Уплисцихе

Уплисци́хе (груз. უფლისციხე — досл. Божья Крепость) — древний пещерный город, один из первых городов на территории Грузии. Уплисцихе высечен в скале, расположенной в 12 км к востоку от города Гори на левом берегу реки Кура. Город возник в конце II — в начале I тысячелетия до н. э., пережил несколько подъёмов и спадов, был окончательно покинут в XIX веке и является, таким образом, многослойным археологическим объектом, одним из важнейших памятников грузинской культуры. Уникальность памятника заключается в том, что он, благодаря своему устройству, сохранил в себе остатки архитектурных и культовых сооружений, построенных на протяжении нескольких тысячелетий. В период расцвета Уплисцихе включал в себя более 700 пещер и пещерных сооружений, из которых только 150 сохранились к настоящему времени.

История изучения

Уплисцихе многократно упоминался в трудах грузинских историков средневековья, таким образом, древний город никогда не был забыт историей. Например, историк и географ XVIII века, Вахушти Багратиони писал, что Уплисцихе был городом до нашествия монголов, но

… ныне разрушен. Здесь есть строения необычные, высеченные в скале, залы большие, выдолбленные также в скале, большой туннель, пробитый до реки Куры. На западе — отвесная скала и внутри неё огромные пещеры, ныне недоступные. Воображению представляются выходящие из пещер воины со стрелами и копьями, всадники, выступающие в поход, и это, считаемое прорицалищем, место именуется Уплисцихе.

До середины XX века Уплисцихе упоминался также в ряде описательных работ, а в 1957 году началось систематическое научное изучение памятника. С этого времени городище изучает комплексная архитектурно-археологическая экспедиция Государственного Музея искусств Грузии под руководством Ш. Амиранашвили и Т. Саникидзе. За время изучения городище было расчищено, с помощью дополнительных железобетонных конструкций укреплены некоторые сооружения, а ряд сооружений укрыт и законсервирован. В 1977—1978 годах экспедиция сделала самое значительное открытие, обнаружив в овраге с южной стороны памятника спрятанный клад раннего периода жизни города, предметы которого поступили в грузинские музеи. Находка пролила свет на некоторые обстоятельства жизни города и подтвердила ряд предположений о назначении культовых объектов Уплисцихе.

Некоторые участки в восточной части городища остаются нераскопанными и законсервированными для будущих исследований.

Древнейший период

Согласно археологическим данным, Уплисцихе стал культовым центром в конце II — начале I тысячелетия до н. э. По результатам раскопок в Уплисцихе и его окрестностях учёные предполагают такую версию развития событий. После освоения человеком плодородных земель данного региона в эпоху бронзы, культовый центр местности первоначально находился на холме Катланисхеви, который расположен в трёх километрах западнее Уплисцихе. На этом холме обнаружено поселение эпохи бронзы, просуществовавшее несколько веков. На рубеже II и I тысячелетий до н. э. на Катланисхеви произошёл сильный пожар, после чего на заре железного века языческий культовый центр оттуда переместился в Уплисцихе. Выбор именно скалы или холма для поселения человека или для создания культового центра естественен, так как скалы и горы издавна являлись символами могущества и вечности с одной стороны, а с другой стороны крутые склоны скал представляют собой естественное укрепление.

Пещер, которые целиком можно отнести к этой эпохе, на Уплисцихе нет, так как многие древние сооружения в Уплисцихе позже перестраивались и переделывались, однако археологический материал свидетельствует о регулярном культовом использовании многих помещений, начиная с этого периода. В этот период в Уплисцихе зафиксировано поклонение женскому солнечному божеству, символом которого позднее также было колесо. Единственное изображение этого божества (глиняная статуэтка) было обнаружено только на холме Катланисхеви.

Есть археологические данные о торговых связях Уплисцихе этого периода с Урарту и Мидией. С другой стороны, нет данных о вхождении Уплисцихе в какое-либо более крупное государственное образование в этот период. По-видимому, он существовал как независимый культовый центр.

Происхождение названия

Поселение получило название «Уплисцихе» уже в древнейший период. Упоминания средневековых грузинских историков связывают основание поселения с мифологическим «Уплосом, сыном Мцхетоса», причем достоверность этих источников в целом подтверждается археологическими материалами. На основании этого в научной литературе название «Уплисцихе» связывается с Уплосом. Тем не менее, в большинстве популярных источников закрепилась другая трактовка названия, сделанная на базе современного грузинского языка, в которой «Уплос» связан с нарицательным «владыка»: Уплисцихе (груз. უფლისციხე) — «крепость владыки».

Эллинистический период

По мере роста числа почитателей культовых объектов в Уплисцихе его популярность увеличивалась, и к IV веку до нашей эры Уплисцихе становится городом. Во второй половине IV века до н. э. население осваивает всю территорию южного склона горы общей площадью 9,5 гектаров. В последующий период (вероятно в конце I — начале II века н. э.) в скалах были высечены несколько сотен различных сооружений, включая храмы, общественные здания и жилые дома. Кроме этого были обустроены колодцы и водостоки, городские ворота, улицы и укрепления города. Все эти крупные изменения произошли, по мнению археологов, за несколько десятков лет.

