляют собой сборник обрядовых инструкций, в которых обстоятельно описаны различные жреческие функции.

Араньяки и Упанишады относятся к веданте. Араньяки детально описывают различные медитативные и йогические практики, тогда как в Упанишадах получают своё дальнейшее развитие религиозные и философские концепции, изложенные в Ведах. Центральной темой Упанишад является познание человеком самого себя и окружающего мира. Характерное для Брахман толкование жреческого ритуала оказываются в них на втором плане. Упанишады оказали огромное влияние на развитие индийской философии. Шанкара в VIII веке написал свои комментарии к 11 Упанишадам. Эти Упанишады называют мукхья Упанишадами, и их принято считать самыми древними, составленными в основном в ведийский период.

В «Муктика-упанишаде» имеется список из 108 Упанишад, которые принято относить к канону муктика. Упоминается, что число Упанишад, впервые переведённых на персидский язык в середине XVII века мусульманским мистиком и принцем Дара Шукухом составляло 50. Некоторые исследователи упоминают общее число Упанишад как превышающее 108, например Макс Мюллер в 1879 году знал о существовании 170, а другие насчитали более 200 или даже 300.

Среди индийских рукописей, хранящихся в Рукописном фонде Санкт-Петербургского филиала Института востоковедения РАН, есть произведения, содержащие сведения, которые, согласно индийской традиции, считались тайными. Среди них есть сочинение «Гаруда-упанишада», содержащее заклинания змей (№ 158), а также некоторые упанишады «Атхарваведы».

Упанишады традиционно делятся на три группы: «ведические», «арийские» и «общинные». Первую группу составляют: «Иша», «Кена», «Катха», «Тайттария», «Айтарея», «Каушатика», «Чхандогья», «Брихадараньяка». Вторую группу «Прашна», «Мундака», «Мандакья», «Шветашватара», «Майтри». Третью: «Джабала», «Рама-тапини», «Нрисинха-тапини» и др. Первые две группы упанишад считаются ведантическими.

Содержание

В Упанишадах содержатся основы философии индуизма — концепция вселенского духа Брахмана, индивидуальной души атмана или дживы, Сверхдуши Параматмы и Верховного Бога в Его личностной форме Бхагавана или Ишвары. Брахман описывается как изначальный, трансцендентный и вездесущий, абсолютный вечный и бесконечный, совокупность всего что когда-либо было, есть или будет. О природе Ишвары и атмана, например, в «Иша-упанишаде» говорится следующее:

Тот, кто видит все связанным с Верховным Господом, кто смотрит на все существа как на Его неотъемлемые частицы и ощущает присутствие Верховного Господа во всем сущем, никогда не питает ненависти к кому-либо или чему-либо. Тот, кто всегда смотрит на живые существа как на духовные искры, качественно равные Господу, понимает истинную природу вещей. Что может ввести в заблуждение или потревожить такого человека? Такой человек должен постичь истинную природу величайшего из всех, Верховного Господа, бестелесного, всеведающего, безупречного, не имеющего вен, чистого и неосквернённого, самодостаточного философа, того, кто с незапамятных времен исполняет желания каждого.

Мудрецы в Упанишадах занимались познанием реальности, трансцендентной к материальному бытию, а также изучением различных состояний сознания.

Кто есть Знающий? Что заставляет мой ум думать? Есть ли у жизни какая-то цель или она управляется просто случайностью? Откуда появился космос?

Философия

В Упанишадах излагаются различные трансцендентные философские темы, подробно описываются концепции Брахмана и индивидуальной души (атмана). Различные философские школы в индуизме дают свои толкования Упанишад. На протяжении истории, эти интерпретации философии Упанишад положили начало трём основным школам веданты. По мнению А. Я. Сыркина и иных исследователей, в Упанишадах главным образом отображены «идеалистические» и «натурфилософские, наивно-материалистические» воззрения.

