Уральская экспедиция Д. И. Менделеева

Уральская экспедиция — масштабное научно-исследовательское и инспекционное мероприятие, инициированное Д. И. Менделеевым с целью изучения уральской металлургической, горнодобывающей и лесной промышленности, прогнозирования развития края, разработки рекомендательных мер для преодоления монополизма и отсталости экономики и промышленности Урала. Комиссия по изучению кризисного состояния уральской промышленности под руководством Д. И. Менделеева провела экспедицию в производственных и горнодобывающих центрах Урала летом 1899 года. В работе экспедиции принимали участие специалисты из Петербургского университета, научно-технической лаборатории Морского министерства, Главной палаты мер и весов, представители Министерства государственных имуществ, Постоянной совещательной конторы железнозаводчиков и других учреждений.

Краткая хронология

• 14 мая — В. И. Ковалевский обращается к Д. И. Менделееву с просьбой взять на себя руководство Комиссией по изучению кризисного состояния уральской промышленности;
• 19 мая — Д. И. Менделеев получает разрешение на поездку по Уралу;
• 25 мая — Д. И. Менделеев обращается в письме заводчикам Урала с просьбой содействия с их стороны осмотру рудников и заводов (получены ответы с приглашением посетить Верхне-Исетский, Юго-Камский, Тирляндский, Белорецкий, Кизеловский и другие заводы);
• 26 мая — утверждена командировка учёного с тремя помощниками и другими участниками экспедиции для исследования в экономическом и техническом отношении горнозаводской промышленности Урала;
• конец мая — начало июня — Д. И. Менделеевым собраны материалы о состоянии уральской промышленности;
• 5 июня — владелец ряда уральских заводов и рудников С. С. Абамелек-Лазарев прислал руководителю готовящейся экспедиции письмо с описанием состояния Уральской горнозаводской промышленности;
• 6 июня — Д. И. Менделеев разрабатывает предполагаемые маршруты Уральской экспедиции (три варианта) — всего 25 объектов;
• 7 июня — учёным сделаны предварительные расчёты производства на Урале чугуна и железа; в общему развитию промышленности он отмечает следующие препятствия: чрезмерное сосредоточение больших площадей земли в одних руках, использование владельцами только своего леса, неразвитость путей сообщения, недостаток предприимчивости у владельцев;
• 8 июня — выезд из Санкт-Петербурга.

Подготовка к экспедиции

Говоря о «третьей службе Родине», Дмитрий Иванович придаёт особое значение этому мероприятию, и работам, подводившим итог экспедиции. Учёный достаточно долго и тщательно готовился к ней. Он составил 10 марта 1899 года докладную записку к совещанию при Министерстве финансов, назначенному на 18 марта, и посвящённому переустройству уральских казённых горных заводов; записка эта обращена была к товарищу министра финансов В. Н. Коковцеву. Д. И. Менделеев предлагал несколько рекомендаций по данному вопросу. В числе основных мер он указывает на необходимость передачи Военному и Морскому министерству таких казённых заводов, которые будут в наибольшей степени соответствовать интересам обороны государства. Что касается остальных предприятий такого рода, государственных горных заводов, они, по мнению Д. И. Менделеева, должны быть постепенно переданы в частные руки как потенциал конкуренции, увеличения производительности и снижения цен, а находящиеся во владении казны руды и леса, дадут ей доход. В этом послании учёный обращает внимание на одну из причин, препятствующих развитию Урала, и кроющуюся в том «что там действуют почти нацело одни крупные предприниматели, всё и вся захватившие для себя одних». Пути преодоления сложившегося монополизма он видел в том, что «сверх крупных, много мелких предприятий» должны получить поддержку для своего развития. Д. И. Менделеев призывает ускорить строительство сети железных дорог, которые будут способствовать росту производства. Эти и другие рекомендации были высказаны им задолго до Уральской экспедиции.

В мае того же года, когда вопрос был решён положительно, и руководство экспедицией, по поручению министра финансов С. Ю. Витте и директора Департамента промышленности и торговли В. И. Ковалевского, было доверено Д. И. Менделееву, он обратился с письмами ко многим владельцам частных заводов Урала с просьбой «содействовать изучению положения железного дела».

