Уриен
| Уриен ап Кинварх валл. Urien ab Cynfarch | ||
| ||
|---|---|---|
| ок. 570 — 586 | ||
| Предшественник: | Кинварх ап Мейрхион | |
| Преемник: | Оуэн ап Уриен | |
| Рождение: | 490/530? | |
| Смерть: | 586 | |
| Отец: | Кинварх ап Мейрхион | |
| Мать: | Ниваин верх Брихан | |
| Супруга: | 1-й брак: Фея Моргана 2-й брак: Мадруна верх Афалах 3-й брак: Арвен верх Карадог | |
| Дети: | от 1-го брака: Оуэн ап Уриен, Морвид, Рин, Риваллон, Элфин, Дейвир, Св. Каделл от 2-го брака: Паскен | |
У́риен (лат. Urbgen, валл. Urien; ок. 490? — ок. 586) — правитель с около 570 года королевства Регед на территории Южной Шотландии и Северной Англии, организатор борьбы бриттов против англосаксонских завоевателей.
Содержание
Биография
Происхождение и имя
Согласно валлийским источникам, Уриен был сыном Кинварха Холодного и прямым потомком Коэля Старого. Харлеанские генеалогии упоминают Уриена в таком контексте:
[U]rbgen map Cinmarc map Merchianum map Gurgust map Coilhen[1].
Другой текст, так называемые «Родословные мужей Севера», также упоминает Уриена как сына Кинварха и потомка Коля[2].
Имя Уриена восходит к бриттскому Ōrbogenos. Чаще всего в валлийском языке соединительная гласная в сложных словах исчезала: отсюда и происходит форма, переданная по-латински как Urbgen. В валлийском это даёт Urfien и позже Urien. Однако соединительная гласная могла и сохраняться: отсюда латинские формы типа Urbagen и Urbachen, а также валлийское Urfoën, которое, как полагает Ивор Уильямс, нужно восстанавливать в некоторых стихотворениях Талиесина[3]. Так, в стихе
Vryen hwn anwawt euneuyd
(Это Уриен, знаменитый правитель)
двусложную форму Vryen необходимо заменить на *Urfoën, чтобы получился правильный девятисложный размер.
Дату рождения Уриена установить сложно: святой Кентигерн (умер в 614 году), согласно его житию (конец XII века) и валлийскому тексту «Родословие святых» (Bonedd y Saint), был сыном Оуайна (и, соответственно, внуком Уриена), что помещает рождение Уриена примерно на 490 год — но тогда Уриену в момент смерти было почти сто лет (а погиб он в военном походе).
Король Регеда
На политическую сцену Британии Уриен впервые вышел в 573 году, когда после разгрома Гвенддолеу ап Кейдио, короля Северного Солуэя, его двоюродными братьями королями Эбрука и Пеннин в битве при Арфдеридде[5], в северо-западной части современной Англии образовался вакуум власти. Уриен в то время был, по всей видимости, правителем так называемого «Северного Регеда», небольшой области на границе Камберленда и Уэстморленда. После смерти Гвенддолеу Уриену удалось подчинить Карлайл и весь Камберленд, а также северное побережье Солвей-Ферта. Вскоре под властью Уриена оказалась немалая часть Северной Британии, а его королевство Регед стало сильнейшим государством региона.
Столица Уриена находилась в Кайр-Ливелиде. В стихотворениях Талиесина Уриен прямо называется «правителем Катрайта» (ныне Каттерик в Йоркшире). Собственно Регед, вероятно, занимал территорию Камбрии — по крайней мере в XII веке валлийская традиция называла северо-запад Англии tir Rheged, «земля Регеда»[6]. Уриена называют также правителем Goddeu, что можно связать с областью «Форест» («Лес») в Селкиркшире, и Ллуйвенида (возможно, долина Ливеннет в Уэстморленде[7]. Кроме того, возможно, он воевал с Поуисом и захватил в плен короля Селива. Существуют свидетельства, что Уриен сражался и с пиктами, доходя на севере до нынешнего Айршира. К середине 580-х годов Уриен контролировал практически всю территорию северо-западной Англии от Клайда до Шропшира.
Борьба с англосаксами
Возвышение Уриена пришлось на тот период, когда англосаксонские поселения на побережье северо-восточной Англии были слабы и разрозненны. Однако положение радикально изменилось в 580 году, когда в битве при Кайр-Греу англы Берникии разбили бриттских королей Йорка. Победа была полной: древнее королевство Йорка было уничтожено, а сам город вскоре был захвачен англами Дейры. Возможно как раз в это время Уриен занял Каттерик — важный плацдарм, разделивший англосаксов Берникии и Дейры. Это позволило Регеду перейти в наступление. В произведениях Талиесина Уриен предстаёт главным организатором борьбы бриттов с англосаксонскими завоевателями. В 580-х годах Уриен предпринял ряд походов на англов Бериникии и нанёс им несколько поражений. В ответ некий англосаксонский король Фламдуин (вероятно, бриттский вариант имени Этельрик) во главе четырёх армий вторгся в Регед, но в сражении при Аргойд-Ллуйвайн был разбит войсками Уриена и его сына Оуэна.