Адвайта-веданта

Шанкара трактует Упанишады с точки зрения философии адвайты. В адвайте основную суть Упанишад обобщают в одной фразе «тат-твам-аси» (санскр. तत् त्वं असि «То Ты Еси»). Последователи адвайты полагают, что в конечном счёте, изначальный, непостижимый и не имеющий формы Брахман един с индивидуальной душой атманом и конечной целью духовной практики является осознание этого единства и прекращение материального существования через слияние атмана с Брахманом. Ряд индологов считает именно адвайта-веданту Шанкары естественной, логичной и наиболее точной трактовкой Упанишад.

Двайта-веданта

В появившихся позднее комментариях философской школы двайта даётся совершенно другая интерпретация. Основанная Мадхвой двайта-веданта утверждает, что изначальная сущность и источник Брахмана — это личностный Бог Вишну или Кришна (который объявляет в «Бхагавад-гите» брахмано хи пратиштхахам, «Я — основа безличного Брахмана»).

Вишишта-адвайта

Основанная Рамануджей вишишта-адвайта является другой влиятельной школой веданты, которая разделяет в себе многие общие философские аспекты других двух школ.

Слог «Ом»

В Упанишадах также содержится первое и наиболее полное объяснение слога «Ом» как трансцендентного, космического звука, который является основой всего бытия. В Упанишадах также впервые упоминается мантра «Ом шанти шанти шанти», которая является призывом к спокойствию и вечному миру.

Дара Шикох, последователь суфизма и сын могольского императора Шах-Джахана, перевёл Упанишады на персидский язык с целью найти в них элементы монотеизма, которые помогли бы установить духовную связь между исламом и индуизмом.

Список Упанишад

Канон «мукхья»

11 Упанишад принято относить к основному канону «мукхья». Их прокомментировал Шанкара и они принимаются как шрути всеми индуистами.

Канон согласно ведийским шакхам

Наиболее древние Упанишады принято относить к одной из ведийских шакх или школ. «Айтарея-упанишаду» относят к Шакала-шакхе, «Каушитаки-упанишаду» к Башакала-шакхе; «Чхандогья-упанишаду» к Каутхума-шакхе, «Кена-упанишаду» и «Джайминия-упанишад-брахману» к Джайминия-шакхе; «Катха-упанишаду» к Чарака-катха-шакхе, «Тайттирия-упанишаду» и «Шветашватара-упанишаду» к Таиттирия-шакхе; «Майтраяния-упанишаду» к Майтраяни-шакхе; «Брихад-араньяка-упанишаду» и «Иша-упанишаду» к Ваджасанеи-мадхьяндина-шакхе, а «Мандукья-упанишаду» и «Мундака-упанишаду» к Шаунака-шакхе. Части наиболее древних текстов Брахман и некоторые отрывки из четырёх Вед также иногда относят к Упанишадам.

Канон «муктика»

108 канонических Упанишад школы адвайта. Согласно «Муктика-упанишаде», 1:30-39 в этом каноне:

• 10 Упанишад относятся к «Ригведе»
• 16 Упанишад относятся к «Самаведе»
• 19 Упанишад относятся к «Шукла Яджурведе»
• 32 Упанишады относятся к «Кришна Яджурведе»
• 31 Упанишада относятся к «Атхарваведе»

Сектантские упанишады

К так называемым «сектантским» упанишадам относится группа упанишад, чьи авторы принадлежат к различным направлениям вишнуизма, шактизма и шиваизма.

Вайшнавские упанишады

К вайшнавским упанишадам 14 упанишад, выражающих взгляды различных вишнуитских школ.

1. Нараяна-упанишада (Кришна Яджурведа)
2. Нрисимхатапани-упанишада (Атхарваведа)
3. Трипадвибхутимаханараяна-упанишада (Атхарваведа)
4. Рамарахасья-упанишада (Атхарваведа)
5. Раматапани-упанишада (Атхарваведа)
6. Васудева-упанишада (Самаведа)
7. Авьякта-упанишада (Самаведа)
8. Тарасара-упанишада (Шукла Яджурведа)
9. Гопалатапани-упанишада (Атхарваведа)
10. Кришна-упанишада (Атхарваведа)
11. Хаягрива-упанишада (Атхарваведа)
12. Даттатрея-упанишада (Атхарваведа)
13. Гаруда-упанишада (Атхарваведа)
14. Калисантарана-упанишада (Кришна Яджурведа)