Сотрудники и маршруты

Д. И. Менделеев, несмотря на недомогание, не отказался от поездки. Вместе с ним в экспедиции принимали участие: заведующий кафедрой минералогии Петербургского университета профессор П. А. Земятченский, известный специалист по русским железным рудам; помощник начальника научно-технической лаборатории Морского министерства — химик С. П. Вуколов; К. Н. Егоров — сотрудник Главной палаты мер и весов. Последним двум Д. И. Менделеев поручил «осмотр многих уральских заводов и производство полных магнитных измерений» для выявления аномалий, сопровождающих наличие железной руды. К. Н. Егорову также поручалось изучение Экибастузского месторождения каменного угля, считавшегося Д. И. Менделеевым очень важным в деле развития уральской металлургической промышленности. В числе сопровождавших экспедицию был также представитель Министерства государственных имуществ Н. А. Саларев и секретарь Постоянной совещательной конторы железнозаводчиков В. В. Мамонтов. Личные маршруты исследователей, вошедших в состав Уральской экспедиции были различными, что определялось задачами, которые предстояло им решить.

Сам Д. И. Менделеев из Перми следовал по такому маршруту: Кизел — Чусовая — Кушва — гора Благодать — Нижний Тагил — гора Высокая — Екатеринбург — Тюмень, откуда пароходом — в Тобольск. Из Тобольска вновь пароходом — в Тюмень и далее: Екатеринбург — Билимбаево — снова Екатеринбург — Кыштым. После Кыштыма у Д. И. Менделеева возобновилась старая болезнь — «идёт горлом кровь», он делает остановку в Златоусте, где надеялся отдохнуть и «вновь пуститься на заводы», однако улучшения состояния не последовало, и он через Уфу и Самару возвращается в Боблово. Тем не менее, Д. И. Менделеев отметил, что ещё в Екатеринбурге он получил достаточно хорошее представление о состоянии дел в железной промышленности Урала.

Результаты и выводы

В своём отчёте — докладной записке С. Ю. Витте, — Д. И. Менделеев называет основные причины медленного развития металлургии и указывает меры преодоления такого положения дел. Подъёму на должный уровень промышленности Урала учёный придавал особое значение: «Воздействие России на весь запад Сибири и на степной центр Азии может и должно совершаться при посредстве Уральского края».

Основную причину стагнации промышленности Урала Д. И. Менделеев видел в социально-экономической архаике, царившей там: «…Необходимо с особой настойчивостью закончить все остатки помещичьего отношения, ещё существующего всюду на Урале в виде крестьян, приписанных к заводам». Далее он отмечает, что тамошняя администрация чинит помехи нарождению малых предприятий, в то время как, по мнению учёного «истинное развитие промышленности немыслимо без свободного соревнования мелких и средних заводчиков с крупными».

На Урале получила основание для действенной разработки его идея подземной газификации угля, предложенная им в пору поездки в Донбасс (1888), к которой он возвращался неоднократно в следующих статьях и крупных трудах: «Горючие материалы» (1893), «Основы фабрично-заводской промышленности» (1897), «Учение о промышленности» (1900—1901).

Д. И. Менделеев указывает: находящиеся под покровительством правительства монополисты тормозят промышленное развитие края, что выражается такими последствиями как «дорогие цены, довольство достигнутым и остановка в развитии». Впоследствии он отметит, что это стоило ему «много труда и неприятностей».

За месяц было осмотрено около 40 производственных металлургических, горнодобывающих предприятий и месторождений. Уральской экспедициией Д. И. Менделеева было проведена основательная и разносторонняя научно-исследовательская инспекция экономики, геологии и промышленности Урала, даны рекомендации их развития. В 1900 году по результатам экспедиции был издан труд «Уральская железная промышленность в 1899 году» под общей редакцией Д. И. Менделеева (основная часть, в которой он использовал и свои многолетние наблюдения, написана самим учёным), в котором были изложены все оценки исследований, проведённых комиссией, и даны квалифицированные рекомендации, касающиеся металлургической и лесной промышленности, транспортных коммуникаций, общих вопросов экономики.

Участие в изучении уральской железной промышленности — один из важнейших этапов деятельности Менделеева-экономиста. В своём труде «К познанию России» он скажет: «В моей жизни мне пришлось принимать участие в судьбе трёх…дел: нефтяного, каменноугольного и железнорудного». Из Уральской экспедиция учёный привёз бесценный материал, использованный им в дальнейшем в трудах «Учение о промышленности» и «К познанию России».

Литература

• Менделеев Д. И. Уральская железная промышленность в 1899 году, по отчётам о поездке, совершённой с высочайшего соизволения: С. Вуколовым, К. Егоровым, П. Замятченским и Д. Менделеевым по поручению г-на министра финансов, статс-секретаря С. Ю. Витте. — СПб.: Министерство финансов по Департаменту торговли и мануфактур. 1900
• Летопись жизни и деятельности Д. И. Менделеева. Л.: Наука. 1984
• Менделеев Д. И. Уральская железная промышленность в 1899 г. — Сочинения. Л.—М., 1949. Т. 12