Рост Уплисцихе приходится на период формирования Иберии — Восточно-грузинского царства, столицей которого становится Мцхета. Уплисцихе выделялся среди остальных городов Иберии своим преимущественно культовым значением. Большинство его сооружений имели именно культовое предназначение, и Уплисцихе, таким образом, являлся именно храмовым городом, главным культовым центром Иберии. Таким образом, роль Уплисцихе можно сравнить с древне-греческими Дельфами или древним Вани в Колхиде.

Росту города дополнительно способствовало то обстоятельство, что он находился на одном из торговых путей, соединяющих Европу и Ближний Восток, который проходил между Чёрным и Каспийскими морями. Утверждения некоторых популярных изданий о том, что Уплисцихе находился на Великом шёлковом пути, не точны по географическим и хронологическим соображениям. Более корректно вести речь просто о «торговом пути».

Устройство города в эллинистический период

В устройстве Уплисцихе этого времени прослеживаются типичные черты города эллинистического периода: заградительный ров и стены, защищающие город на тех участках, где нет естественных препятствий; проложенные дороги; тоннель, спускающийся к реке; система водоснабжения и отвода сточных вод. По древней традиции, у города был не только тайный тоннель, но и четыре входа, ориентированные по сторонам света. Главные ворота города находились с юго-восточной части скалы, через них в город с востока вела главная (священная) дорога. Юго-восточные ворота города стояли на узкой дороге, выдолбленной в скале и выходящей к реке Кура. Эта дорога была доступна только для пешеходов. Северо-западные и северо-восточные ворота имели явно символическое значение и не использовались на практике, так как выходили на отвесные скалы, защищавшие Уплисцихе с севера. С юга город был защищён стеной, образованной в скале после её обработки, и вырытым защитным рвом. У юго-восточных главных ворот был устроен перекидной мост.

Въезды в город и укрепления

Священная дорога, проходящая к городу с юго-востока	Священная дорога, переходящая в главную улицу. Вид из города.		Отвесные скалы, защищающие город с северо-запада. Вход в ныне недоступные пещеры.
Тайный тоннель, выходящий к реке	Вырубленная в скале пешеходная дорога, идущая к юго-западным воротам			Защитная стена на южной окраине города

Водоснабжение города осуществлялось двумя способами. С одной стороны, естественный родник, находящийся на скалистой гряде, продолжающей северную часть города, соединялся системой каменных труб длиной около 5 километров с центром города. С другой стороны, существовал глубокий колодец, куда поступала вода из реки Куры. Специалисты предполагают, что колодец считался священным, и его вода использовалась не в бытовых, а в сакральных целях.

Архитектура Уплисцихе этого времени изобилует скальными помещениями и потому нетипична не только для Грузии, но и для всего закавказского региона. Строители стремились воспроизвести в толще скалы детали, свойственные традиционной архитектуре из камня либо дерева. Многие высеченные в скале помещения украшены имитацией деревянных или каменных балок, колонн и других архитектурных элементов. В этом смысле Уплисцихе схож с набатейской Петрой, которая также была сооружена в эллинистический период, равно как и некоторые постройки в Пафлагонии. Не исключено влияние парфянской архитектуры.

Особенности архитектуры Уплисцихе
Обработка скалы для имитации других архитектурных материалов и приёмов

Внутреннее оформление «Зала царицы Тамары»	Оформление «Красивого храма»	Потолок «Храма с кессонами»

Сооружение помещений в Уплисцихе происходило в два этапа: сначала происходило грубое выдалбливание скальной породы, затем (по мере приближения к линии стены) происходила тонкая притирка камня к требуемой форме — процесс, напоминающий работу скульптора. При притирке использовались вода и абразивный камень, причём процесс не только придавал скальной породе требуемую форму, но и наносил надежный защитный слой на поверхность породы (песчаника). Этот слой был призван предотвратить разрушение конструкций.

Религия в Уплисцихе эллинистического периода

Религия в Уплисцихе являла собой типичный набор политеистических верований своего времени. В эллинистический период в Уплисцихе помимо древнейшего культа поклонения божеству Солнца поклонялись другим небесным светилам и всему пантеону грузинских языческих богов, включая богов земли, подземелья, воды и других, причём каждое из божеств имело связи с соответствующими культовыми сооружениями. Главенствующее положение занимал, вероятно, храм Солнца, разрушенный первыми христианами после христианизации Грузии в 337 году н. э.. Кроме этого, в Уплисцихе сохранились десятки других культовых сооружений, активно использовавшихся в тот период.

Для поклонения хтоническим божествам использовались крупные ямы диаметром от одного до четырёх метров, причём глубина некоторых из них достигала 12 метров. Ямы использовались для ритуальных жертвоприношений животных богам подземного царства. До проведения детальных раскопок и анализа остатков материала на дне ям их предназначение оставалось невыясненным. В качестве одного из предположений высказывалось мнение, что крупные ямы выполняли функцию тюрьмы. Это предположение оказалось неверным, однако некоторые популярные источники до сих пор указывают на существование «подземных тюрем» в Уплисцихе.