Шактийские Упанишады

В основном, канонические шакта Упанишады — это тексты выражающие различия в доктрине между двумя течениями в тантрической форме шактизма Шривидья. Вследствие этого, сохранившиеся списки «аутентичных» шакта-упанишад сильно отличаются друг от друга, отражая предвзятость своих составителей:

Попытки в прошлом составить список шакта-упанишад не привели нас ближе к пониманию их места в тантрической традиции или в ведийской литературе. Что играет ключевую роль для тантриков, так это не авторитетность шрути, которая не оспаривается, но их правильная интерпретация. Те, кто не являются последователями тантризма, ставят под сомнение принадлежность тантрических текстов к Упанишадам, их классификацию как шрути и соответственно их авторитетность как «Веды».

Среди «муктика» Упанишад, только девять относятся к шакта-упанишадам. Ниже приводится их список:

1. Сита-упанишада (Атхарваведа)
2. Аннапурна-упанишада (Атхарваведа)
3. Деви-упанишада (Атхарваведа)
4. Трипуратапани-упанишада (Атхарваведа)
5. Трипура-упанишада (Ригведа)
6. Бхавана-упанишада (Атхарваведа)
7. Саубхагья-упанишада (Ригведа)
8. Сарасвати-рахасья-упанишада (Кришна Яджурведа)
9. Бахврича-упанишада (Ригведа)

Шиваитские упанишады

К упанишадам шиваизма относится 14 упанишад, описывающих, в основном, различные шиваитские доктрины. Исключением является Ганапати-упанишада, посвящённая Ганеше.

1. Кайвалья-упанишада (Кришна Яджурведа)
2. Атхарвашира-упанишада (Атхарваведа)
3. Атхарвашикха-упанишада (Атхарваведа)
4. Брихаджджабала-упанишада (Атхарваведа)
5. Калагнирудра-упанишада (Кришна Яджурведа)
6. Дакшинамурти-упанишада (Кришна Яджурведа)
7. Шарабха-упанишада (Атхарваведа)
8. Акшамалика-упанишада [Малика-упанишада] (Ригведа)
9. Рудрахридая-упанишада (Кришна Яджурведа)
10. Бхасма-джабала-упанишада (Атхарваведа)
11. Рудракша-джабала-упанишада (Самаведа)
12. Ганапати-упанишада (Атхарваведа)
13. Панчабрахма-упанишада (Кришна Яджурведа)
14. Джабали-упанишада (Самаведа)

Мангала-шлоки

Каждой упанишаде всегда предшествует небольшой стих — мангалам (मङ्गल maṅgalam — благоприятный, удачливый) или мангала-шлока. Этот же стих всегда и завершает текст упанишады. Его цель — настроить того, кто читает текст упанишады, на ту мысль (или мысли), которой посвящена упанишада и успокоить ум читающего. По своему объёму это всегда небольшой молитвенный стих, с обращением, обычно, к Брахману. У каждой из вед существует своя мангала-шлока [у Яджурведы их две — одна для Кришна Яджурведы, вторая — для Шукла Яджурведы]. Кроме того, в некоторых направлениях индуизма существуют свои, школьные, мангала-шлоки — но, обычно, их знание не выходит за пределы школы.

В конце мангалам всегда присутствует фраза «auṃ shaantiH shaantiH shaantiH ..», где слово «shaantiH» можно перевести как «мир», «покой», «умиротворённость». Эта фраза со временем обрела статус Маха-мантры. С начала 70-х годов прошлого века её неоднократно исполняли различные индийские исполнители как в традиционной манере, так и в современной обработке

Мангала из Шукла Яджурведы к настоящему моменту так же обрела большую популярность — этому способствовала её ритмическая и текстовая простота. Она широко применяется в пудже различных шиваитских и шактийских школ; примерно с начала 70-х годов прошлого века её неоднократно исполняли различные исполнители как в традиционной манере, так и в современной обработке

