Уральская армия

Уральская отдельная армия
Годы существования	апрель 1918 – 2 июня 1920К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
Страна	Россия, Уральское казачье войско
Подчинение	Верховному правителю России, с июля 1919 г. — главнокомандующему ВСЮР
Входит в	Белая армия
Численность	15,000 (апрель 1918) 21,000 (октябрь 1918) 25,000 (июль 1919) 15,700 (октябрь 1919) 214 (апрель 1920)
Дислокация	Уральская область
Покровитель	Святой Архистратиг Михаил
Цвета	малиновый
Участие в	Гражданская война в России: Осада Уральска Лбищенский рейд Уральско-гурьевская операция Персидский поход и другие
Командиры
Известные командиры	См. Командующие армией

Ура́льская отде́льная а́рмия (Отдельная Уральская армия) — войсковое соединение Белой армии, созданное в апреле 1918 года Уральским войсковым правительством, состоявшее из частей, сформированных в основном из уральских казаков и воевавшее в пределах земель Уральской области и примыкающих к ней регионов Поволжья и Южного Урала. Сформирована приказом Верховного правителя России № 92 от 28 декабря 1918 г. из частей Уральского казачьего войска и других воинских частей, сформированных в пределах Уральской области. При этом штаб Уральской армии получил права штаба отдельной армии. Состав и численность колебались в зависимости от положения на фронтах и территории действий (15–25 тысяч штыков и сабель). Испытывала постоянный и сильный недостаток вооружения и боеприпасов. Большую часть времени была в составе войск под командованием (формальным) А. В. Колчака, в конце 1919 года–начале 1920 пыталась координировать действия с Деникиным.

Командующие армией

• генерал-майор М. Ф. Мартынов (апрель–сентябрь 1918);
• генерал-майор В. И. Акутин (конец сентября–14 ноября 1918),
• генерал-лейтенант Н. А. Савельев (15 ноября 1918–7 апреля 1919),
• генерал-майор (позднее, с 7 ноября 1919 генерал-лейтенант) В. С. Толстов (8 апреля 1919–начало 1920).

В состав Уральской армии входили: 1-й Уральский казачий корпус (1-я и 2-я Уральские казачьи дивизии), 2-й Илецкий казачий корпус, 3-я Урало-Астраханский казачий корпус.

Уральская армия оперативно подчинялась командованию:

• Сибирской армии (командующий генерал-майор Гришин-Алмазов А. Н.), 06–08.1918 г.;
• Поволжского фронта Народной Армии (командующий генерал Чечек С.), 08–09.1918 года;
• Западного фронта (командующий генерал Сыровы Я.), 09–11.1918;
• Восточного фронта (верховный главнокомандующий адмирал Колчак А. В.), 12.1918–07.1919;
• Вооруженных сил Юга России (верховный главнокомандующий генерал-лейтенант Деникин А. Н.), 21.07.1919–03.1920.

Боевой путь

Действовала в начале против красногвардейских отрядов, с июня 1918 — против 4-й и 1-й армий Восточного, с 15 августа — Туркестанского фронтов красных. В апреле 1919 года в ходе общего наступления армий Колчака прорвала фронт красных, осадила оставленный в январе 1919 года Уральск и вышла на подступы к Саратову и Самаре. Однако, ограниченность в средствах не позволила овладеть Уральском.

В начале июля 1919 года войска Туркестанского фронта перешли в контрнаступление против Уральской армии. Переброшенная из-под Уфы хорошо укомплектованная и вооружённая 25-я стрелковая дивизия под командованием В. И. Чапаева 5–11 июля нанесла поражение частям Уральской армии, прорвала блокаду Уральска и 11.07.1919 г. вошла в город. Уральская армия начала отступать по всему фронту.

21.07.1919 оперативное управление Уральской армией было передано адмиралом Колчаком А. В. Вооружённым Силам Юга России (ВСЮР) (главнокомандующий генерал Деникин А. И.). После перехода Уральской армии в оперативное подчинение командования ВСЮР, её состав был разделён по 3-м направлениям:

• Бузулукское, в составе 1-го Уральского казачьего корпуса (командир, полковник Изергин М. И.); с его 1-й, 2-й и 6-й казачьими и 3-й Илецкой, 1-й Уральской пехотной дивизиями и их 13-м Оренбургским, 13-м, 15-м и 18-м казачьими, 5-й Уральским пехотным, 12-м Сводным казачьим и несколькими другими отдельными, полками (всего 6,000 штыков и сабель);
• Саратовское, в составе 2-го Илецкого казачьего корпуса (командир, генерал-лейтенант Акутин В. И.); и его 5-й казачьей дивизии с рядом отдельных полков (4-й, 5-й, 6-й, 7-й, 8-й, 10-й, 11-й, 16-й, 17-й Уральские казачьи, 33-й Николаевский стрелковый, Гурьевский пеший полки, всего 8,300 бойцов);
• Астраханско-Гурьевское, в составе Урало-Астраханского казачьего корпуса (командир, генерал-майор Тетруев Н. Г.), партизанских отрядов полковников Карташева и Чижинского и Отдельного 9-м Уральского казачьего полка (около 1,400 бойцов).