Среди исследователей памятника нет единого мнения о том, следует ли считать все культовые сооружения храмами в классическом смысле этого слова, однако большинство учёных сходятся в том, что они имели именно религиозное предназначение.

Религиозные объекты Уплисцихе эллинистического периода

Остатки древнейших жертвенников, которые были расположены у юго-западного края города. Археологи обнаружили в них многослойные следы жертвоприношений животных.	Одна из жертвенных ям для поклонения хтоническим божествам, перекрытая современной решёткой. Яма являлась частью древнего храма, который позже был перестроен в христианскую базилику.	Храм Маквлиани — самый крупный (общей площадью около 300 кв. м) из сохранившихся храмов эллинистического периода. Более крупные языческие храмы были перестроены в христианские церкви.

Томаз Саникидзе, один из ведущих археологов городища, так реконструирует ход религиозного праздника в эллинистическом Уплисцихе на основании результатов раскопок:

[Жрецы] на почётном месте устанавливали статуэтку богини …, начинали звонить в колокольчики и греметь погремушками, крутить колёса, шипы которых, задевая клепало, издавали устрашающий грохот, выпекали священные хлебцы с оттисками глиняных печатей, резали жертвенных животных и, окропив мясо святой водой, варили на священном огне, священным вином из большого погреба совершали возлияния в честь божества, пели гимны, вознося хвалу владыке и благодаря господа за дарованные им жизнь и благополучие, с наступлением же сумерек в каком-нибудь из храмов представляли мистерию.

Колесо в качестве символа солнца широко использовалось в Уплисцихе. Восьмиспицевые колёса использовались для украшений, несли сакральный смысл во время религиозных праздников, а также перекрывали жертвенные ямы как из ритуальных, так и из практических соображений.

Хозяйственная жизнь города

Уплисцихе эллинистического периода существовал за счёт различных пожертвований, дарований и жертвоприношений религиозного характера. Основная площадь города отводилась культовым сооружениям, число жилых помещений было невелико, им не предавалось большого значения. Внутри города осуществлялось виноделие, однако не по практическим соображениям, а по культовым. По-видимому, произведённое здесь вино считалось священным. В эллинистический период Уплисцихе окружали леса, и виноград привозили в город издалека, специально поднимали на юго-западный склон, где была оборудована основная давильня. В северной части города располагалось большое винохранилище («Большой марани»), рассчитанное на 58 крупных карасов. Несколько небольших винохранилищ также примыкали к крупным культовым сооружениям в центральной части города.

Хозяйственная жизнь Уплисцихе
в эллинистический период

Небольшое винохранилище («марани»), примыкающее к «Залу царицы Тамары»	Давильня винограда, оборудованная канавками для стекания сока и ямками для отвода мякоти	Жилое помещение в северной части городища

В городе не обнаружено следов обработки металлов или гончарного производства. Вероятно все эти материалы, а также сельскохозяйственная продукция поступали в город извне в качестве даров.

Уплисцихе в период раннего христианства

В 337 году, после провозглашения христианства государственной религией в Грузии, между языческим Уплисцихе и первыми христианами возникло противостояние, которое закончилось тем, что жрецы и жители Уплисцихе были подвергнуты гонениям, часть помещений города были разрушены и сожжены, на месте двух главных языческих храмов возникли христианские церкви. Найден церковный документ раннехристианского времени, призывающих предать смерти язычников Уплисцихе, и, возможно, многие жрецы, а также некоторые жители города были казнены в этот период.

В церковь был перестроен храм солнца, находящийся на самой верхней части города. Ещё один, большой по площади языческий храм, выходивший на «Центральную площадь», в VI веке н. э. был перестроен в трёхнефную христианскую базилику площадью около 400 кв. м. Оба эти сооружения разрушились быстрее остальных, и в раннем средневековье на главном месте Уплисцихе была построена полностью новая церковь, которую называют «церковью Уплисцули» (церковь Принца). Это сооружение относится к X—XI векам н. э. Трёхнефную базилику жители восстанавливать не стали, и к раннему средневековью она превратилась в хлебопекарню.

Большое винохранилище было также уничтожено первыми христианами. Как выяснили археологи, из него вынесли карасы, обвалили деревянные конструкции, а затем подожгли.

Христианские церкви в Уплисцихе

Обломки трёхнефной христианской базилики	«Церковь Уплисцули»	Интерьеры церкви Уплисцули

Ещё на протяжении долгого времени в Уплисцихе продолжалось тайное поклонение языческим божествам. Археологи обнаружили закрытые помещения, где и после введения христианства продолжали осуществляться небольшие культовые обряды, приношение в жертву животных. В целом же, с введением христианства само значение Уплисцихе закономерно резко упало, поток пожертвований прекратился, число паломников резко снизилось. Город по своему значению уменьшился до обычной крепости.

Уплисцихе в средневековье

В IX веке н. э. в жизни Уплисцихе произошла резкая перемена, и он вновь стал играть большую роль в жизни Грузии. Обстоятельства сложились так, что с IX века столица Грузии, Тбилиси, находилась в руках арабов, и главным центром Картли, предметом борьбы за влияние и престол, стало Уплисцихе. В IX—X вв. Уплисцихе фактически являлся главным городом Картли, его население в этот период достигало 20 тысяч человек. В этот период река Кура, которая в древнейший период истории города омывала скалу с северо-запада, уже изменила русло, и с северозападной стороны образовался большой участок плодородной земли, где также возникло поселение. (Это поселение просуществовало до 1968 года, когда по настоянию археологов местные власти переселили жителей в окрестные сёла.)