См. также

• Веды
• Веданта
• Веданта-сутры
• Пураны
• Махабхарата
• Бхагавад-гита

Литература

• Овсянико-Куликовский Д. Н., Религия индусов в эпоху вед, в сборнике: Избр. труды русских индологов-филологов, М., 1962
• Сыркин А. Я., Некоторые проблемы изучения упанишад, М., 1971
• С. Радхакришнан, Индийская философия, том 1, Москва. 1956.
• Фалев Е. В. Некоторые спорные места Иша Упанишады // Философские науки. — 2003. — № 1. — С.110-124.
• Посова Т. К., Чижикова К. Л. Краткий каталог индийских рукописей Института востоковедения РАН М.:Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1999.С.48.
• Шептунова И. И. Скрытое в камне: космогония «Вастусутра-упанишады» // Религия и искусство. Материалы научной конференции в Гос. институте искусствознания 19 21 мая 1997 года. / Рос. акад. театрального искусства, Гос. ин-т искусствознания, Науч. совет по историко-теоретическим проблемам искусствознания отделения литературы и языка Рос. акад. наук; науч. ред. И. П. Ильин. М.: изд-во «ГИТИС», 1998. С. 226 242.

• Witz, Klaus G. (1998), [books.google.com/books?id=2jnPlEqwe_UC The Supreme Wisdom of the Upaniṣads: An Introduction], Motilal Banarsidass Publ., ISBN 8120815734, <books.google.com/books?id=2jnPlEqwe_UC> 

Ссылки

В Викитеке есть оригинал текста по этой теме.

См. उपनिषद्

Тексты Упанишад

• [wikisource.org/wiki/उपनिषद् Devanagari text in Wikisource] (недоступная ссылка с 11-05-2013 (3996 дней))
• [www.sub.uni-goettingen.de/ebene_1/fiindolo/gretil.htm#Upan GRETIL]
• [www.sriaurobindoashram.info/Contents.aspx?ParentCategoryName=_StaticContent/SriAurobindoAshram/-09%20E-Library/-01%20Works%20of%20Sri%20Aurobindo/-12_The%20Upanishad_Volume-12 Sri Aurobindo, The Upanishads]

Русские переводы

• Упанишады: В 3 т. — Москва: «Наука». Главная редакция восточной литературы. Научно издательский центр «Ладомир», 1991.
  • Т. 1 : Брихадараньяка упанишада. — 1991. ISBN 5-86218-006-0 ISBN 5-86218-007-9
  • Т. 2 : Упанишады. — 1991. ISBN 5-86218-005-2 ISBN 5-86218-007-9
  • Т. 3 : Чхандогья упанишада. — 1991. ISBN 5-86218-004-4 ISBN 5-86218-007-9
• [www.aquarium.ru:8080/misc/pdf/katha_upanishad_full.html Катха-упанишада] в переводе Бориса Борисовича Гребенщикова на сайте группы Аквариум.
• [upanishad.ru/ Ишавасья-упанишада (Иша-упанишада)] в переводе Б. В. Мартынова.
• [vyasa.ru/books/?id=676 Иша-упанишада] с комментариями Бхактиведанты Свами Прабхупады.
• [upanishads.ru/ Тексты 71 Упанишады] из числа 108 основных, включая 10 главных, а также классификация Упанишад по группам.

Английские переводы

• [www.virtuescience.com/upanishads.html The Upanishads Translated and Commentated by Swami Paramananda From the Original Sanskrit Text]
• [www.bharatadesam.com/spiritual/upanishads/aitareya_upanishad.php 11 principal Upanishads with translations]
• [sanskrit.gde.to/doc_upanishhat/ Upanishads at Sanskrit Documents Site]
• [www.tititudorancea.org/z/vedanta.htm Upanishads and other Vedanta texts] (недоступная ссылка с 11-05-2013 (3996 дней))
• [www.sankaracharya.org Translations of principal Upanishads]
• [vedabase.net/iso/en Ishopanishad] The complete text, with transliteration, word-for-word meanings, and commentary

Отрывок, характеризующий Упанишады

– Мама, это не стыдно, что он вдовец?
– Полно, Наташа. Молись Богу. Les Marieiages se font dans les cieux. [Браки заключаются в небесах.]
– Голубушка, мамаша, как я вас люблю, как мне хорошо! – крикнула Наташа, плача слезами счастья и волнения и обнимая мать.
В это же самое время князь Андрей сидел у Пьера и говорил ему о своей любви к Наташе и о твердо взятом намерении жениться на ней.

