Список царей Шумера и Аккада
Поделись знанием:
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.
Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.
– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.
Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.
Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.
Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
(перенаправлено с «Ура 2-я Династия»)
Список царей Шумера и Аккада — это перечень правителей государств, существовавших в Южной Месопотамии. За основу взят Ниппурский царский список, дополненный из других древних источников. Древность и продолжительность правления царей значительно завышены.
Содержание
- 1 Допотопные (додинастические) цари
- 2 I династия Киша
- 3 I династия Урука
- 4 I династия Ура
- 5 I династия Лагаша
- 6 Династия Авана
- 7 II династия Киша
- 8 Династия Хамази
- 9 II династия Урука
- 10 II династия Ура
- 11 Династия Адаба
- 12 Династия Мари
- 13 III династия Киша
- 14 Династия Акшака
- 15 IV династия Киша
- 16 Династия Уммы
- 17 III династия Урука
- 18 Династия Аккада
- 19 IV династия Урука
- 20 Гутии
- 21 II династия Лагаша
- 22 V династия Урука
- 23 III династия Ура
- 24 I династия Исина
- 25 Династия Ларсы
- 26 Цари Эшнунны
- 27 См. также
- 28 Литература
- 29 Ссылки
- 30 Примечания
Допотопные (додинастические) цари
Единственный источник, свидетельствующий об их существовании, Ниппурский царский список, утверждает, что их правление закончилось потопом. Раскопки в Ираке выявили доказательства локальных наводнений в районе Шуруппака и других шумерских городов. Слои речных отложений, радиоуглеродным методом датирируемых около 2900 до н. э., прерывают непрерывность поселений, расширяясь далеко на север до города Киш. Полихромная керамика периода Джемдет-Наср (3000 — 2900 до н. э.) была обнаружена непосредственно ниже слоёв наводнений.[1]
| Правитель | Продолжительность правления | Приблизительные даты | Комментарий |
|---|---|---|---|
| Алулим | 28 800 лет | Царствовал в Эриду | |
| Аллалгар | 36 000 лет | Царствовал в Эриду | |
| Эн-Менлуана | 43 200 лет | Царствовал в Бад-тибире | |
| Эн-Менгалана | 28 800 лет | Царствовал в Бад-тибире | |
| Думузи («пастух») | 36 000 лет | Царствовал в Бад-тибире | |
| Эн-Сипадзидана | 28 800 лет | Царствовал в Лараке | |
| Эн-Мендурана | 21 000 лет | Царствовал в Сиппаре | |
| Убар-Туту | 18 600 лет | Царствовал в Шуруппаке | |
| Шукурлам (Шуруппак) | 28 800 лет | Царствовал в Шуруппаке | |
| Зиусудра | 36 000 лет | Царствовал в Шуруппаке | |
| Лал-ур-алим-ма[2] | Согласно поэме Праведный страдалец, Лал-ур-алим-ма — ниппурский жрец-заклинатель (строчка 25, табличка III)[3] | ||
| Таби-утул-Энлиль[2] | Царствовал в Ниппуре |
I династия Киша
Имена правителей до Этаны неизвестны из других исторических источников, и их существование археологически не проверено. Учёные обладают наиболее достоверной информацией лишь о двух последних царях: Эн-Мебарагеси и его сыне Агге. Согласно Царскому списку, Киш стал гегемоном в Месопотамии после потопа. После того как Гильгамеш нанёс поражение Агге, главенство перешло к Уруку.