История Уплисцихе этого времени известна по летописным сообщениям, где отражались довольно регулярные переходы города из рук в руки. Стратегическое положение Уплисцихе делало его естественной целью всех правителей, которые ставили своей задачей завоевать Картли. Первоначально (с сороковых годов IX века) Уплисцихе владел грузинский царь Баграт Куропалат, потом последовал длительный период арабских завоеваний, в 904 году Картли вместе с Уплисцихе завоевал Эгрис-Абхазети (царь Абхазии/Западной Грузии) Константи III. Некоторое время Уплисцихе находился в руках армян (под предводительством Сумбата Тиезерекала) и арабов: в 914 году Картли опустошило войско Саджа Абуль-Касима. После ухода арабов, Уплисцихе вновь находился в руках царей Западной Грузии (Абхазии). В 975 году правителем Уплисцихе стал знаменитый Баграт III, приёмный сын Давида Куропалата, который, заняв престол в 978 году, впервые объединил Грузию. После этого правительницей Уплисцихе долгое время была мать Баграта III, Гурандухт. Последующий период в летописях освещен менее подробно. Известно, что Уплисцихе пострадал от нашествия сельджуков в 1080 году. В 1122 году грузинский царь Давид Строитель освободил Грузию от арабов, государственный центр сместился в Тбилиси, и значение Уплисцихе стало падать. На рубеже XII—XIII веков в Уплисцихе могла останавливаться царица Тамара, однако мнения учёных на этот счёт расходятся. Тем не менее, один из прежних языческих храмов, который был переделан в царские палаты ещё в X веке, сохранился в устных преданиях местного населения XIX века как «зал Царицы Тамары».

«Зал царицы Тамары»
Построен в эллинистическую эпоху, в средневековье переделан в царскую резиденцию.

Боковые помещения зала	Винохранилище («марани») при зале	Общий вид зала	Круглое отверстие для света

В XIII—XIV веках Уплисцихе был разрушен серией монгольских походов и после этого перестал играть какую-либо значительную роль в государственной жизни.

Устройство города в раннем средневековье

При обустройстве города эпохи средневековья были использованы сохранившиеся в Уплисцихе культовые сооружения эллинистического периода. Некоторые из них были преобразованы в дворцовые помещения, а большинство стало выполнять хозяйственные функции. Средневековый город (в отличие от культового Уплисцихе предыдущей эпохи) представлял собой типичный город-крепость с множеством жилых и хозяйственных построек. Бывшие языческие храмы, таким образом, превратились в пекарни, кузницы, кладовые и жилые дома. Планировка средневекового города этого времени осуществлялась хаотически, многие проходы были необоснованно перекрыты. Архитектурные сооружения средневекового периода так же, как и первые христианские храмы, оказались менее прочными и долговечными, чем их предшественники. Основной просчёт при их сооружении заключался в том, что песчаник скалы, на которой построен Уплисцихе, не мог выдерживать многоуровневые конструкции, которые пытались строить средневековые мастера. Кроме того, в средневековье уже не использовалась та тщательная абразивная обработка скалы, которая придавала прочность сооружениям эллинистического периода.

«Аптека» Уплисцихе

Одним из любопытных объектов Уплисцихе является т. н. «Аптека» (слева). В ячейках, сложенных из кирпичей, (по центру) археологи обнаружили следы десятков различных лекарственных трав, очевидно использовавшихся в медицинских или косметических целях. Рядом с ячейками в скале выдолблена ванная (справа). Достоверно известно, что «Аптека» функционировала в средневековье, однако возможно, что она существовала в Уплисцихе и в эллинистический период.

Упадок Уплисцихе

После монгольских набегов XIII—XIV веков Уплисцихе перестал быть городом, утратил свою значимость. Монголы разрушили укрепления Уплисцихе на южной окраине, и город уже никогда больше не восстановил своих крепостных стен. Свыше 5000 монахов — жителей Уплисцихе было убито в XIII веке во время похода Хулагу, внука Чингисхана. Более того, монгольские нашествия изменили ландшафт прилегающей местности: леса, окружавшие Уплисцихе были сожжены. С XIV века Уплисцихе использовался скорее как временное поселение — в случае нашествий местные жители окрестных сёл укрывались в его пещерах от опасностей. Вместе с тем, церковь Уплисцули, хотя и с перерывами, продолжала функционировать и действует в наше время. В XVIII веке к ней была пристроена новая колокольня, стены обложены новым слоем кирпича. Её первоначальный интерьер и настенная роспись были уничтожены в XIX веке, в настоящее время стены церкви исписаны автографами солдат и офицеров частей русской армии, расквартированных в окрестностях Уплисцихе в 1848—1849 гг.