В этот день у графини Елены Васильевны был раут, был французский посланник, был принц, сделавшийся с недавнего времени частым посетителем дома графини, и много блестящих дам и мужчин. Пьер был внизу, прошелся по залам, и поразил всех гостей своим сосредоточенно рассеянным и мрачным видом.
Пьер со времени бала чувствовал в себе приближение припадков ипохондрии и с отчаянным усилием старался бороться против них. Со времени сближения принца с его женою, Пьер неожиданно был пожалован в камергеры, и с этого времени он стал чувствовать тяжесть и стыд в большом обществе, и чаще ему стали приходить прежние мрачные мысли о тщете всего человеческого. В это же время замеченное им чувство между покровительствуемой им Наташей и князем Андреем, своей противуположностью между его положением и положением его друга, еще усиливало это мрачное настроение. Он одинаково старался избегать мыслей о своей жене и о Наташе и князе Андрее. Опять всё ему казалось ничтожно в сравнении с вечностью, опять представлялся вопрос: «к чему?». И он дни и ночи заставлял себя трудиться над масонскими работами, надеясь отогнать приближение злого духа. Пьер в 12 м часу, выйдя из покоев графини, сидел у себя наверху в накуренной, низкой комнате, в затасканном халате перед столом и переписывал подлинные шотландские акты, когда кто то вошел к нему в комнату. Это был князь Андрей.
– А, это вы, – сказал Пьер с рассеянным и недовольным видом. – А я вот работаю, – сказал он, указывая на тетрадь с тем видом спасения от невзгод жизни, с которым смотрят несчастливые люди на свою работу.
Князь Андрей с сияющим, восторженным и обновленным к жизни лицом остановился перед Пьером и, не замечая его печального лица, с эгоизмом счастия улыбнулся ему.
– Ну, душа моя, – сказал он, – я вчера хотел сказать тебе и нынче за этим приехал к тебе. Никогда не испытывал ничего подобного. Я влюблен, мой друг.
Пьер вдруг тяжело вздохнул и повалился своим тяжелым телом на диван, подле князя Андрея.
– В Наташу Ростову, да? – сказал он.
– Да, да, в кого же? Никогда не поверил бы, но это чувство сильнее меня. Вчера я мучился, страдал, но и мученья этого я не отдам ни за что в мире. Я не жил прежде. Теперь только я живу, но я не могу жить без нее. Но может ли она любить меня?… Я стар для нее… Что ты не говоришь?…
– Я? Я? Что я говорил вам, – вдруг сказал Пьер, вставая и начиная ходить по комнате. – Я всегда это думал… Эта девушка такое сокровище, такое… Это редкая девушка… Милый друг, я вас прошу, вы не умствуйте, не сомневайтесь, женитесь, женитесь и женитесь… И я уверен, что счастливее вас не будет человека.
– Но она!
– Она любит вас.
– Не говори вздору… – сказал князь Андрей, улыбаясь и глядя в глаза Пьеру.
– Любит, я знаю, – сердито закричал Пьер.
– Нет, слушай, – сказал князь Андрей, останавливая его за руку. – Ты знаешь ли, в каком я положении? Мне нужно сказать все кому нибудь.
– Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им.
– Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить, – говорил князь Андрей. – Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна – она и там всё счастье надежды, свет; другая половина – всё, где ее нет, там всё уныние и темнота…
– Темнота и мрак, – повторил Пьер, – да, да, я понимаю это.
– Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив. Ты понимаешь меня? Я знаю, что ты рад за меня.
– Да, да, – подтверждал Пьер, умиленными и грустными глазами глядя на своего друга. Чем светлее представлялась ему судьба князя Андрея, тем мрачнее представлялась своя собственная.


Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу.
Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело.
Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
– И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение.
Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год.
Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.