| Правитель | Продолжительность правления | Приблизительные даты | Комментарий |
|---|---|---|---|
| Нигушур | 1200 лет | ||
| Куллассина-Бел | 960 лет | ||
| Нангишлишма | 670 лет | ||
| Энтарахана | 420 лет | ||
| Бабум | 300 лет | ||
| Пуаннум | 840 лет | ||
| Калибум | 960 лет | ||
| Калумум | 840 лет | ||
| Зукакип | 900 лет | ||
| Атаб (А-ба) | 600 лет | ||
| Машда | 840 лет | Сын Атабы. | |
| Арвиум | 720 лет | Сын Машды. | |
| Этана | 1560 лет | 2861 — 2831 до н. э. | «Пастух, тот, что взошел на небеса, что утвердил все страны». |
| Балих | 400 лет | 2831 — 2791 до н. э. | Сын Этаны. |
| Энменнуна | 660 лет | 2791 — 2771 до н. э. | |
| Мелам-Киши | 900 лет | 2771 — 2751 до н. э. | Сын Энменнуны. |
| Барсальнуна | 1200 лет | 2751 — 2731 до н. э. | Сын Энменнуны. |
| Симуг | 140 лет | 2731 — 2701 до н. э. | Сын Барсальнуны. |
| Тизкар | 305 лет | 2701 — 2671 до н. э. | Сын Симуга. |
| Илькум | 900 лет | 2671 — 2651 до н. э. | |
| Ильтасадум | 1200 лет | 2651 — 2631 до н. э. | |
| Эн-Мебарагеси | 900 лет | 2631 — 2601 до н. э. | «Тот, что поразил оружие страны Элам». |
| Агга | 625 лет | 2601 — 2581 до н. э. | Сын Эн-Менбарагеси. Согласно Эпосу о Гильгамеше, современник Гильгамеша, царя первой династии Урука[4]. |
I династия Урука
| Правитель | Эпитет | Продолжительность правления | Приблизительные даты | Комментарий |
|---|---|---|---|---|
| Мескиаггашер из Э-Аны | «сын Уту» | 324 года | 2722 — 2692 до н. э. | «Мескиаггашер вышел в моря [и] взошёл на горы.» |
| Эн-Меркар | «сын Мескиаггашера, царь Унуга, кто построил Унуг (Урук)» «сын Уту» |
420 лет | ||
| Лугальбанда | «пастух» | 1200 лет | ||
| Думузи | «рыбак чей город был Кубари.» («Он захватил Эн-Мебарагеси голыми руками.»)* |
100 лет | ок. 2600 лет до н. э. | |
| Гильгамеш | «чей отец был призраком (?), господин Кулаба» | 126 лет | ок. 2600 лет до н. э. | Согласно Эпосу о Гильгамеше, современник Агги из Киша[4] |
| Урнунгаль | «сын Гильгамеша» | 30 лет | ||
| Утулькалама | «сын Урнунгаля» | 15 лет | ||
| Лабашум | 9 лет | |||
| Эннунтарахана | 8 лет | |||
| Мешхе | «кузнец» | 36 лет | ||
| Мелемана | 6 лет | |||
| Лугалькитун | 36 лет | |||
| ||||
Главенство переходит к Уру
I династия Ура
| Правитель | Эпитет | Продолжительность правления | Приблизительные даты | Комментарий |
|---|---|---|---|---|
| Абарги | ок. XXVII века до н. э. | |||
| Мескаламдуг | ок. XXVII века до н. э. | |||
| Акаламдуг | ||||
| Месанепада | «сын Мескаламдуга» | 80 лет | ок. XXVI века до н. э. | |
| Аанепада | «сын Месанепады» | |||
| Гуниду | существование под сомнением | |||
| Мескиангнуна | «сын Месанепады» | 36 лет | ||
| Аннанн | существование под сомнением | |||
| Мескиагнанна | существование под сомнением | |||
| Элили | 25 лет | |||
| Балулу | «сын Элили» | 36 лет | ||
| ||||
I династия Лагаша
Первая династия Лагаша не упоминается в Царском списке, однако хорошо известна из других письменных памятников
2500 до н. э. — 2312 до н. э.
