Уральская ономастическая школа

Уральская ономастическая школа — ведущая российская научная школа в области ономастики и диалектологии, основанная в 1960-х гг. профессором, членом-корреспондентом РАН А. К. Матвеевым на базе кафедры русского языка и общего языкознания Уральского государственного университета имени А. М. Горького (Екатеринбург).

История

Ещё в середине 1950-х годов А. К. Матвеевым начаты лингвистические исследования топонимии и говоров Русского Севера, Урала и Приуралья, приоритетной задачей которых было изучение характера контактов древнейшего финно-угорского населения этих территорий с русскими. Уже первые публикации А. К. Матвеева, а также подготовленная им кандидатская диссертация (1959) позволили иначе оценить вклад финно-угорского субстрата в формирование местных русских говоров. Во многом это стало возможным благодаря разработке новых подходов к этимологизации лексического материала:

В 1955—1956 гг. исследователь выявил усвоенные от ассимилированных манси (живой язык которых еще в начале XX в. записывал А. Каннисто и Б. Мункачи) многочисленные термины охоты и рыболовства, а также топонимы <…>. При этимологизаци русской апеллятивной лексики финно-угорского (уральского) происхождения А. К. Матвеев и в ранних, и в более поздних своих работах поддержал и развил лучшие традиции исследования прибалтийско-финских, пермских, саамских, обско-угорских и ненецких элементов в русской лексике и топонимии, заложенные в трудах Я. Калимы, Т. Итконена, М. Фасмера, Б. Кальмана, В. Штейница, А. И. Попова, и других ученых.

В 1961 году А. К. Матвеев был назначен на должность заведующего кафедрой русского языка и общего языкознания в УрГУ. Именно к этому времени относится начало формирования его научной школы. С начала 1960-х гг. основной темой его научных изысканий становится субстратная топонимия Русского Севера. Изучение богатого архаикой, но далёкого от Свердловска региона требовало постоянных полевых исследований, благодаря чему возникла ставшая знаменитой Топонимическая экспедиция Уральского университета. Ежегодные полевые выезды, до 1989 года возглавляемые самим А. К. Матвеевым, позволили собрать обширный материал, включающий топонимию, диалектную апеллятивную лексику, антропонимию, этнонимию и т. п. Этот материал становился предметом анализа в многочисленных курсовых, дипломных работах, кандидатских диссертациях. В 1970 году А. К. Матвеев защитил докторскую диссертацию по севернорусской топонимии . В этой и дальнейших работах по данной теме им были получены важные результаты, связанные с реконструкцией древнейшего состояния финно-угорских языков, изучением ареала расселения финно-угров, их контактов с русскоязычным населением, в частности:

• доказано наличие в верхнем слое севернорусской топонимии мощного саамского и прибалтийско-финского компонентов, установлены ареалы их распространения;
• установлены языковые особенности древних прибалтийско-финско-саамских диалектов;
• выявлены следы «перекрывания» более раннего саамского пласта прибалтийско-финским;
• доказано позднее происхождение коми-топонимии;
• выявлены следы древнейших топонимов, восходящих к промежуточным языкам прибалтийско-финско-саамско-волжского типа;
• обосновано наличие мерянской топонимии к югу от зоны сплошного распространения прибалтийско-финско-саамской топонимии.

Обширная полевая работа потребовала разработки строгого метода сбора и обработки полученных данных. Его основные принципы заключаются в следующем: 1) сплошной сбор материала в каждом населённом пункте обследуемой территории; 2) параллельный сбор диалектной апеллятивной лексики и единиц, принадлежащих другим классам онимов; 3) подробная лингвистическая справка для каждой единицы (варианты слова, ударение, синонимические и словообразовательные связи, мотивационные контексты, семантические микросистемы и проч.); 4) учёт нелингвистической информации («привязка» топонимов к местности, характеристика обозначаемых ими объектов); 5) проверка каждого факта у нескольких информантов.

Анализ собранных данных привёл к появлению обобщающих исследований по ономастике Урала и Русского Севера. В частности, А. К. Матвеевым составлены первый топонимический словарь Урала и первый оронимический словарь Урала, под его руководством с 1962 по 1984 гг. выходили серийные сборники «Вопросы ономастики» и «[elar.urfu.ru/handle/10995/24420 Этимологические исследования]». Под редакцией А. К. Матвеева составлено большинство томов основного корпуса «Словаря русских говоров Среднего Урала» (1981—1988), опубликована часть «Материалов к словарю финно-угро-самодийских заимствований в говорах Русского Севера» (первый том — 2004), первые три тома фундаментального «Словаря говоров Русского Севера».