На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».
Лакей хотел войти, чтобы убрать что то в зале, но она не пустила его, опять затворив за ним дверь, и продолжала свою прогулку. Она возвратилась в это утро опять к своему любимому состоянию любви к себе и восхищения перед собою. – «Что за прелесть эта Наташа!» сказала она опять про себя словами какого то третьего, собирательного, мужского лица. – «Хороша, голос, молода, и никому она не мешает, оставьте только ее в покое». Но сколько бы ни оставляли ее в покое, она уже не могла быть покойна и тотчас же почувствовала это.
В передней отворилась дверь подъезда, кто то спросил: дома ли? и послышались чьи то шаги. Наташа смотрелась в зеркало, но она не видала себя. Она слушала звуки в передней. Когда она увидала себя, лицо ее было бледно. Это был он. Она это верно знала, хотя чуть слышала звук его голоса из затворенных дверей.
Наташа, бледная и испуганная, вбежала в гостиную.
– Мама, Болконский приехал! – сказала она. – Мама, это ужасно, это несносно! – Я не хочу… мучиться! Что же мне делать?…
Еще графиня не успела ответить ей, как князь Андрей с тревожным и серьезным лицом вошел в гостиную. Как только он увидал Наташу, лицо его просияло. Он поцеловал руку графини и Наташи и сел подле дивана.
– Давно уже мы не имели удовольствия… – начала было графиня, но князь Андрей перебил ее, отвечая на ее вопрос и очевидно торопясь сказать то, что ему было нужно.
– Я не был у вас всё это время, потому что был у отца: мне нужно было переговорить с ним о весьма важном деле. Я вчера ночью только вернулся, – сказал он, взглянув на Наташу. – Мне нужно переговорить с вами, графиня, – прибавил он после минутного молчания.
Графиня, тяжело вздохнув, опустила глаза.
– Я к вашим услугам, – проговорила она.
Наташа знала, что ей надо уйти, но она не могла этого сделать: что то сжимало ей горло, и она неучтиво, прямо, открытыми глазами смотрела на князя Андрея.
«Сейчас? Сию минуту!… Нет, это не может быть!» думала она.
Он опять взглянул на нее, и этот взгляд убедил ее в том, что она не ошиблась. – Да, сейчас, сию минуту решалась ее судьба.
– Поди, Наташа, я позову тебя, – сказала графиня шопотом.
Наташа испуганными, умоляющими глазами взглянула на князя Андрея и на мать, и вышла.
– Я приехал, графиня, просить руки вашей дочери, – сказал князь Андрей. Лицо графини вспыхнуло, но она ничего не сказала.
– Ваше предложение… – степенно начала графиня. – Он молчал, глядя ей в глаза. – Ваше предложение… (она сконфузилась) нам приятно, и… я принимаю ваше предложение, я рада. И муж мой… я надеюсь… но от нее самой будет зависеть…
– Я скажу ей тогда, когда буду иметь ваше согласие… даете ли вы мне его? – сказал князь Андрей.
– Да, – сказала графиня и протянула ему руку и с смешанным чувством отчужденности и нежности прижалась губами к его лбу, когда он наклонился над ее рукой. Она желала любить его, как сына; но чувствовала, что он был чужой и страшный для нее человек. – Я уверена, что мой муж будет согласен, – сказала графиня, – но ваш батюшка…
– Мой отец, которому я сообщил свои планы, непременным условием согласия положил то, чтобы свадьба была не раньше года. И это то я хотел сообщить вам, – сказал князь Андрей.
– Правда, что Наташа еще молода, но так долго.
– Это не могло быть иначе, – со вздохом сказал князь Андрей.
– Я пошлю вам ее, – сказала графиня и вышла из комнаты.