Лбищенский рейд

В конце июля 1919 года Уральская армия отошла к Лбищенску (который оставила 9 августа 1919 г.), затем — далее вниз по Уралу. В конце августа-начале сентября спецотряд из казаков 1-й дивизии Т. И. Сладкова и крестьян подполковника Ф. Ф. Познякова (1192 бойца при 9 пулемётах и 2 орудиях) под общим командованием полковника Н. Н. Бородина, предпринял успешный рейд в глубокий тыл красных, к Лбищенску, где 5 сентября 1919 г. уничтожил весь штаб 25-й стрелковой дивизии, который являлся одновременно и штабом всей войсковой группы Красной армии Туркестанского фронта, включая командира дивизии В. И. Чапаева, возвратив Лбищенск Уральской армии.

В результате Лбищенского боя гарнизон красных (4000 штыков и сабель) был практически полностью уничтожен — в самом Лбищенске насчитали 1500 тел убитых, остальные утонули в р. Урал или были зарублены в степи. Было взято в плен около 800 человек. Общие потери белых во время этой операции составили 118 человек — 24 убитых (в том числе Бородин Н. Н.) и 94 раненых. Трофеи, взятые в Лбищенске, оказались очень большими. Было захвачено много амуниции, продовольствия, снаряжения, радиостанция, пулемёты, кинематографические аппараты, несколько аэропланов, автомобилей и др. В ходе рейда были достигнуты важные результаты: был уничтожен штаб всей войсковой группы Красной армии Туркестанского фронта, вследствие чего войска фронта утратили управляемость, разложились и были деморализованы. Части Туркестанского фронта поспешно отступили на позиции, которые они занимали в июле, в район Уральска, и фактически прекратили активные боевые действия. Казаки же в октябре 1919 года вновь окружили и осадили город.

Поражение

Но после развала в октябре-ноябре 1919 года Восточного фронта Колчак Уральская армия оказалась блокированной превосходящими силами красных, лишившись тем самым всяких источников пополнения вооружением и боеприпасами. Разгром уральцев большевиками стал лишь делом времени.

2 ноября Туркестанский фронт в составе 1-й и 4-й армий (18,5 тысяч штыков, 3,5 тысяч сабель, 86 орудий и 365 пулемётов) перешёл в общее наступление против Уральской армии (5,2 тысяч штыков, 12 тысяч сабель, 65 орудий, 249 пулемётов), планируя концентрированными ударами на Лбищенск с севера и востока окружить и уничтожить главные силы уральцев. Под напором превосходящих сил красных, Уральская армия начала отступление. 20 ноября красные захватили Лбищенск, однако, окружить главные силы уральцев они не смогли. Фронт стабилизировался южнее Лбищенска. Туркестанский фронт подтянул резервы и пополнился вооружением и боеприпасами. У Уральской армии не было ни резервов, ни боеприпасов. 10 декабря 1919 года красные возобновили наступление. Сопротивление ослабленных уральский частей было сломлено, фронт рухнул. 11 декабря пала ст. Сламихинская, 18 декабря красные захватили г. Калмыков, отрезав, тем самым, пути отступления Илецкому корпусу, а 22 декабря — п. Горский, один из последних опорных пунктов уральцев перед г. Гурьевым.

Командующий армии генерал Толстов В. С. и его штаб отошли в Гурьев. Остатки Илецкого корпуса, понеся большие потери в боях при отступлении, и от косившего ряды личного состава сыпного и возвратного тифа, 4 января 1920 года были почти полностью уничтожены и пленены красными войсками у населенного пункта Малый Байбуз. При этом Киргизский полк этого корпуса практически в полном составе перешёл на сторону алашордынцев, на тот момент выступавшими в качестве союзников большевиков, предварительно «вырезав» штабы Илецкого корпуса, 4-й и 5-й Илецких дивизий, и «сдал» в плен красным командира корпуса генерал-лейтенанта Акутина В. И., который был расстрелян войсками 25-й («Чапаевской») дивизии (по другим источникам арестован и вывезен в Москву, где был позже расстрелян). 6-я Илецкая дивизия, отступая к Волге через степь Букеевской Орды, практически полностью погибла от болезней, голода и главным образом, от огня преследовавших её красных частей.