Уплисцихе в XIX веке

Зарисовка Уплисцихе английским путешественником 1876 года	Автографы русских солдат и офицеров на стенах церкви Уплисцули

Некоторые путешественники XIX века отмечали наличие в Уплисцихе людей, которых авторы называли троглодитами, вероятно, в связи с нехитрым образом жизни и в связи с тем, что они буквально жили в уже занесенных землёй пещерах.

В 1920 году многие постройки Уплисцихе пострадали из-за сильного землетрясения. С этого периода в городище никто не селился.

Уплисцихе в настоящее время

Общая схема городища и сохранившиеся до настоящего времени сооружения.
Кликнув на объекты схемы, можно перейти к месту упоминания их в статье.

С пятидесятых годов XX века Уплисцихе стал туристическим центром. По мере параллельных работ по расчистке городища, проводимых с 1957 года археологической экспедицией, туристическая ценность памятника увеличивалась: всё большее число древних помещений становилось доступным для посещения. Из более 700 сооружений города около 150 сохранились к настоящему времени. Сохранившиеся сооружения открыты для туристов.

К концу XX века возросла опасность серьёзного повреждения многих строений, связанная с эрозией песчаника. Правительство Грузии не смогло выделить достаточно средств для реконструкции пещер Уплисцихе, и новое небольшое землетрясение, произошедшее в 2000 году, сильно повредило некоторые строения.

В 2000 году Всемирный банк совместно с правительством Грузии выделил деньги на реконструкцию части памятника, а также оплатил обустройство туристического центра рядом с Уплисцихе, который мог бы предоставлять информацию на разных языках. Как были использованы эти средства — на данный момент неясно, так как туристический центр обычно закрыт, а грузинская сторона утверждает, что денег, выделенных на реконструкцию, оказалось недостаточно. Специалисты прогнозируют серьёзные разрушения памятника в течение следующих 30 лет, если не будут приняты своевременные меры по консервации существующих трещин. Уплисцихе находится в сейсмически активном районе, и последующие землетрясения могут также серьёзно повредить памятник, особенно если не будет принято мер по его консервации.

Литература

1. Очерки истории Грузии, в восьми томах, издательство АН ГССР, Тбилиси, 1988—1990 т.т. 1 — 2, 5 ISBN 5-520-00498-6 ([www.nplg.gov.ge/ic/DGL/work/Ocherki_istorii_gruzii/Ocherki_istorii_gruzii_I/1.htm Электронная версия])
2. T. Саникидзе Уплисцихе, издательство Тбилисского государственного университета культуры и искусства им. Е. Такаишвили, Тбилиси, 2005

Ссылки

• [whc.unesco.org/en/tentativelists/5234/ Уплисцихе на сайте ЮНЕСКО (англ.)]
• [georgia.orthodoxy.ru/index.php?cat=_church&ii=0&jj=29 Христианские церкви Уплисцихе ]
• [www.vostlit.info/Texts/rus6/Kartli/frametext.htm Летописи, упоминающие Уплисцихе]
• [www.apsny.ge/2012/soc/1334862995.php Новости о реконструкции Уплисцихе ]

Отрывок, характеризующий Уплисцихе

После нескольких приемов декламации m lle Georges уехала и графиня Безухая попросила общество в залу.
Граф хотел уехать, но Элен умоляла не испортить ее импровизированный бал. Ростовы остались. Анатоль пригласил Наташу на вальс и во время вальса он, пожимая ее стан и руку, сказал ей, что она ravissante [обворожительна] и что он любит ее. Во время экосеза, который она опять танцовала с Курагиным, когда они остались одни, Анатоль ничего не говорил ей и только смотрел на нее. Наташа была в сомнении, не во сне ли она видела то, что он сказал ей во время вальса. В конце первой фигуры он опять пожал ей руку. Наташа подняла на него испуганные глаза, но такое самоуверенно нежное выражение было в его ласковом взгляде и улыбке, что она не могла глядя на него сказать того, что она имела сказать ему. Она опустила глаза.
– Не говорите мне таких вещей, я обручена и люблю другого, – проговорила она быстро… – Она взглянула на него. Анатоль не смутился и не огорчился тем, что она сказала.
– Не говорите мне про это. Что мне зa дело? – сказал он. – Я говорю, что безумно, безумно влюблен в вас. Разве я виноват, что вы восхитительны? Нам начинать.
Наташа, оживленная и тревожная, широко раскрытыми, испуганными глазами смотрела вокруг себя и казалась веселее чем обыкновенно. Она почти ничего не помнила из того, что было в этот вечер. Танцовали экосез и грос фатер, отец приглашал ее уехать, она просила остаться. Где бы она ни была, с кем бы ни говорила, она чувствовала на себе его взгляд. Потом она помнила, что попросила у отца позволения выйти в уборную оправить платье, что Элен вышла за ней, говорила ей смеясь о любви ее брата и что в маленькой диванной ей опять встретился Анатоль, что Элен куда то исчезла, они остались вдвоем и Анатоль, взяв ее за руку, нежным голосом сказал:
– Я не могу к вам ездить, но неужели я никогда не увижу вас? Я безумно люблю вас. Неужели никогда?… – и он, заслоняя ей дорогу, приближал свое лицо к ее лицу.
Блестящие, большие, мужские глаза его так близки были от ее глаз, что она не видела ничего кроме этих глаз.
– Натали?! – прошептал вопросительно его голос, и кто то больно сжимал ее руки.
– Натали?!
«Я ничего не понимаю, мне нечего говорить», сказал ее взгляд.
Горячие губы прижались к ее губам и в ту же минуту она почувствовала себя опять свободною, и в комнате послышался шум шагов и платья Элен. Наташа оглянулась на Элен, потом, красная и дрожащая, взглянула на него испуганно вопросительно и пошла к двери.
– Un mot, un seul, au nom de Dieu, [Одно слово, только одно, ради Бога,] – говорил Анатоль.
Она остановилась. Ей так нужно было, чтобы он сказал это слово, которое бы объяснило ей то, что случилось и на которое она бы ему ответила.
– Nathalie, un mot, un seul, – всё повторял он, видимо не зная, что сказать и повторял его до тех пор, пока к ним подошла Элен.
Элен вместе с Наташей опять вышла в гостиную. Не оставшись ужинать, Ростовы уехали.
Вернувшись домой, Наташа не спала всю ночь: ее мучил неразрешимый вопрос, кого она любила, Анатоля или князя Андрея. Князя Андрея она любила – она помнила ясно, как сильно она любила его. Но Анатоля она любила тоже, это было несомненно. «Иначе, разве бы всё это могло быть?» думала она. «Ежели я могла после этого, прощаясь с ним, улыбкой ответить на его улыбку, ежели я могла допустить до этого, то значит, что я с первой минуты полюбила его. Значит, он добр, благороден и прекрасен, и нельзя было не полюбить его. Что же мне делать, когда я люблю его и люблю другого?» говорила она себе, не находя ответов на эти страшные вопросы.