Содержащийся в «Словаре говоров Русского Севера» лексический материал несравненно богаче того, что можно найти в известных трудах Г. Куликовского, А. Подвысоцкого, а также В. Даля. Вводимые в научный оборот новые данные содержат кроме прочего множество ранее не отмечавшихся лексических элементов уральского происхождения — зачастую локализмов, восходящих к вымершим языкам.

Со временем изучение топонимии с преимущественным вниманием к этимологии, мотивации и социокультурным аспектам её функционирования привело к расширению тематики исследований. Ученики А. К. Матвеева активно занимаются антропонимией, астронимией, теоретической ономастикой, ономасиологическим изучением апеллятивной лексики. Постоянно совершенствуется методика полевой работы.

Среди учеников А. К. Матвеева доктора филологических наук Е. Л. Березович, М. В. Голомидова, Т. Н. Дмитриева, Н. В. Лабунец, М. Э. Рут, а также более 30 кандидатов наук, работающих в вузах и научных институтах Екатеринбурга, Тюмени, Кирова, Андижана и других городов.

Современное состояние

На сегодняшний день Уральская ономастическая школа — это ведущий центр исследований в области теоретической, исторической и региональной ономастики, крупнейший в России коллектив лингвистов-полевиков. Картотека Топонимической экспедиции (начальник экспедиции — Е. Л. Березович) насчитывает ок. 2 млн единиц хранения. К настоящему времени полностью обследован Русский Север, частично — Костромская, Ярославская, Челябинская, Оренбургская области, Средний и Полярный Урал, Башкирия, Прииртышье, Саяны. В этих материалах содержатся ценные сведения по обско-угорской, пермской, самодийской, а также тюркской топонимии, данные по вымершему камасинскому языку.

В настоящее время в УрГУ работает более 20 представителей школы, в том числе 3 доктора наук и 15 кандидатов наук. Члены школы регулярно участвуют в российских и международных конференциях, выигрывают престижные российские гранты, сотрудничают с вузами и академическими институтами страны в области научных исследований и организации международных конференций. С 2004 года совместно с Институтом русского языка РАН издаётся научный журнал «Вопросы ономастики» (главный редактор — Е. Л. Березович). Налажено плодотворное научное сотрудничество с российскими центрами ономатологических исследований, а также с зарубежными партнерами: Институтом польской филологии, Институтом чешского языка Академии наук Чешской республики, Институтом балканистики Сербской Академии Наук, Институтом славяноведения Академии Наук Словении, Институтом македонского языка Академии наук Македонии, Институтом белорусского языка Национальной академии наук Белоруссии, Институтом славяноведения Национальной академии наук Украины, Хельсинкским университетом.

Продолжаются исследования по русской и финно-угорской топонимии (Е. Л. Березович, М. Л. Гусельникова, Т. Н. Дмитриева, Е. Э. Иванова, Н. В. Кабинина, М. Э. Рут), антропонимии (Е. Л. Березович, М. В. Голомидова, М. Э. Рут, Л. А. Феоктистова), этнонимии (Е. Л. Березович, Ю. Б. Воронцова), прагмонимии и эргонимии (С. О. Горяев), астронимии (М. Э. Рут), хрононимии (Е. Л. Березович, О. В. Атрошенко), литературной ономастике (А. А. Фомин), теоретическим проблемам ономастической номинации (Е. Л. Березович, М. В. Голомидова, М. Э. Рут), финно-угорскому субстрату в диалектах Русского Севера (О. В. Мищенко, О. А. Теуш). В последние пятнадцать лет активно развивается направление, связанное с этнолингвистическим изучением ономастической номинации в духе Московской этнолингвистической школы (Е. Л. Березович, Ю. А. Кривощапова, К. В. Пьянкова, Л. А. Феоктистова и др.).

Продолжается активная полевая и лексикографическая работа. Ведущие ученые школы являются членами диссертационных советов по филологии и регулярно выступают в качестве оппонентов кандидатских и докторских диссертаций.