Исход

5 января 1920 года пал г. Гурьев. Часть личного состава Уральской армии и гражданских лиц были пленены, часть казаков перешла на сторону красных. Остатки частей Уральской армии, во главе с командующим армией, генералом В. С. Толстовым, с обозами и гражданским населением (семьи и беженцы), общей численностью примерно 15 000 человек, решили уходить на юг, полагая соединиться с Туркестанской армией генерала Казановича Б. И. (войска ВСЮР генерала Деникина).

Переход проходил в тяжелейших условиях суровой зимы, в январе–марте 1920 года, при отсутствии достаточного количества питьевой воды, катастрофической нехватки продовольствия и медикаментов. Переход осуществлялся вдоль восточного побережья Каспия в Форт-Александровский. После прихода в форт, предполагалось гражданских лиц, раненых и больных, эвакуировать на судах Каспийской флотилии ВСЮР на другой берег моря в Порт-Петровск. К моменту прихода в Форт-Александровский, от армии осталось менее 3 тысяч казаков, большая часть которых были больна (преимущественно разные формы тифа), или обморожена. Военный смысл похода был утерян, так как к этому времени войска Деникина на Кавказе отступали и порт Петровск был оставлен в эти дни (последние числа марта 1920 года).

4 апреля 1920 года из порта Петровска, ставшего основной базой красной Волжско-Каспийской флотилии, к форту подошли эсминец «Карл Либкнехт» (до февраля 1919 года имел название «Финн») и катер-истребитель «Зоркий». Командовал отрядом командующий флотилией Раскольников Ф. Ф. Позже он напишет в донесении:

«Карл Либкнехт» под моим флагом вышел из Петровска и в 17 часов подошел к форту Александровскому, где вступил в бой с двумя крейсерами противника «Милютин» и «Опыт»... <...> Успешный исход боя ...решил судьбу форта Александровского, и он на рассвете 5 апреля занят нашими моряками. Взяты в плен генерал Толстов и генерал Бородин, 77 офицеров и 1088 казаков. Ликвидированы последние остатки Уральской армии, отступившие из Гурьева в форт Александровский и приготовленные для эвакуации в Энзели. Захвачены большие трофеи, в том числе 24 ящика серебра и около 100 млн разных денежных знаков, винтовки, пулеметы .... Генералы Толстов и Бородин, а также все ценности высылаются мною в Москву.

Отряд в 214 человек (несколько генералов, офицеры, казаки, гражданские лица (члены семей), во главе с атаманом В. С. Толстовым ушли 4 апреля 1920 года в Персию, а Уральская армия прекратила своё существование. Поход из форта Александровского в Персию был подробно описан в книге В. С. Толстова «От красных лап в неизвестную даль» (Поход уральцев), впервые изданную в 1921 году в г. Константинополе, в настоящее время книга переиздана в 2007 году в г. Уральске, в серии «Уральская библиотека» издательством «Оптима».

Ссылки

• [www.dk1868.ru/history/sablin/balmasov1.htm Балмасов С. С. Антибольшевицкое движение в Уральском войске. Краткий исторический очерк // Альманах «Белая гвардия» — №8 «Казачество России в Белом движении» — М.: «Посев». — С. 149–152]
• [www.belrussia.ru/page-id-2025.html Балмасов С. С. Конные атаки уральских казаков против большевистских бронеавтомобилей в 1918 г. // «Белая гвардия», 2001. — № 5.]
• [gorynych.gixx.ru/Gorynych/G2/g2-06.htm Бородин М. Н. Начало борьбы уральских казаков с большевиками // ГАРФ — Ф.5881. — Оп. 2. — Дело 263. — Л. 4–12.]
• [gorynych.gixx.ru/Gorynych/out/Doroshin-ukv.htm Дорошин Н. А. Уральское казачье войско // «Голос Зарубежья», 1982, август–сентябрь. — № 25–26.]
• [www.dk1868.ru/history/masianov.htm Масянов Л. Л. Гибель Уральского казачьего войска — Впервые: Нью-Йорк, 1963.]
• [www.yaik.ru Информационно-просветительский историко-культурный сайт «Яик.ру» (www.yaik.ru) (Проверено 3 июня 2015)]

Отрывок, характеризующий Уральская армия

30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…


В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.

Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.


Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.