Пришло утро с его заботами и суетой. Все встали, задвигались, заговорили, опять пришли модистки, опять вышла Марья Дмитриевна и позвали к чаю. Наташа широко раскрытыми глазами, как будто она хотела перехватить всякий устремленный на нее взгляд, беспокойно оглядывалась на всех и старалась казаться такою же, какою она была всегда.
После завтрака Марья Дмитриевна (это было лучшее время ее), сев на свое кресло, подозвала к себе Наташу и старого графа.
– Ну с, друзья мои, теперь я всё дело обдумала и вот вам мой совет, – начала она. – Вчера, как вы знаете, была я у князя Николая; ну с и поговорила с ним…. Он кричать вздумал. Да меня не перекричишь! Я всё ему выпела!
– Да что же он? – спросил граф.
– Он то что? сумасброд… слышать не хочет; ну, да что говорить, и так мы бедную девочку измучили, – сказала Марья Дмитриевна. – А совет мой вам, чтобы дела покончить и ехать домой, в Отрадное… и там ждать…
– Ах, нет! – вскрикнула Наташа.
– Нет, ехать, – сказала Марья Дмитриевна. – И там ждать. – Если жених теперь сюда приедет – без ссоры не обойдется, а он тут один на один с стариком всё переговорит и потом к вам приедет.
Илья Андреич одобрил это предложение, тотчас поняв всю разумность его. Ежели старик смягчится, то тем лучше будет приехать к нему в Москву или Лысые Горы, уже после; если нет, то венчаться против его воли можно будет только в Отрадном.
– И истинная правда, – сказал он. – Я и жалею, что к нему ездил и ее возил, – сказал старый граф.
– Нет, чего ж жалеть? Бывши здесь, нельзя было не сделать почтения. Ну, а не хочет, его дело, – сказала Марья Дмитриевна, что то отыскивая в ридикюле. – Да и приданое готово, чего вам еще ждать; а что не готово, я вам перешлю. Хоть и жалко мне вас, а лучше с Богом поезжайте. – Найдя в ридикюле то, что она искала, она передала Наташе. Это было письмо от княжны Марьи. – Тебе пишет. Как мучается, бедняжка! Она боится, чтобы ты не подумала, что она тебя не любит.
– Да она и не любит меня, – сказала Наташа.
– Вздор, не говори, – крикнула Марья Дмитриевна.
– Никому не поверю; я знаю, что не любит, – смело сказала Наташа, взяв письмо, и в лице ее выразилась сухая и злобная решительность, заставившая Марью Дмитриевну пристальнее посмотреть на нее и нахмуриться.
– Ты, матушка, так не отвечай, – сказала она. – Что я говорю, то правда. Напиши ответ.
Наташа не отвечала и пошла в свою комнату читать письмо княжны Марьи.
Княжна Марья писала, что она была в отчаянии от происшедшего между ними недоразумения. Какие бы ни были чувства ее отца, писала княжна Марья, она просила Наташу верить, что она не могла не любить ее как ту, которую выбрал ее брат, для счастия которого она всем готова была пожертвовать.
«Впрочем, писала она, не думайте, чтобы отец мой был дурно расположен к вам. Он больной и старый человек, которого надо извинять; но он добр, великодушен и будет любить ту, которая сделает счастье его сына». Княжна Марья просила далее, чтобы Наташа назначила время, когда она может опять увидеться с ней.
Прочтя письмо, Наташа села к письменному столу, чтобы написать ответ: «Chere princesse», [Дорогая княжна,] быстро, механически написала она и остановилась. «Что ж дальше могла написать она после всего того, что было вчера? Да, да, всё это было, и теперь уж всё другое», думала она, сидя над начатым письмом. «Надо отказать ему? Неужели надо? Это ужасно!»… И чтоб не думать этих страшных мыслей, она пошла к Соне и с ней вместе стала разбирать узоры.
После обеда Наташа ушла в свою комнату, и опять взяла письмо княжны Марьи. – «Неужели всё уже кончено? подумала она. Неужели так скоро всё это случилось и уничтожило всё прежнее»! Она во всей прежней силе вспоминала свою любовь к князю Андрею и вместе с тем чувствовала, что любила Курагина. Она живо представляла себя женою князя Андрея, представляла себе столько раз повторенную ее воображением картину счастия с ним и вместе с тем, разгораясь от волнения, представляла себе все подробности своего вчерашнего свидания с Анатолем.
«Отчего же бы это не могло быть вместе? иногда, в совершенном затмении, думала она. Тогда только я бы была совсем счастлива, а теперь я должна выбрать и ни без одного из обоих я не могу быть счастлива. Одно, думала она, сказать то, что было князю Андрею или скрыть – одинаково невозможно. А с этим ничего не испорчено. Но неужели расстаться навсегда с этим счастьем любви князя Андрея, которым я жила так долго?»
– Барышня, – шопотом с таинственным видом сказала девушка, входя в комнату. – Мне один человек велел передать. Девушка подала письмо. – Только ради Христа, – говорила еще девушка, когда Наташа, не думая, механическим движением сломала печать и читала любовное письмо Анатоля, из которого она, не понимая ни слова, понимала только одно – что это письмо было от него, от того человека, которого она любит. «Да она любит, иначе разве могло бы случиться то, что случилось? Разве могло бы быть в ее руке любовное письмо от него?»
Трясущимися руками Наташа держала это страстное, любовное письмо, сочиненное для Анатоля Долоховым, и, читая его, находила в нем отголоски всего того, что ей казалось, она сама чувствовала.
«Со вчерашнего вечера участь моя решена: быть любимым вами или умереть. Мне нет другого выхода», – начиналось письмо. Потом он писал, что знает про то, что родные ее не отдадут ее ему, Анатолю, что на это есть тайные причины, которые он ей одной может открыть, но что ежели она его любит, то ей стоит сказать это слово да , и никакие силы людские не помешают их блаженству. Любовь победит всё. Он похитит и увезет ее на край света.
«Да, да, я люблю его!» думала Наташа, перечитывая в двадцатый раз письмо и отыскивая какой то особенный глубокий смысл в каждом его слове.
В этот вечер Марья Дмитриевна ехала к Архаровым и предложила барышням ехать с нею. Наташа под предлогом головной боли осталась дома.


