Уполномоченные банки

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Уполномоченный банк»)
Перейти к: навигация, поиск

Уполномоченные банки — в системе неполной (регулируемой) конкуренции на финансовых рынках — банки и банковские учреждения, которым государственный (центральный) банк и/или иной орган, наделённый соответствующими полномочиями, выдаёт монопольное разрешение на проведение того или иного круга банковских операций. Выдача такого разрешения может оформляться в виде лицензии, а также правительственного или иного постановления, в котором содержится список банков, которым предоставлены те или иные полномочия.





История

В либеральных системах неограниченной конкуренции понятия «уполномоченные банки» нет. В средние века и на заре капитализма взаимная конкуренция частных банков одной страны друг с другом на внутреннем рынке, а также с зарубежными банками теоретически могла ограничиваться только в рамках тех или иных протекционистских мер. Однако даже «Континентальная блокада» Англии Наполеоном в 1806–1814 году, распространяясь на товары, транспорт и склады, не затрагивала систему международных расчётов[1].

Институциональной основой, система которой создаёт предпосылки возникновения категории уполномоченного банка, является двухуровневая банковская система. Её верхний уровень представлен центральным (эмиссионным) банком, который от имени государства выполняет функции «законодателя» и регулятора, в том числе — путём выдачи коммерческим и иным банкам и финансовым организациям, действующим на втором, нижнем уровне, лицензии на выполнение операций, которые по закону отнесены к банковским (и соответственно прерогатива лицензирования которых принадлежит только банку верхнего уровня).

Объектом такого лицензирования являются абсолютно все банковские операции. Потому один только факт получения лицензии ещё не даёт основания считать получивший её банк «уполномоченным банком». В связи с этим банковское законодательство, как правило, различает «генеральную лицензию» (содержащую примитивный набор операций) и частные лицензии, на отдельные виды операций. Получатели последних, являясь по отношению к другим банкам монополистами на проведение особо лицензируемых операций (например, валютных), могут называться «уполномоченными банками».

Уполномоченные банки в Германии

Составной частью экономической политики, проводившейся с 1933 года в Германии президентом Рейхсбанка Яльмаром Шахтом, было регулирование платёжного баланса страны в разрезе групп внешнеторговых партнёров. Для расчётов с Соединёнными штатами, часть банков которых имела в Германии финансовые интересы, а также обслуживания мировой торговли крупнейших германских концернов (в том числе IG Farben), Шахт назначил ряд уполномоченных банков, которым было предоставлено монопольное право на ведение расчётов с США. Эти банки (в частности, J.P. Morgan) вели частные и корпоративные долларовые счета немцев и германских компаний. Американским фирмам — экспортёрам в Германию при этом выдавались бумаги (англ. scrips), представлявшие разрешение на встречную закупку в Германии товаров на означенную сумму. Из этих же сумм американцам, путешествовавшим по фашистской Германии, выдавались дорожные чеки[2].

Уполномоченные банки в СССР

Несмотря на то, что в советской финансово-кредитной лексике понятия «уполномоченный банк» не использовалось, фактически такая категория, применительно к операциям с иностранной валютой, существовала. В СССР никогда не было монополии только одного банка: наряду с Госбанком СССР как аналогом центральных/эмиссионных банков за рубежом, на разных периодах истории существовало один или несколько банков, специализированных по отраслям народного хозяйства (например, Стройбанк), отдельный банк для внешней торговли (Внешторгбанк СССР) и система зарубежных банков с участием советского капитала (так называемые совзагранбанки). Последние два типа банковских учреждений и являлись аналогами современных уполномоченных банков в том плане, что только они могли вести счета и проводить операции в иностранных валютах. В 1950-е годы к ним также добавились советские банки, обслуживавшие международные связи по линии СЭВ[3].

Уполномоченные банки в РФ

В банковском законодательстве РФ понятие уполномоченного банка часто используется в смысле банка, получившего расширенную лицензию на проведение валютных операций. Так, к примеру, название известного анти-офшорного указания ЦБ РФ №1317-У от 7 августа 2003 года гласит:
«О порядке установления уполномоченными банками корреспондентских отношений с банками-нерезидентами, зарегистрированными в государствах и на территориях, предоставляющих льготный налоговый режим и (или) не предусматривающих раскрытие и предоставление информации при проведении финансовых операций (офшорных зонах)»[4]

В XXI веке в Российской Федерации понятие «уполномоченного банка» стал использовать не только Центральный банк РФ, но и органы местной власти в субъектах Федерации, где правительства назначают тот или иной банк в качестве уполномоченного банка по ведению счетов своих бюджетов.

Напишите отзыв о статье "Уполномоченные банки"

Примечания

  1. Александр Подмазо [www.museum.ru/1812/library/Podmazo2/index.html Континентальная блокада как экономическая причина войны 1812 г.] // Эпоха 1812 года. Исследования. Источники. Историография. Часть II. / Сборник материалов. К 200-летию Отечественной войны 1812 года. — М.: Труды ГИМ, 2003, вып.137, с.249-266.
  2. Schweitzer, Arthur. Big Business in the Third Reich. — Bloomington: Indiana University Press, 1964. — P. 265–288.
  3. Финансы и кредит СССР. — М.: Финансы и статистика, 1986.
  4. [base.garant.ru/12132411/ Указание ЦБР от 7 августа 2003 года №1317-У]

Ссылки

  • [www.consultant.ru/popular/bank/ Федеральный закон «О банках и банковской деятельности» № 395-1] от 2 декабря 1990 года в редакции, введённой в действие с 10 февраля 1996 года Федеральным законом от 3 февраля 1996 года № 17-ФЗ, с изменениями на 3 мая 2006 года, входящими в действие с 1 января 2007 года.

Отрывок, характеризующий Уполномоченные банки

– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.