| Правитель | Эпитет | Продолжительность правления | Приблизительные даты | Комментарий |
|---|---|---|---|---|
| Энхенгаль | ок. XXV века до н. э. | |||
| Лугаль-шаг-энгур (Лугаль-Суггур) | XXV век до н. э. | верховный жрец или энси | ||
| Ур-Нанше (Ур-Нина) | ок. 2500 год до н. э. | лугаль | ||
| Акургаль | XXV век до н. э. | |||
| Эанатум | покоритель всех стран, владыка Гирсу | ок. 2450—2425 годы до н. э. | внук царя Ур-Нанше, подчинил себе Шумер, разгромив Урук, разбил армии Киша, Элама и Мари | |
| Энаннатум I | Лума или Хума | конец XXV века до н. э. | брат Эанатума, энси и первосвященник, Ур-Лумма и Иль из Уммы, а также Ку-Баба из Киша при нём добились независимости. | |
| Энтемена | ок. 2360—2340 годы до н. э. | сын Энаннатума I, энси, современник Лугалькингенешдуду из Урука и победитель Иля из Уммы. | ||
| Энаннатум II | ок. 2340—2334 годы до н. э. | |||
| Энентарзи | 6 лет | ок. 2334—2328 годы до н. э. | первосвященник и энси | |
| Лугальанда | 7-9 лет | ок. 2328—2319 годы до н. э. | ||
| Уруинимгина | ок. 2319—2311 годы до н. э. | энси, затем лугаль, провёл политические и социальные реформы, кодифицировал законодательство, в ходе продолжительной войны, потерпел поражение от Лугальзагеси из Уммы. |
Династия Авана
| Правитель | Эпитет | Продолжительность правления | Приблизительные даты | Комментарий |
|---|---|---|---|---|
| три царя Авана | 356 лет | ок. XXVI века до н. э. | ||
| ||||
Главенство переходит к Кишу
II династия Киша
25 (XXV) век до н. э.
| Правитель | Эпитет | Продолжительность правления | Приблизительные даты | Комментарий |
|---|---|---|---|---|
| Месилим | ок. 2600 до н. э. | |||
| неизвестный | ||||
| Сусуда | «валяльщик» | 201 год | ок. XXVI века до н. э. | |
| Дадасиг | 81 год | |||
| Мамагал | «лодочник» | 360 лет | ||
| Кальбум | «сын Мамагала» | 195 лет | Находился в подчинении у правителя Акшака Зузу | |
| Туг-Э | 360 лет | |||
| Меннануна | «сын Туг-Э» | 180 лет | ||
| Энби-Астар | 290 лет | Потерпел поражение от лугаля Урука Эн-Шакушана и был взят в плен | ||
| Лугальму | 360 лет | |||
| Ибиэра | ||||
| Ухуб | ||||
| ||||
Главенство переходит к Хамази
Династия Хамази
ок. 2400 до н. э.
| Правитель | Эпитет | Продолжительность правления | Приблизительные даты | Комментарий |
|---|---|---|---|---|
| Зизи | ок. 2450 год до н. э. | |||
| Хатаниш | 360 лет | ок. 2450—2430 годы до н. э. | ||
| ||||
| ||||
| Лу-Нанна | «сын Намхани» | |||
| Ур-Ишкур | ||||
| ||||
II династия Урука
2400 до н. э. — 2336 до н. э.
| Правитель | Эпитет | Продолжительность правления | Приблизительные даты | Комментарий |
|---|---|---|---|---|
| Эн-Шакушана | «сын Элили» | 60 лет | ок. XXV века до н. э. | Захватил город Киш и пленил тамошнего царя Энби-Астара. |
| Лугалькингенешдуду или Лугаль-уре | 120 лет | одновременно царь Ура, современник Ухуба Кишского и Энтемены Лагашского | ||
| Аргандеа | 7 лет | |||
| Лугалькисальси | ||||
Главенство переходит к Уру
II династия Ура
| Правитель | Эпитет | Продолжительность правления | Приблизительные даты | Комментарий |
|---|---|---|---|---|
| Нанни | 120 лет | ок. XXV века до н. э. | ||
| Мескиангнуна II | «сын Нанны» | 48 лет | ||
| неизвестный | 2 года | |||
Главенство переходит к Адабу
Династия Адаба
| Правитель | Эпитет | Продолжительность правления | Приблизительные даты | Комментарий |
|---|---|---|---|---|
| Ме-ба-кс… | ||||
| Лугаль-анне-мунду | «царь четырёх стран света» | 90 лет | ок. XXV века до н. э. | завоевал всю Месопотамию от Персидского залива до Загроса и Элама |
| Лугаль-далу | ||||
Главенство переходит к Мари
Династия Мари
| Правитель | Эпитет | Продолжительность правления | Приблизительные даты | Комментарий |
|---|---|---|---|---|
| Анбу | 30 лет | ок. XXV века до н. э. | ||
| Анба | «сын Анбу» | 17 лет | ||
| Бази | «кожевник» | 30 лет | ||
| Зизи | «валяльщик» | 20 лет | ||
| Лимер | «„gudug“ священник» | 30 лет | ||
| Шаррум-итер | 9 лет | |||
Главенство переходит к Кишу
III династия Киша
24 (XXIV) век до н. э. — 23 (XXIII) век до н. э.