Отрывок, характеризующий Уральская экспедиция Д. И. Менделеева

Князь Андрей велел остановиться и спросил у солдата, в каком деле ранены. «Позавчера на Дунаю», отвечал солдат. Князь Андрей достал кошелек и дал солдату три золотых.
– На всех, – прибавил он, обращаясь к подошедшему офицеру. – Поправляйтесь, ребята, – обратился он к солдатам, – еще дела много.
– Что, г. адъютант, какие новости? – спросил офицер, видимо желая разговориться.
– Хорошие! Вперед, – крикнул он ямщику и поскакал далее.
Уже было совсем темно, когда князь Андрей въехал в Брюнн и увидал себя окруженным высокими домами, огнями лавок, окон домов и фонарей, шумящими по мостовой красивыми экипажами и всею тою атмосферой большого оживленного города, которая всегда так привлекательна для военного человека после лагеря. Князь Андрей, несмотря на быструю езду и бессонную ночь, подъезжая ко дворцу, чувствовал себя еще более оживленным, чем накануне. Только глаза блестели лихорадочным блеском, и мысли изменялись с чрезвычайною быстротой и ясностью. Живо представились ему опять все подробности сражения уже не смутно, но определенно, в сжатом изложении, которое он в воображении делал императору Францу. Живо представились ему случайные вопросы, которые могли быть ему сделаны,и те ответы,которые он сделает на них.Он полагал,что его сейчас же представят императору. Но у большого подъезда дворца к нему выбежал чиновник и, узнав в нем курьера, проводил его на другой подъезд.
– Из коридора направо; там, Euer Hochgeboren, [Ваше высокородие,] найдете дежурного флигель адъютанта, – сказал ему чиновник. – Он проводит к военному министру.
Дежурный флигель адъютант, встретивший князя Андрея, попросил его подождать и пошел к военному министру. Через пять минут флигель адъютант вернулся и, особенно учтиво наклонясь и пропуская князя Андрея вперед себя, провел его через коридор в кабинет, где занимался военный министр. Флигель адъютант своею изысканною учтивостью, казалось, хотел оградить себя от попыток фамильярности русского адъютанта. Радостное чувство князя Андрея значительно ослабело, когда он подходил к двери кабинета военного министра. Он почувствовал себя оскорбленным, и чувство оскорбления перешло в то же мгновенье незаметно для него самого в чувство презрения, ни на чем не основанного. Находчивый же ум в то же мгновение подсказал ему ту точку зрения, с которой он имел право презирать и адъютанта и военного министра. «Им, должно быть, очень легко покажется одерживать победы, не нюхая пороха!» подумал он. Глаза его презрительно прищурились; он особенно медленно вошел в кабинет военного министра. Чувство это еще более усилилось, когда он увидал военного министра, сидевшего над большим столом и первые две минуты не обращавшего внимания на вошедшего. Военный министр опустил свою лысую, с седыми висками, голову между двух восковых свечей и читал, отмечая карандашом, бумаги. Он дочитывал, не поднимая головы, в то время как отворилась дверь и послышались шаги.
– Возьмите это и передайте, – сказал военный министр своему адъютанту, подавая бумаги и не обращая еще внимания на курьера.
Князь Андрей почувствовал, что либо из всех дел, занимавших военного министра, действия кутузовской армии менее всего могли его интересовать, либо нужно было это дать почувствовать русскому курьеру. «Но мне это совершенно всё равно», подумал он. Военный министр сдвинул остальные бумаги, сровнял их края с краями и поднял голову. У него была умная и характерная голова. Но в то же мгновение, как он обратился к князю Андрею, умное и твердое выражение лица военного министра, видимо, привычно и сознательно изменилось: на лице его остановилась глупая, притворная, не скрывающая своего притворства, улыбка человека, принимающего одного за другим много просителей.
– От генерала фельдмаршала Кутузова? – спросил он. – Надеюсь, хорошие вести? Было столкновение с Мортье? Победа? Пора!
Он взял депешу, которая была на его имя, и стал читать ее с грустным выражением.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Шмит! – сказал он по немецки. – Какое несчастие, какое несчастие!
Пробежав депешу, он положил ее на стол и взглянул на князя Андрея, видимо, что то соображая.
– Ах, какое несчастие! Дело, вы говорите, решительное? Мортье не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита есть дорогая плата за победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам знать.
Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра.
– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.
Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.


Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.
– Ну, теперь расскажите нам ваши подвиги, – сказал он.
Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра.
– Ils m'ont recu avec ma nouvelle, comme un chien dans un jeu de quilles, [Они приняли меня с этою вестью, как принимают собаку, когда она мешает игре в кегли,] – заключил он.
Билибин усмехнулся и распустил складки кожи.
– Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j'avoue que votre victoire n'est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.]
Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть.
– Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа?
– Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма…
– Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала?
– Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера.
– Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра.
– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.