Вернувшись поздно вечером, Соня вошла в комнату Наташи и, к удивлению своему, нашла ее не раздетою, спящею на диване. На столе подле нее лежало открытое письмо Анатоля. Соня взяла письмо и стала читать его.
Она читала и взглядывала на спящую Наташу, на лице ее отыскивая объяснения того, что она читала, и не находила его. Лицо было тихое, кроткое и счастливое. Схватившись за грудь, чтобы не задохнуться, Соня, бледная и дрожащая от страха и волнения, села на кресло и залилась слезами.
«Как я не видала ничего? Как могло это зайти так далеко? Неужели она разлюбила князя Андрея? И как могла она допустить до этого Курагина? Он обманщик и злодей, это ясно. Что будет с Nicolas, с милым, благородным Nicolas, когда он узнает про это? Так вот что значило ее взволнованное, решительное и неестественное лицо третьего дня, и вчера, и нынче, думала Соня; но не может быть, чтобы она любила его! Вероятно, не зная от кого, она распечатала это письмо. Вероятно, она оскорблена. Она не может этого сделать!»
Соня утерла слезы и подошла к Наташе, опять вглядываясь в ее лицо.
– Наташа! – сказала она чуть слышно.
Наташа проснулась и увидала Соню.
– А, вернулась?
И с решительностью и нежностью, которая бывает в минуты пробуждения, она обняла подругу, но заметив смущение на лице Сони, лицо Наташи выразило смущение и подозрительность.
– Соня, ты прочла письмо? – сказала она.
– Да, – тихо сказала Соня.
Наташа восторженно улыбнулась.
– Нет, Соня, я не могу больше! – сказала она. – Я не могу больше скрывать от тебя. Ты знаешь, мы любим друг друга!… Соня, голубчик, он пишет… Соня…
Соня, как бы не веря своим ушам, смотрела во все глаза на Наташу.
– А Болконский? – сказала она.
– Ах, Соня, ах коли бы ты могла знать, как я счастлива! – сказала Наташа. – Ты не знаешь, что такое любовь…
– Но, Наташа, неужели то всё кончено?
Наташа большими, открытыми глазами смотрела на Соню, как будто не понимая ее вопроса.
– Что ж, ты отказываешь князю Андрею? – сказала Соня.
– Ах, ты ничего не понимаешь, ты не говори глупости, ты слушай, – с мгновенной досадой сказала Наташа.
– Нет, я не могу этому верить, – повторила Соня. – Я не понимаю. Как же ты год целый любила одного человека и вдруг… Ведь ты только три раза видела его. Наташа, я тебе не верю, ты шалишь. В три дня забыть всё и так…
– Три дня, – сказала Наташа. – Мне кажется, я сто лет люблю его. Мне кажется, что я никого никогда не любила прежде его. Ты этого не можешь понять. Соня, постой, садись тут. – Наташа обняла и поцеловала ее.
– Мне говорили, что это бывает и ты верно слышала, но я теперь только испытала эту любовь. Это не то, что прежде. Как только я увидала его, я почувствовала, что он мой властелин, и я раба его, и что я не могу не любить его. Да, раба! Что он мне велит, то я и сделаю. Ты не понимаешь этого. Что ж мне делать? Что ж мне делать, Соня? – говорила Наташа с счастливым и испуганным лицом.
– Но ты подумай, что ты делаешь, – говорила Соня, – я не могу этого так оставить. Эти тайные письма… Как ты могла его допустить до этого? – говорила она с ужасом и с отвращением, которое она с трудом скрывала.
– Я тебе говорила, – отвечала Наташа, – что у меня нет воли, как ты не понимаешь этого: я его люблю!
– Так я не допущу до этого, я расскажу, – с прорвавшимися слезами вскрикнула Соня.
– Что ты, ради Бога… Ежели ты расскажешь, ты мой враг, – заговорила Наташа. – Ты хочешь моего несчастия, ты хочешь, чтоб нас разлучили…
Увидав этот страх Наташи, Соня заплакала слезами стыда и жалости за свою подругу.