| Правитель | Эпитет | Продолжительность правления | Приблизительные даты | Комментарий |
|---|---|---|---|---|
| Ку-Баба (Ку-Бау) | «женщина трактирщица, укрепившая основы Киша» | 100 лет | ок. XXV века до н. э. | единственная известная женщина в Царском списке; получила независимость от Эанатума I Лагашского и Эн-Шакушана Урукского; современница Пузур-Нираха из Акшака, согласно более поздней «Хронике Эсагила»[5] |
| Пузур-Суэн | «сын Ку-Бабы» | 25 лет | ок. 2347—2322 год до н. э. | |
| Ур-Забаба | «сын Пузур-Суэна» | 400 или 6 лет | ок. 2322—2316 год до н. э. | потерпел поражение от Лугальзагеси. Согласно Царскому списку Саргон Аккадский был его виночерпием |
Главенство переходит к Акшаку
Династия Акшака
2500 до н. э. — 2315 до н. э.
| Правитель | Эпитет | Продолжительность правления | Приблизительные даты | Комментарий |
|---|---|---|---|---|
| Унзи | 30 лет | ок. XXV—XXIV веков до н. э. | ||
| Ундадибдид (Ундалулу) | 6 лет | |||
| Зузу (Ур-Ур) | 6 лет | Подчинил своему контролю Киш и принял титул «лугаль Киша», вторгся на территорию Лагаша. Эанатуму лагашскому удалось разгромить войско Зузу | ||
| Пузур-Сумукан (Пузур-Нирах) | 20 лет | современник царицы Киша Ку-Бабы[6] | ||
| Ишуэль | 24 года | |||
| Шу-Суэн | «сын Ишуэля» | 7 лет | ||
Главенство переходит к Кишу
IV династия Киша
Потомки Ур-Забабы продолжали править и при аккадских царях, видимо подчиняясь им лишь номинально. «Царский список» также называет ещё пять царей, владевших Кишем вплоть до 2250 года до н. э.
| Правитель | Эпитет | Продолжительность правления | Приблизительные даты | Комментарий |
|---|---|---|---|---|
| Зимудар | 30 лет | |||
| Уси-ватар | «сын Зимудара» | 7 лет | ||
| Иштар-мути | 11 лет | |||
| Ишме-Шамаш | 11 лет | |||
| (Шу-Илишу)[7] | (15 лет)[7] | |||
| Нанния | "ювелир Зимудара " | 7 лет | ок. 2303—2296 годы до н. э. (короткая хронология) | |
Главенство переходит к Уруку.
