Урбан VIII

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Его Святейшество папа римский
Урбан VIII
Urbanus PP. VIII<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
235-й папа римский
6 августа 1623 года — 29 июля 1644 года
Избрание: 6 августа 1623 года
Интронизация: 29 сентября 1623 года
Церковь: Римско-католическая церковь
Предшественник: Григорий XV
Преемник: Иннокентий X
 
Имя при рождении: Маффео Барберини
Оригинал имени
при рождении:
Maffeo Barberini
Рождение: 5 апреля 1568(1568-04-05)
Флоренция, Великое герцогство Тосканское
Смерть: 29 июля 1644(1644-07-29) (76 лет)
Рим, Папская область
Принятие священного сана: неизвестно
Епископская хиротония: 28 октября 1604 года
Кардинал с: 11 сентября 1606 года

Урба́н VIII (лат. Urbanus PP. VIII; в миру Маффео Барберини, итал. Maffeo Barberini; 5 апреля 1568, Флоренция, Великое герцогство Тосканское — 29 июля 1644, Рим, Папская область) — папа римский с 6 августа 1623 по 29 июля 1644 года.





Ранние годы

Маффео Барберини родился 5 апреля 1568 года во Флоренции в семье Антонио Барберини, флорентийского дворянина, и Камиллы Барбадоро [1]. Его отец умер, когда ему было всего три года, и мать взяла его в Рим, где он был помещен под опеку своего дяди Франческо Барберини, протонотария папского престола [2]. Получил юридическое образование в Университете Пизы в 1589 году. В 1601 году Барберини по протекции дяди смог получить назначение апостольским нунцием в Париж. В 1604 году папа назначил его титулярным архиепископом Назарета с резиденцией в Барлетте. После смерти дяди он унаследовал его состояние, купил дворец в Риме, который превратил в роскошную резиденцию в стиле ренессанс [3]. В 1606 году Барберини получил кардинальскую шапку и епископскую кафедру в Сполето.

Избрание

6 августа 1623 года на папском конклаве после смерти папы Григория XV Барберини был избран его преемником и принял имя Урбана VIII [2].

После избрания Урбана VIII Дзено, венецианский посланник, описал его так [4]:

Новому понтифику 56 лет. Его Святейшество высокий, темноволосый, с правильными чертами лица и черные седеющими волосами. Он исключительно элегантен и изыскан во всех деталях своего облачения; имеет изящную и аристократическую осанку и изысканный вкус. Он отличный полемист, пишет стихи и покровительствует поэтам и литераторам.

Папство

Самый продолжительный в ХVII веке, понтификат Урбана VIII пришёлся на период Тридцатилетней войны, которая снова обескровила Европейский континент. Влияние папской дипломатии на ход событий было минимальным. Мало кто тогда всерьез считался со светской властью римского епископа. Его моральный авторитет тоже был предметом всеобщей критики.

После вступления на трон св. Петра стал настолько активно покровительствовать своим родственникам, что буквально ошеломил всех. Семья Барберини была задарена кардинальскими титулами и наиболее доходными должностями в папском государстве. Казалось, что вернулись времена понтификов Возрождения [5]. Он возвел в кардиналы своего старшего брата Антонио Барберини старшего, а затем своих племянников, Франческо Барберини старшего и Антонио Барберини младшего. Историк Леопольд фон Ранке оценил, что во время его правления, семья Урбана накопила 105 млн экю личного состояния [6].

Он причислил к лику святых Изабеллу Португальскую, Андрея Корсини и Конрада из Пьяченцы.

При нём и в значительной степени по его указанию состоялся инквизиционный процесс, завершившийся осуждением Галилея (1633), хотя в то же время папа осудил массовую ведьмовскую истерию в германских церковных княжествах. В правление Урбана VIII также была построена летняя папская резиденция в Кастель-Гандольфо.

В 1625 году вновь объявленный Юбилейный год призван был свидетельствовать о папском могуществе. Во время процессий, двигавшихся от собора к собору во главе с церковными сановниками, в толпу бросались золотые монеты, а по вечерам били фонтаны, освещённые искусственными огнями.

Булла 1638 года защищала иезуитские миссии в Южной Америке, запрещало рабство туземцев, которые были обращены в христианство [7]. В то же время Урбан VIII отменил монополию иезуитов на миссионерскую работу в Китае и Японии, открыв эти страны миссионерам других орденов [8].

Урбан VIII издал буллу 1624 года, которая под страхом отлучения запрещала употребление табака в святых местах [9]. Папа Бенедикт XIII отменил этот запрет сто лет спустя [10].

Политические интриги

Чтобы доставить своим племянникам владение княжеством Кастро, Урбан VIII ввязался в войну с Венецией, Флоренцией, Пармой и Моденой. Кастро был разрушен, а княжество включено в Папской области.

В 1626 году Урбино был включен в папские владения, а в 1627 году, когда мужская линия Гонзага в Мантуе пресеклась, он вступил в спор о преемственности с герцогом Карлом Неверским.

Урбан VIII был последним папой, расширившим папскую территорию. Он укрепил Кастельфранко-Эмилия и отправил инженера Винченцо Макулани укрепить замок Святого Ангела в Риме. Урбан также открыл арсенал в Ватикане, оружейный завод в Тиволи и укрепил гавань Чивитавеккья [8].