– Но что было между вами? – спросила она. – Что он говорил тебе? Зачем он не ездит в дом?
Наташа не отвечала на ее вопрос.
– Ради Бога, Соня, никому не говори, не мучай меня, – упрашивала Наташа. – Ты помни, что нельзя вмешиваться в такие дела. Я тебе открыла…
– Но зачем эти тайны! Отчего же он не ездит в дом? – спрашивала Соня. – Отчего он прямо не ищет твоей руки? Ведь князь Андрей дал тебе полную свободу, ежели уж так; но я не верю этому. Наташа, ты подумала, какие могут быть тайные причины ?
Наташа удивленными глазами смотрела на Соню. Видно, ей самой в первый раз представлялся этот вопрос и она не знала, что отвечать на него.
– Какие причины, не знаю. Но стало быть есть причины!
Соня вздохнула и недоверчиво покачала головой.
– Ежели бы были причины… – начала она. Но Наташа угадывая ее сомнение, испуганно перебила ее.
– Соня, нельзя сомневаться в нем, нельзя, нельзя, ты понимаешь ли? – прокричала она.
– Любит ли он тебя?
– Любит ли? – повторила Наташа с улыбкой сожаления о непонятливости своей подруги. – Ведь ты прочла письмо, ты видела его?
– Но если он неблагородный человек?
– Он!… неблагородный человек? Коли бы ты знала! – говорила Наташа.
– Если он благородный человек, то он или должен объявить свое намерение, или перестать видеться с тобой; и ежели ты не хочешь этого сделать, то я сделаю это, я напишу ему, я скажу папа, – решительно сказала Соня.
– Да я жить не могу без него! – закричала Наташа.
– Наташа, я не понимаю тебя. И что ты говоришь! Вспомни об отце, о Nicolas.
– Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме его. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? – кричала Наташа. – Соня, уйди, я не хочу с тобой ссориться, уйди, ради Бога уйди: ты видишь, как я мучаюсь, – злобно кричала Наташа сдержанно раздраженным и отчаянным голосом. Соня разрыдалась и выбежала из комнаты.
Наташа подошла к столу и, не думав ни минуты, написала тот ответ княжне Марье, который она не могла написать целое утро. В письме этом она коротко писала княжне Марье, что все недоразуменья их кончены, что, пользуясь великодушием князя Андрея, который уезжая дал ей свободу, она просит ее забыть всё и простить ее ежели она перед нею виновата, но что она не может быть его женой. Всё это ей казалось так легко, просто и ясно в эту минуту.

В пятницу Ростовы должны были ехать в деревню, а граф в среду поехал с покупщиком в свою подмосковную.
В день отъезда графа, Соня с Наташей были званы на большой обед к Карагиным, и Марья Дмитриевна повезла их. На обеде этом Наташа опять встретилась с Анатолем, и Соня заметила, что Наташа говорила с ним что то, желая не быть услышанной, и всё время обеда была еще более взволнована, чем прежде. Когда они вернулись домой, Наташа начала первая с Соней то объяснение, которого ждала ее подруга.
– Вот ты, Соня, говорила разные глупости про него, – начала Наташа кротким голосом, тем голосом, которым говорят дети, когда хотят, чтобы их похвалили. – Мы объяснились с ним нынче.
– Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Наташа, как я рада, что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он сказал?
Наташа задумалась.
– Ах Соня, если бы ты знала его так, как я! Он сказал… Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Соня грустно вздохнула.
– Но ведь ты не отказала Болконскому, – сказала она.
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?
– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.