Династия Уммы
| Правитель | Эпитет | Продолжительность правления | Приблизительные даты | Комментарий |
|---|---|---|---|---|
| Уш | начало XXIV века до н. э. | Вторгся в пограничный район Лагаша Гуэдинну. Пришедший в Лагаше к власти Эанатум выступил против Уша и нанёс ему жесточайшее поражение. Уш понёс огромные по тем временам потери в 3600 воинов и, по-видимому, был убит в результате восстания вспыхнувшего в Умме после этого поражения. | ||
| Энакалле | XXIV век до н. э. | После поражения Уша, Энакалле признал власть Эанатума и обязался платить Лагашу дань, примерно 300 тысяч литров ячменя в год. | ||
| Ур-Лумма | сын Энакалле | XXIV век до н. э. | В правление Энанатума I Лагашского Ур-Лумма отказался платить Лагашу дань и в союзе с чужеземцами (по-видимому, эламитами или жителями Хамази) вторгся на территорию Лагаша. Энси Лагаша Энметена нанёс поражение Ур-Лумме. По-видимому, был свергнут в результате восстания вспыхнувшего в Умме после этого поражения. | |
| Иль | "жрец города Забалам « | середина XXIV века до н. э. | Как и цари Уммы до него, враждовал с Лагашем. Причиной постоянного конфликта этих шумерских городов был вопрос об контроле над плодородной полосой Гуэдинна. Заключил мир с Лагашем, который был навязан обоим государствам какой-то третьей стороной, по-видимому чужеземным союзником Уммы (возможно эламитами или жителями Хамази). | |
| Мес-э | конец XXIV века до н. э. | Возможно энси Уммы во время правления Шумером Лугальзагеси. Упоминается совместно с Лугальзагесси в надписи Саргона Аккадского. |
III династия Урука
| Правитель | Эпитет | Продолжительность правления | Приблизительные даты (короткая хронология) | Приблизительные даты (средняя хронология) | Приблизительные даты (длинная хронология) | Комментарий |
|---|---|---|---|---|---|---|
| Лугальзагеси | „волхв (ишиб) богини Нисабы“, „энси Уммы“, „лугаль Урука“, „лугаль Ура“, »«лугаль Страны (Калама)»" | 25 лет | ок. 2296—2271 годы до н. э. | ок. 2336—2311 годы до н. э. | Победив Уруинимгину Лагашского и Ур-Забабу Кишского и другие шумерские города, создава объединенное царство; он в свою очередь был свергнут Саргоном Аккадским | |
Династия Аккада
2316 до н. э. — 2170-х до н. э.
| Правитель | Эпитет | Продолжительность правления | Приблизительные даты (короткая хронология) | Приблизительные даты (средняя хронология) | Приблизительные даты (длинная хронология) | Комментарий |
|---|---|---|---|---|---|---|
| Шаррукин (Саргон Аккадский) | «тот, чей отец был садовником, виночерпий Ур-Забабы, стал царем, царем Аккада, который построил Аккад» | 40 лет | ок. 2270—2215 годы до н. э. или ок. 2285—2229 годы до н. э. | ок. 2316—2261 годы до н. э. или ок. 2334—2279 годы до н. э. | победил Лугальзагеси Урукского, объединил Шумер создав Аккадскую империю | |
| Римуш | «сын Шаррукина» | 9 лет | ок. 2214—2206 годы до н. э. | ок. 2261—2252 годы до н. э. или ок. 2278—2270 годы до н. э. | ||
| Маништушу | «старший брат Римуша, сын Шаррукина» | 15 лет | ок. 2205—2191 годы до н. э. | ок. 2252—2237 годы до н. э. или ок. 2270—2255 годы до н. э. | ||
| Нарам-Суэн | «сын Маништушу» | 56 лет | ок. 2190—2154 годы до н. э. или 2202—2166 годы до н. э. | ок. 2237—2200 годы до н. э. или ок. 2254—2218 годы до н. э. | ||
| Шаркалишарри | «сын Нарам-Суэна» | 25 лет | ок. 2153—2129 годы до н. э. | ок. 2200—2176 годы до н. э. или ок. 2217—2193 годы до н. э. | ||
| ||||||
| «и четверо из них правили только 3 года» | ок. 2128—2125 годы до н. э. | ок. 2176—2173 годы до н. э. | ||||
| Дуду | 21 год | ок. 2125—2104 годы до н. э. | ок. 2173—2152 годы до н. э. | ок. 2195—2174 годы до н. э. | ||
| Шу-турул | «сын Дуду» | 15 лет | ок. 2104—2083 годы до н. э. | ок. 2152—2137 годы до н. э. | Аккад стерт с лица земли гутиями | |
Главенство переходит к Уруку
IV династия Урука
2150 до н. э. — 2120 до н. э.
Из «Царского списка» известно, что 4-я династия Урука состояла из пяти царей, которые правили Уруком в годы, когда на территории Междуречья и собственно в самом городе Уруке господствовали племена гутиев. Кроме имен правителей иных сведений о них ничего неизвестно. Возможно правили только в южном Междуречье, современники Династии Аккада.
| Правитель | Эпитет | Продолжительность правления | Приблизиительные даты | Комментарий |
|---|---|---|---|---|
| Ур-нингин | 7 лет | ок. 2091?-2061? годы до н. э. (короткая хронология) | ||
| Ур-гигир | «сын Ур-нингина» | 6 лет | ||
| Куда | 6 лет | |||
| Пузур-Или | 5 лет | |||
| Ур-Уту | «сын Ур-гигира»[7] | 25 лет | ||
| Лугальмелем | «сын Ур-гигира» | 7 лет | ||
Главенство переходит к гутиям
Гутии
22 (XXII) век до н. э.