Покровитель искусств

Урбан VIII и его семья активно покровительствовала искусству [1]. Он расходовал огромные суммы на поддержку изобретателей, таких как Афанасий Кирхер, и финансировал работы скульптора и архитектора Бернини. Под его эгидой были сооружены Палаццо Барберини, колледж Конгрегации Веры, Фонтан Тритона на Пьяцца Барберини и другие выдающиеся сооружения в городе. Он также перестроил церковь Санта-Бибиана и церковь Сан-Себастьяно-аль-Палатино на холме Палатин.

Барберини покровительствовал художникам, таким как Николя Пуссен и Клод Лоррен.

Последние годы

Следствием военных и художественных инициатив был рост папских долгов. Урбан VIII унаследовал долг в 16 млн экю, а к 1635 году он вырос до 28 млн.

Согласно историку Джону Баргрейву, в 1636 году члены испанской фракции Коллегии кардиналов были в таком ужасе от расточительства папы Урбана VIII, что сговорились, чтобы его арестовать и посадить в тюрьму, а затем заменить кардиналом Лаудивио Дзаккья [11]. Когда Урбан отправился в Кастель-Гандольфо, члены испанской фракции тайно встретились и обсудили способы осуществления своего плана. Но они были обнаружены, и папа бежал обратно в Рим, где сразу же провел консистории, чтобы прояснить обстоятельства заговора. Чтобы положить конец заговору, папа постановил, чтобы все кардиналы покинули Рим и вернулись в свои титульные церкви [11].

К 1640 году задолженность папского престола достигла 35 млн экю, потребляя более 80% годового папского дохода на уплату процентов по долгу [12].

Смерть и наследие

Смерть Урбана VIII 29 июля 1644 года, как говорят, была ускорена унынием от результатов войны за герцогство Кастро. Из-за расходов на войну Урбан VIII стал очень непопулярным. После его смерти бюст Урбана рядом с Дворцом консерваторов на Капитолийском холме был разрушен разъяренной толпой, и лишь находчивый священник спас скульптуру папы, принадлежащую иезуитам, от подобной участи [13].

Его непопулярность отразилась и на результатах последующего папского конклава, на котором была отвергнута кандидатура кардинала Джулио Чезаре Сакетти, тесно связанного с Барберини. Вместо него папой был избран кардинал Джованни Баттиста Памфили под именем Иннокентия X.

Напишите отзыв о статье "Урбан VIII"

Примечания

  1. 1 2 [archive.org/details/urbanviiibeingth00weecuoft URBAN VIII: Being the Lothian Prize Essay, 1903]. — London: Archibald Constable & Co. Ltd.. — P. 1–128.
  2. 1 2 Ott, Michael T. (1912), [www.newadvent.org/cathen/15218b.htm "Pope Urban VIII"], The Catholic Encyclopedia, vol. XV, New York: Robert Appleton Company, <www.newadvent.org/cathen/15218b.htm>. Проверено 7 сентября 2007. 
  3. Keyvanian, Carla. “Concerted Efforts: The Quarter of the Barberini Casa Grande in Seventeenth-Century Rome.” Journal of the Society of Architectural Historians 64, no 3 (2005): 294.
  4. [books.google.com.au/books?id=Jr8AAAAAMAAJ&dq The triple crown: an account of the papal conclaves from the fifteenth century to the present day] by Valérie Pirie (Sidgwick & Jackson, 1935)
  5. www.libraryindex.com/encyclopedia/pages/cpxlcmvbhn/urban-viii-barberini-rome.html
  6. [archive.org/details/historyofpopesth0301rank History of the popes; their church and state (Volume III)] by Leopold von Ranke (Wellesley College Library, reprint; 2009)
  7. Mooney, James [www.newadvent.org/cathen/07045a.htm Catholic Encyclopedia Volume VII]. Robert Appleton Company, New York (June 1910).
  8. 1 2 van Helden, Al [galileo.rice.edu/chr/urban_viii.html The Galileo Project.]. Rice University (1995).
  9. Gately Iain. Tobacco: A Cultural History of How an Exotic Plant Seduced Civilization. — Simon & Schuster, 2001. — ISBN 0-8021-3960-4.
  10. Cutler, Abigail. "The Ashtray of History", The Atlantic Monthly, January/February 2007.
  11. 1 2 Pope Alexander the Seventh and the College of Cardinals by John Bargrave, edited by James Craigie Robertson (reprint; 2009)
  12. Duffy Eamon. Saints and Sinners: A History of the Popes. — Yale University Press, 1997. — ISBN 0-300-09165-6.
  13. Ernesta Chinazzi, Sede Vacante per la morte del Papa Urbano VIII Barberini e conclave di Innocenzo X Pamfili, Rome, 1904, 13.

См. также

Литература

  • Хал Хеллман. Великие противостояния в науке. Десять самых захватывающих диспутов — Глава 1. Урбан VIII против Галилея: Неравная схватка = Great Feuds in Science: Ten of the Liveliest Disputes Ever. — М.: «Диалектика», 2007. — С. 320. — ISBN 0-471-35066-4.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Урбан VIII

– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»

Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.



Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.

После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.