Затем Уриен перешёл в наступление. По свидетельству Ненния, ему удалось привлечь на свою сторону других бриттских правителей Северной Британии: Ридерха, короля Стратклайда, Гауллаука, короля Элмета, а также Морканта, чьи владения, вероятно, находились на территории Берникии, занятой англосаксами. Ирландские сказания упоминают в качестве союзников Уриена также короля Дал Риады Айдана и короля Ульстера Фиахну. Объединённые армии бриттов около 586 года захватили Бамборо, вытеснили англосаксов с побережья Берникии и практически полностью уничтожили их власть в регионе. Однако при осаде Линдисфарна, согласно Historia Brittonum, Уриен был убит по наущению завистника Морканта (dum erat in expeditione, iugulatus est, Morcante destinante pro invidia, quia in ipso prae omnibus regibus virtus maxima erat instauratione belli). Существует версия[5], согласно которой Моркант, имеющий, вероятно, наследственные права на территорию Берникии, был раздражён переходом Бамборо под власть Уриена. Как бы то ни было, последствия убийства оказались катастрофическими: союз бриттских государств распался, сыновья Уриена начали войну с убийцей своего отца и его союзниками, в результате чего на севере Британии разгорелась целая серия междоусобных войн между бриттами. Это позволило англосаксам восстановить свои силы и в течение последующих двух десятилетий сокрушить бриттские королевства Севера.
Наследники
У Уриена было семь сыновей: Оуэн (унаследовавший трон), Риваллаун, Дейвир, Эдвин, Св. Каделл, Рин и Паскен. Наряду с Майлгуном и некотороми другими кельтскими королями Уриен удостоился в валлийских исторических сказаниях титула Gwledic («правитель страны»), по своему значению примерно соответствующему англосаксонским бретвальдам.
По легендам, одной из жён Уриена была Моргана, сестра Артура. На основании этого, позднее Уриен Регедский, так же как и его сын Оуэн (прототип Ивейна), был включен в артуровскую традицию. Как король Горра[8] Уриен фигурирует, в частности, у Мэлори. Вместе с Оуэном он упоминается в таких сочинениях валлийской литературы, как «Мабиногион» и «Триады острова Британия».
Напишите отзыв о статье "Уриен"
Примечания
- ↑ [www.kmatthews.org.uk/history/harleian_genealogies/8.html Harl 8], дается по изданию Э. Филлмора в Y Cymmrodor 9 (1888)
- ↑ [www.kmatthews.org.uk/history/gwyr_y_gogledd/1.html Bonedd Gwyr y Gogledd]
- ↑ Williams, Ifor. The poems of Taliesin. Trans. J. E. Caerwyn Williams. Dublin: DIAS, 1987, pp. xxxvi-xxxvii, 2, 29
- ↑ Jones, Evan John. Medieval Heraldry. p. lxi. ISBN 0-404-17149-4
- ↑ 1 2 Morris, John. The Age of Arthur. ISBN 1-84212-477-3
- ↑ Williams, p. xxxix
- ↑ Williams, p. xlv
- ↑ Christopher W. Bruc. [books.google.ru/books?id=XZFbczeMtYcC The Arthurian Name Dictionary]. — Routledge, 2013. — P. 481. — ISBN 978-1-1367-5537-8.
Ссылки
- [www.allmonarchs.net/uk/other/celtic/rheged/urien.html Уриен]
- [britanniae.ru/reconstr/sharon_turner/sharon-turner_3_4.htm Шэрон Тёрнер. История англо-саксов с древнейших времён до нормандского завоевания. Книга III. Глава IV]
Отрывок, характеризующий Уриен
Пьер не заметил Наташи, потому что он никак не ожидал видеть ее тут, но он не узнал ее потому, что происшедшая в ней, с тех пор как он не видал ее, перемена была огромна. Она похудела и побледнела. Но не это делало ее неузнаваемой: ее нельзя было узнать в первую минуту, как он вошел, потому что на этом лице, в глазах которого прежде всегда светилась затаенная улыбка радости жизни, теперь, когда он вошел и в первый раз взглянул на нее, не было и тени улыбки; были одни глаза, внимательные, добрые и печально вопросительные.Смущение Пьера не отразилось на Наташе смущением, но только удовольствием, чуть заметно осветившим все ее лицо.
– Она приехала гостить ко мне, – сказала княжна Марья. – Граф и графиня будут на днях. Графиня в ужасном положении. Но Наташе самой нужно было видеть доктора. Ее насильно отослали со мной.
– Да, есть ли семья без своего горя? – сказал Пьер, обращаясь к Наташе. – Вы знаете, что это было в тот самый день, как нас освободили. Я видел его. Какой был прелестный мальчик.
Наташа смотрела на него, и в ответ на его слова только больше открылись и засветились ее глаза.
– Что можно сказать или подумать в утешенье? – сказал Пьер. – Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?
– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждет там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша, – сказал Пьер.
Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
Княжна Марья неохотно, как это всегда бывает, начала рассказывать про то положение, в котором она застала князя Андрея. Но вопросы Пьера, его оживленно беспокойный взгляд, его дрожащее от волнения лицо понемногу заставили ее вдаться в подробности, которые она боялась для самой себя возобновлять в воображенье.
– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.
Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