– Господи, помилуй нас, – твердила она, отыскивая дочь. Соня сказала, что Наташа в спальне. Наташа сидела на своей кровати, бледная, с сухими глазами, смотрела на образа и, быстро крестясь, шептала что то. Увидав мать, она вскочила и бросилась к ней.
– Что? Мама?… Что?
– Поди, поди к нему. Он просит твоей руки, – сказала графиня холодно, как показалось Наташе… – Поди… поди, – проговорила мать с грустью и укоризной вслед убегавшей дочери, и тяжело вздохнула.
Наташа не помнила, как она вошла в гостиную. Войдя в дверь и увидав его, она остановилась. «Неужели этот чужой человек сделался теперь всё для меня?» спросила она себя и мгновенно ответила: «Да, всё: он один теперь дороже для меня всего на свете». Князь Андрей подошел к ней, опустив глаза.
– Я полюбил вас с той минуты, как увидал вас. Могу ли я надеяться?
Он взглянул на нее, и серьезная страстность выражения ее лица поразила его. Лицо ее говорило: «Зачем спрашивать? Зачем сомневаться в том, чего нельзя не знать? Зачем говорить, когда нельзя словами выразить того, что чувствуешь».
Она приблизилась к нему и остановилась. Он взял ее руку и поцеловал.
– Любите ли вы меня?
– Да, да, – как будто с досадой проговорила Наташа, громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще, и зарыдала.
– Об чем? Что с вами?
– Ах, я так счастлива, – отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.
Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежнее, было серьезнее и сильнее.
– Сказала ли вам maman, что это не может быть раньше года? – сказал князь Андрей, продолжая глядеть в ее глаза. «Неужели это я, та девочка ребенок (все так говорили обо мне) думала Наташа, неужели я теперь с этой минуты жена , равная этого чужого, милого, умного человека, уважаемого даже отцом моим. Неужели это правда! неужели правда, что теперь уже нельзя шутить жизнию, теперь уж я большая, теперь уж лежит на мне ответственность за всякое мое дело и слово? Да, что он спросил у меня?»
– Нет, – отвечала она, но она не понимала того, что он спрашивал.
– Простите меня, – сказал князь Андрей, – но вы так молоды, а я уже так много испытал жизни. Мне страшно за вас. Вы не знаете себя.
Наташа с сосредоточенным вниманием слушала, стараясь понять смысл его слов и не понимала.
– Как ни тяжел мне будет этот год, отсрочивающий мое счастье, – продолжал князь Андрей, – в этот срок вы поверите себя. Я прошу вас через год сделать мое счастье; но вы свободны: помолвка наша останется тайной и, ежели вы убедились бы, что вы не любите меня, или полюбили бы… – сказал князь Андрей с неестественной улыбкой.
– Зачем вы это говорите? – перебила его Наташа. – Вы знаете, что с того самого дня, как вы в первый раз приехали в Отрадное, я полюбила вас, – сказала она, твердо уверенная, что она говорила правду.
– В год вы узнаете себя…
– Целый год! – вдруг сказала Наташа, теперь только поняв то, что свадьба отсрочена на год. – Да отчего ж год? Отчего ж год?… – Князь Андрей стал ей объяснять причины этой отсрочки. Наташа не слушала его.
– И нельзя иначе? – спросила она. Князь Андрей ничего не ответил, но в лице его выразилась невозможность изменить это решение.
– Это ужасно! Нет, это ужасно, ужасно! – вдруг заговорила Наташа и опять зарыдала. – Я умру, дожидаясь года: это нельзя, это ужасно. – Она взглянула в лицо своего жениха и увидала на нем выражение сострадания и недоумения.
– Нет, нет, я всё сделаю, – сказала она, вдруг остановив слезы, – я так счастлива! – Отец и мать вошли в комнату и благословили жениха и невесту.
С этого дня князь Андрей женихом стал ездить к Ростовым.


