Урмийское ханство

Урмийское ханство
азерб. Urmiya xanlığı
1747 — 1865
Столица	Урмия
Язык(и)	азербайджанский и персидский
Религия	Ислам
Население	азербайджанцы

К:Появились в 1747 годуК:Исчезли в 1865 году

Урмийское ханство(азерб. Urmiya xanlığı) — вассальное ханство на территории северо-западной Ирана (провинция Азербайджан) в XVIII — начале XIX веков. Административно было частью Урмийской провинции и Азербайджанского генерал-губернаторства. Столица — город Урмия.

История

Образование Урмийского ханства

Урмийское ханство было основано в 1747 году. С севера Урмийское ханство граничило с Хойским ханством, на востоке с Марагинским ханством, а также границы ханства проходили по озеру Урмия, на юге и западе ханство граничило с Османской Империей. По административной структуре ханство разделялось на магалы (провинции, районы): Маргавар, Таркавар, Бардасур, Барадост, Сумай, Анзал, Дешт, Ушну, Сулдуз, Дол, Назлы, Бейкишили, Роза и Урмия. Было основано Фатали ханом Афшаром, главой племени Афшар. Фатали хану, выступающему за политику объединения земель Азербайджана, удалось объединить в своём ханстве множество территорий.

Заметную роль в середине XVIII века играло Урмийское ханство. Его основоположник Фатали-хан Афшар задался целью создать в Азербайджане единое государство и стать его верховным правителем. Заручившись поддержкой ряда крупных феодалов Фатали-хан Афшар сумел легко подчинить своей власти Карадагское, Марагинское, Тебризское ханства и ряд мелких феодальных владений Южного Азербайджана. После объединения ряда азербайджанских ханств Фатали-хан Афшар стал добиваться распространения своей власти на все Закавказье. Он направил послов в Кахетию. Эриванское (Ереванское) и Карабахское ханства, требуя заложников в знак покорности. Посланники, однако, вернулись с отказом. Начались военные действия. Весной 1751 года большой отряд афшарских войск подступил к Эриванской крепости и осадил её. Однако вскоре урмийцам пришлось снять осаду и направиться в сторону Кахетии, ибо Кахетинский царь Ираклий II направил на помощь осажденным свои войска. Сражение завершилось победой урмийцев, и Фатали-хан Афшар получил заложников и контрибуцию.

В 1756 года он выступил против Карабахского ханства. Правда, афшарские войска не смогли взять хорошо укрепленную Шушинскую крепость, но поскольку длительная осада истощала запасы защитников, Панах Али-хан Карабахский решил внешне выразить покорность Фатали-хану Афшару, отдав своего сына Ибрагим-хана ему в заложники. Фатали-хану Афшару удалось также добиться признания его верховной власти Талышским ханством и Куткашенским султанством.

Урмийское ханы

• Фатали хан Арашлу-Афшар 1747-1748
• Мехди хан Касимлу-Афшар 1748-1749
• Азад хан Афган 1749-1757
• Фатали хан Арашлу-Афшар, (повторно) 1757-1762
• Рустам хан Касимлу-Афшар 1762-1763
• Багир хан Касимлу-Афшар 1763
• Рза Кули хан Касимлу-Афшар 1763-1772
• Имам Кули хан Касимлу-Афшар 1772-1783
• Мухаммед Кули хан Касимлу-Афшар 1784-1795
• Касим хан Касимлу-Афшар 1795-1796
• Мустафа Кули хан Касимлу-Афшар 1796-1797
• Мухаммед Кули хан Касимлу-Афшар (повторно) 1797
• Гусейн Кули хан Касимлу-Афшар 1797-1821
• Наджаф Кули хан Касимлу-Афшар 1821-1865

Основные источники

• Анвар Чингизоглы, Айдын Афшар, Афшарцы, Баку, «Шуша», 2008, ст. 323—324.
• Анвар Чингизоглы, Беграм Маммедли, Урмийское ханство, Сумгаит, СДУ, 2013, ст.360.

Дополнительные источники

</center>

Отрывок, характеризующий Урмийское ханство

– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.