Главенство переходит к Уруку
II династия Лагаша
(одновременно с гутиями). ок. 2136 до н. э. — ок. 2109 до н. э.
| Правитель | Эпитет | Продолжительность правления | Приблизительные даты (короткая хронология) | Приблизительные даты (средняя хронология) | Комментарий |
|---|---|---|---|---|---|
| Кикуид | ок. 2260 год до н. э. | Современник Римуша | |||
| Энгилса | ок. 2250 год до н. э. | Современник Маништушу | |||
| Ур-А | ок. 2230 год до н. э. | Современник Нарам-Сина | |||
| Лугаль-ушумгаль | ок. 2200 год до н. э. | Современник Нарам-Сина и Шаркалишарри | |||
| Пузур-Мама | |||||
| Ур-Уту | |||||
| Ур-Мама | |||||
| Лу-Баба | |||||
| Лу-Гула | |||||
| Какуг или Каку | |||||
| Ур-Баба или Ур-Бау | ок. 2093—2080 годы до н. э. | ок. 2157—2144 годы до н. э. | |||
| Гудеа | ок. 2080—2060 годы до н. э. | ок. 2144—2124 годы до н. э. | зять Ур-Баба | ||
| Ур-Нин-Нгирсу | ок. 2060—2055 годы до н. э. | ок. 2124—2119 годы до н. э. | сын Гудеа | ||
| Пиригме или Угме | ок. 2055—2053 годы до н. э. | ок. 2119—2117 годы до н. э. | внук Гудеа | ||
| Урнгар | ок. 2053—2049 годы до н. э. | ок. 2117—2113 годы до н. э. | зять Какуга | ||
| Наммахани | ок. 2049—2046 годы до н. э. | ок. 2113—2110 годы до н. э. | внук Какуга, побежден Ур-Намму | ||
| Ур-Аба | |||||
| Ур-Нинсун | |||||
| Ур-Нинкимара | |||||
| Лу-Кирилаза | |||||
| Ир-Нанна | |||||
| Лукани | |||||
| Ур-Лама |
V династия Урука
| Правитель | Эпитет | Продолжительность правления | Приблизительные даты (короткая хронология) | Приблизительные даты (средняя хронология) | Приблизительные даты (длинная хронология) | Комментарий |
|---|---|---|---|---|---|---|
| Утухенгаль | «рыбак», «царь четырёх стран света» | 427 лет / 26 лет / 7,5 лет / 7 лет | ок. 2112—2104 годы до н. э. или 2116—2109 годы до н. э. |
2119—2112 годы до н. э. | 2120—2112 годы до н. э. или 2130—2114 годы до г. э. |
Воспользовавшись сменой гутийских правителей, Утухенгаль поднял всеобщее восстание, победил гутийского царя Тирикана и стал царем Шумера и Аккада |
III династия Ура
| Правитель | Эпитет | Продолжительность правления | Приблизительные даты (короткая хронология) | Приблизительные даты (средняя хронология) | Приблизительные даты (длинная хронология) | Комментарий |
|---|---|---|---|---|---|---|
| Ур-Намму | 18 лет | ок. 2112—2094 годы до н. э. | Вероятно зять Утухенгаля | |||
| Шульги | 48 лет | ок. 2094—2046 годы до н. э. | Сын Ур-Намму. Вел довольно успешные завоевательные войны, уже к 28 году своего правления завоевал практически весь Элам. Обожествлен при жизни под именем Шульги-Син | |||
| Амар-Суэн или Бур-Син I | 9 лет | ок. 2046—2038 годы до н. э. | Сын Шульги | |||
| Шу-Суэн | 9 лет | ок. 2037—2028 годы до н. э. | Сын Амар-Суэна или его младший брат | |||
| Ибби-Суэн | 24 года | ок. 2028—2003 годы до н. э. | Сын Шу-Суэна. В его правление стали отпадать провинции завоеванные ранее его предшественниками. На шестом году правления в стране случился голод. Возвышение Исина. Ур разгромлен эламским царем Хутран-темпти, Ибби-Суэн в цепях уведен в Аншан, о его дальнейшей судьбе ничего неизвестно. | |||
| ||||||
I династия Исина
около 2017 — 1794 до н. э.