Обручения не было и никому не было объявлено о помолвке Болконского с Наташей; на этом настоял князь Андрей. Он говорил, что так как он причиной отсрочки, то он и должен нести всю тяжесть ее. Он говорил, что он навеки связал себя своим словом, но что он не хочет связывать Наташу и предоставляет ей полную свободу. Ежели она через полгода почувствует, что она не любит его, она будет в своем праве, ежели откажет ему. Само собою разумеется, что ни родители, ни Наташа не хотели слышать об этом; но князь Андрей настаивал на своем. Князь Андрей бывал каждый день у Ростовых, но не как жених обращался с Наташей: он говорил ей вы и целовал только ее руку. Между князем Андреем и Наташей после дня предложения установились совсем другие чем прежде, близкие, простые отношения. Они как будто до сих пор не знали друг друга. И он и она любили вспоминать о том, как они смотрели друг на друга, когда были еще ничем , теперь оба они чувствовали себя совсем другими существами: тогда притворными, теперь простыми и искренними. Сначала в семействе чувствовалась неловкость в обращении с князем Андреем; он казался человеком из чуждого мира, и Наташа долго приучала домашних к князю Андрею и с гордостью уверяла всех, что он только кажется таким особенным, а что он такой же, как и все, и что она его не боится и что никто не должен бояться его. После нескольких дней, в семействе к нему привыкли и не стесняясь вели при нем прежний образ жизни, в котором он принимал участие. Он про хозяйство умел говорить с графом и про наряды с графиней и Наташей, и про альбомы и канву с Соней. Иногда домашние Ростовы между собою и при князе Андрее удивлялись тому, как всё это случилось и как очевидны были предзнаменования этого: и приезд князя Андрея в Отрадное, и их приезд в Петербург, и сходство между Наташей и князем Андреем, которое заметила няня в первый приезд князя Андрея, и столкновение в 1805 м году между Андреем и Николаем, и еще много других предзнаменований того, что случилось, было замечено домашними.
В доме царствовала та поэтическая скука и молчаливость, которая всегда сопутствует присутствию жениха и невесты. Часто сидя вместе, все молчали. Иногда вставали и уходили, и жених с невестой, оставаясь одни, всё также молчали. Редко они говорили о будущей своей жизни. Князю Андрею страшно и совестно было говорить об этом. Наташа разделяла это чувство, как и все его чувства, которые она постоянно угадывала. Один раз Наташа стала расспрашивать про его сына. Князь Андрей покраснел, что с ним часто случалось теперь и что особенно любила Наташа, и сказал, что сын его не будет жить с ними.
– Отчего? – испуганно сказала Наташа.
– Я не могу отнять его у деда и потом…
– Как бы я его любила! – сказала Наташа, тотчас же угадав его мысль; но я знаю, вы хотите, чтобы не было предлогов обвинять вас и меня.
Старый граф иногда подходил к князю Андрею, целовал его, спрашивал у него совета на счет воспитания Пети или службы Николая. Старая графиня вздыхала, глядя на них. Соня боялась всякую минуту быть лишней и старалась находить предлоги оставлять их одних, когда им этого и не нужно было. Когда князь Андрей говорил (он очень хорошо рассказывал), Наташа с гордостью слушала его; когда она говорила, то со страхом и радостью замечала, что он внимательно и испытующе смотрит на нее. Она с недоумением спрашивала себя: «Что он ищет во мне? Чего то он добивается своим взглядом! Что, как нет во мне того, что он ищет этим взглядом?» Иногда она входила в свойственное ей безумно веселое расположение духа, и тогда она особенно любила слушать и смотреть, как князь Андрей смеялся. Он редко смеялся, но зато, когда он смеялся, то отдавался весь своему смеху, и всякий раз после этого смеха она чувствовала себя ближе к нему. Наташа была бы совершенно счастлива, ежели бы мысль о предстоящей и приближающейся разлуке не пугала ее, так как и он бледнел и холодел при одной мысли о том.
Накануне своего отъезда из Петербурга, князь Андрей привез с собой Пьера, со времени бала ни разу не бывшего у Ростовых. Пьер казался растерянным и смущенным. Он разговаривал с матерью. Наташа села с Соней у шахматного столика, приглашая этим к себе князя Андрея. Он подошел к ним.
– Вы ведь давно знаете Безухого? – спросил он. – Вы любите его?
– Да, он славный, но смешной очень.
И она, как всегда говоря о Пьере, стала рассказывать анекдоты о его рассеянности, анекдоты, которые даже выдумывали на него.
– Вы знаете, я поверил ему нашу тайну, – сказал князь Андрей. – Я знаю его с детства. Это золотое сердце. Я вас прошу, Натали, – сказал он вдруг серьезно; – я уеду, Бог знает, что может случиться. Вы можете разлю… Ну, знаю, что я не должен говорить об этом. Одно, – чтобы ни случилось с вами, когда меня не будет…
– Что ж случится?…
– Какое бы горе ни было, – продолжал князь Андрей, – я вас прошу, m lle Sophie, что бы ни случилось, обратитесь к нему одному за советом и помощью. Это самый рассеянный и смешной человек, но самое золотое сердце.
Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. – Не уезжайте! – только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: – Ах, зачем он уехал!
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.


Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…