Упатниекс, Юрис
| Юрис Упатниекс | |
| латыш. Juris Upatnieks | |
| Место рождения: | |
|---|---|
| Научная сфера: | |
| Место работы: | |
| Альма-матер: | |
| Известен как: |
создатель голограммы Лейта-Упатниекса |
| Награды и премии: |
Роберта Гордона (1965) |
Юрис Упатниекс (латыш. Juris Upatnieks, 7 мая 1936 года, Рига, Латвия) — американский физик латышского происхождения. Иностранный член Латвийской академии наук. Профессор Мичиганского университета.
В 1962 году была создана классическая схема записи голограмм Эмметта Лейта и Юриса Упатниекса (голограммы Лейта-Упатниекса)[1][2], в которой записываются пропускающие голограммы (при восстановлении голограммы свет пропускают через фотопластинку, хотя на практике некоторая часть света от неё отражается и также создаёт изображение, видимое с противоположной стороны).
Наработки Лейта и Упатниекса и сегодня используются военными при изготовлении оптических прицелов, а также применяются в приборах для военной и гражданской авиации, а предложенная ими схема записи голограмм применяется повсеместно.[3]
Напишите отзыв о статье "Упатниекс, Юрис"
Примечания
- ↑ [www.opticsinfobase.org/abstract.cfm?URI=josa-52-10-1123 Leith E. N. and Upatnieks J. Wavefront reconstruction with diffused illumination and three-dimensional objects // J. Opt. Soc. Am.—1964.—V. 54.—P.1295.]
- ↑ [www.tiptoptech.net/golografia.html Голография]
- ↑ [www.epr-magazine.ru/industrial_history/technologies/holography/ Иллюзия объекта]
| ||||||
Отрывок, характеризующий Упатниекс, Юрис
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.
В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