| Правитель | Эпитет | Продолжительность правления | Приблизительные даты | Комментарий |
|---|---|---|---|---|
| Ишби-Эрра | 32 лет | 2017 — 1985 до н. э. | ||
| Шуилишу | 10 лет | 1985 — 1975 до н. э. | ||
| Иддин-Даган | 21 год | 1975 — 1954 до н. э. | ||
| Ишме-Даган | 19 лет | 1954 — 1935 до н. э. | ||
| Липит-Иштар | 11 лет | 1935 — 1924 до н. э. | ||
| Ур-Нинурта | 28 лет | 1924 — 1896 до н. э. | ||
| Бур-Син II | 22 года | 1896 — 1874 до н. э. | ||
| Липит-Эллиль | 5 лет | 1874 — 1869 до н. э. | ||
| Эрра-имитти | 8 лет | 1869 — 1861 до н. э. | ||
| Эллиль-бани | 24 года | 1861 — 1837 до н. э. | ||
| Замбия | 3 года | 1837 — 1834 до н. э. | ||
| Итер-пиша | 3 года | 1834 — 1831 до н. э. | ||
| Урдулькуга | 3 года | 1831 — 1828 до н. э. | ||
| Син-магир | 11 лет | 1828 — 1817 до н. э. | ||
| Дамик-илишу I | 23 года | 1817 — 1794 до н. э. |
Династия Ларсы
около 2025 — 1763 до н. э.
| Правитель | Эпитет | Продолжительность правления | Приблизительные даты | Комментарий |
|---|---|---|---|---|
| Напланум | 20 лет | 2025 — 2005 до н. э. | ||
| Эмициум | 28 лет | 2005 — 1977 до н. э. | ||
| Самиум | 35 лет | 1977 — 1942 до н. э. | ||
| Забайя | 9 лет | 1942 — 1933 до н. э. | ||
| Гунгунум | 27 лет | 1933 — 1906 до н. э. | ||
| Абисарихи | 11 лет | 1906 — 1895 до н. э. | ||
| Суму-Эль | 29 лет | 1895 — 1866 до н. э. | ||
| Нур-Адад | 16 лет | 1866 — 1850 до н. э. | ||
| Син-иддинам | 7 лет | 1850 — 1843 до н. э. | ||
| Син-эрибам | 2 года | 1843 — 1841 до н. э. | ||
| Син-икишам | 5 лет | 1841 — 1836 до н. э. | ||
| Цилли-Адад | 1 год | 1836 — 1835 до н. э. | ||
| Варад-Син | 12 лет | 1835 — 1823 до н. э. | Сын аморейского вождя Кудурмабуга, который в 1834 до н.э. разгромил Цилли-Адада | |
| Рим-Син | 60 лет | 1823 — 1763 до н. э. |
Цари Эшнунны
около 2025 — 1727 до н. э.