Основные работы представителей школы

Словари

• Матвеев А. К. Географические названия Урала: Крат. топон. словарь. — Свердловск: Сред.-Урал. кн. изд-во, 1980. — 318 с.
• Матвеев А. К. Географические названия Урала: Топонимический словарь. — Екатеринбург: Сократ, 2008. — 352 с. — ISBN 978-5-88664-299-5.
• Матвеев А. К. [meridian.perm.ru/06_others/matveev.shtml Вершины Каменного Пояса: Названия гор Урала.]. — 2-е изд., перераб. и доп.. — Челябинск: Южно-Уральское книжное издательство, 1990. — 289 с. — ISBN 5-7688-0296-7.
• Матвеев А. К. Географические названия Тюменского Севера: Краткий топонимический словарь. Екатеринбург, 1997.
• Материалы к словарю финно-угро-самодийских заимствований в говорах Русского Севера. Екатеринбург, 2004.
• Лабунец Н. В. Словарь народных географических терминов Тюменской области. Тюмень, 2003.
• Словарь говоров Среднего Урала: В. 7 т. Свердловск, 1964—1988.
• Словарь говоров Русского Севера. Екатеринбург. (вышли 4 тома А-И).

Труды А. К. Матвеева

• Матвеев А. К. Ономатология. М., 2006.
• Матвеев А. К. Субстратная топонимия Русского Севера: в 3-х частях. Ч. 1, 2. Екатеринбург, 2001.
• Матвеев А. К. Вверх по реке забвения. Свердловск, 1990.
• Матвеев А. К. Методы топонимических исследований. Свердловск, 1986.
• Матвеев А. К. Неройки караулят Урал. Свердловск, 1976.
• Матвеев А. К. Финно-угорские заимствования в русских говорах Северного Урала. Свердловск, 1959.

Работы ведущих представителей школы

• Березович Е. Л. Топонимия Русского Севера: Этнолингвистические исследования. Екатеринбург, 1998.
• Березович Е. Л. Русская топонимия в этнолингвистическом аспекте. Екатеринбург, 2000.
• Березович Е. Л. Язык и традиционная культура: Этнолингвистические исследования. М., 2007.
• Березович Е. Л. Русская топонимия в этнолингвистическом аспекте: Пространство и человек. М., 2009 (испр. переиздание части монографии 2000 г.).
• Березович Е. Л. Русская топонимия в этнолингвистическом аспекте: Мифопоэтический образ пространства. М., 2010 (испр. и существенно расширенное переиздание части монографии 2000 г.).
• Голомидова М. В. Искусственная номинация в ономастике. Екатеринбург, 1998.
• Дмитриева Т. Н. Топонимия бассейна реки Казым. Екатеринбург, 2005. 580 с.
• Лабунец Н. В. Русская географическая терминология в ситуации языкового контакта. Тюмень, 2007.
• Рут М. Э. Образная номинация в русском языке. Екатеринбург, 1992.
• Рут М. Э. Образная ономастика в русском языке: Ономасиологический аспект: Дисс. … доктора филол. наук. Екатеринбург, 1994.
• Рут М. Э. Русская народная астронимия. Свердловск, 1987.
• Рут М. Э. Звезды рассказывают о Земле. Свердловск, 1990.
• Рут М. Э. Имена и судьбы. Екатеринбург, 1996.

См. также

• Донецкая ономастическая школа

Литература

• Аникин А. Е. От чуди до мери (к 75-летию А. К. Матвеева) // Вопросы языкознания. 2001. № 6.
• Журавлев А. Ф. <К 80-летию профессора А. К. Матвеева> // Известия Уральского государственного университета. Серия 2. Гуманитарные науки. Вып. 11. Екатеринбург, 2006.
• Рут М. Э. Тридцать пять лет Топонимической экспедиции Уральского университета: повод для размышлений о методике полевых работ // Известия Уральского государственного университета. Серия 2. Гуманитарные науки. Вып. 1. Екатеринбург, 1997.
• Рут М. Э., Теуш О. А. Член-корреспондент РАН Александр Константинович Матвеев (к 75-летию со дня рождения) // Известия АН. Сер. Литературы и языка. 2002. Т.61, № 2.
• Феоктистова Л. А. Этнолингвистические исследования в Уральском университете // [www.rastko.rs/projekti/etnoling/delo/11736 Пројекат Растко — Словенска етнолингвистика].
• Шилов А. Л. Субстратная топонимия Русского Севера в свете работ А. К. Матвеева // Вопросы языкознания. 2009. № 6.

Отрывок, характеризующий Уральская ономастическая школа

– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.