| Правитель | Эпитет | Продолжительность правления | Приблизительные даты | Комментарий |
|---|---|---|---|---|
| Итуриа | около 2025 до н. э.[8] | Наместник царя III династии Ура Шу-Суэна | ||
| Ильшуилия | 6 лет | около 2015 до н. э.[8] | Сын Итуриа. В 2025 до н. э. добился независимости от царя III династии Ура Ибби-Суэна | |
| Нур-ахум | 8 лет | Современник царя Исина Ишби-Эрры. Опираясь на союз с Исином, заложил основы могущества Эшнунны | ||
| Кирикири | 9 лет | Продолжил укрепление политического могущества Эшнунны | ||
| Билалама | 14 лет | Сын Кирикири. В годы его правления были составлены Законы Билаламы | ||
| Ишар-рамашу | 7 лет | Построил храм Ишкура (Адада) | ||
| Уцуравассу | около 1940 до н. э.[8] | Был наместником царя Дера Ануммуттаббилем, который захватил этот город у царя Иссина Шуилишу. | ||
| Азузум | ||||
| Ур-Нинмарки | Возможно, сын Азузума | |||
| Ур-Нингишзида | Возможно, сын Азузума, брат Ур-Нинмарки | |||
| Ипик-Адад I | ||||
| Шикланум[8] | ||||
| Абди-Эрах[8] | около 1895 до н. э. | |||
| Шаррия | ||||
| Белакум | ||||
| Варасса | ||||
| Ибаль-пи-Эль I | ||||
| Ипик-Адад II | около 1860 до н. э.[8] | |||
| Нарам-Син | 1822 — 1812 до н. э.[8] | |||
| Ибни-Эрра | ||||
| Икиш-Тишпак | ||||
| Даннум-тахаз | ||||
| Дадуша | 9 лет | 1788 — 1779 до н. э. / 1812 — 1784 до н. э.[8] | Сын Ипик-Адада II и брат Нарам-Сина. Предпринял поход против города Манкисум | |
| Ибаль-пи-Эль II | 14 лет | 1779 — 1765 до н. э. / 1784 — 1762 до н. э.[8] | ||
| Цилли-Син | 2 года | 1764 — 1762 до н. э. / 1962 — … до н. э.[8] | ||
| Икиш-Тишпак[8] | около 1735 до н. э. | В зависимости от Вавилона | ||
| Анни | … — 1727 до н. э.[8] | В зависимости от Вавилона |
См. также
Напишите отзыв о статье "Список царей Шумера и Аккада"
Литература
- Сычев Н. Книга Династий.— М.:Издательство АСТ,2005.—С.960.—ISBN 5-17-032495-2
Ссылки
- [khazarzar.skeptik.net/books/shumer/malkha.htm Ниппурский царский список на русском] (из библиотеки Руслана Хазарзара)
- [etcsl.orinst.ox.ac.uk/cgi-bin/etcsl.cgi?text=t.2.1.1 Ниппурский царский список на английском] (перевод от ETCSL)
- [etcsl.orinst.ox.ac.uk/cgi-bin/etcsl.cgi?text=c.2.1.1 Ниппурский царский список] (оригинал)
Примечания
- ↑ [books.google.com/books?id=eX8y3yW04n4C&pg=PA8#v=onepage&q=Sumerian%20King%20List&f=false] Harriet Crawford Sumer and the Sumerians — Cambridge University Press, 2004 — isbn=978-0-521-53338-6.
- ↑ 1 2 [www.historyfiles.co.uk/KingListsMiddEast/MesopotamiaNippur.htm Kingdoms of Mesopotamia - Nippur]
- ↑ [books.google.ru/books?id=EmdjpQpCM60C&pg=PA279&lpg=PA279&dq=Lal-ur-alim-ma&source=bl&ots=XbmIxG2tBq&sig=9xXcU_Y6AOCm3qmW0s_Q-0Ag9Uc&hl=ru&sa=X&ved=0ahUKEwjgndnj_OrNAhWrHJoKHXwsDugQ6AEIHTAA#v=onepage&q=Lal-ur-alim-ma&f=false] Takayoshi Oshima, Babylonian Poems of Pious Sufferers: Ludlul Bel Nemeqi and the Babylonian Theodicy
- ↑ 1 2 [etcsl.orinst.ox.ac.uk/cgi-bin/etcsl.cgi?text=t.1.8.1.1#] Гильгамеш и Агга (перевод от ETCSL)
- ↑ [books.google.com/books?id=1i5b6STWnroC&printsec=frontcover&dq=Puzur-Nirah+Ku-baba&source=gbs_summary_r&cad=0#PPA267,M1 Chronicle of the É-sagila]
- ↑ [books.google.com/books?id=1i5b6STWnroC&printsec=frontcover&dq=Puzur-Nirah+Ku-baba&source=gbs_summary_r&cad=0#PPA267,M1 Chronicle of É-sagila]
- ↑ 1 2 3 Эти эпитеты или имена включены не во все версии «Царского списка»
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 Согласно статье Эшнунна
Отрывок, характеризующий Список царей Шумера и Аккада
– Это наши.– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.
Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.
– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.
Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.
Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.
Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
