Уррака Фернандес Кастильская

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Уррака Фернандес Кастильская
исп. Urraca Fernández<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Уррака Фернандес, из Вигиланского кодекса</td></tr>

Королева-консорт Леона
951 — 956
Королева-консорт Леона
958 — 960
Королева-консорт Наварры
962 — 994
 
Вероисповедание: католицизм
Смерть: 1007(1007)
Отец: Фернан Гонсалес
Мать: Санча Санчес Наваррская
Супруг: 1. Ордоньо III
2. Ордоньо IV
3. Санчо II Абарка
Дети: от первого брака
Ордоньо, Тереза, (возможно) Бермудо II
от второго брака
Гарсия Ордоньес[1]
от третьего брака
Гарсия II Санчес, Рамиро, Гонсало Арагонский, Абда (Уррака) Басконская.

Урра́ка Ферна́ндес (исп. Urraca Fernández; умерла в 1007) — инфанта Кастилии, супруга двух королей Леона и королева Наварры.



Семья

Уррака была дочерью легендарного Фернана Гонсалеса, графа Кастилии и Бургос, и его жены Санчи Санчес Наваррской.

Первым мужем Урраки был король Леона Ордоньо III. Брак был инициирован Фернаном Гонсалесом и был заключен в 951 году. Однако в 952 году Фернан Гонсалес поддержал мятеж принца Санчо против Ордоньо III, и в 956 году муж изгнал Урраку. В браке она родила двоих или троих детей:

  • Ордоньо (умер в младенчестве)
  • Тереза (монахиня)
  • (возможно) Бермудо II, король Леона[2]

В 958 году, после смерти Ордоньо III, она была снова выдана замуж за Ордоньо IV, при поддержке Фернана Гонсалеса возглавившего мятеж против Санчо I. Ордоньо IV умер в 960 году. Из детей, рожденных во втором браке, известен только Гарсия Ордоньес.

Её третий и самый важный брак был заключен в 962 году. Мужем Урраки стал Санчо II Абарка, ставший в 970 году королём Наварры. В браке с ним Уррака родила четверых детей:

После смерти Урраки в 1007 году тело королевы было погребено в монастыре Коваррубиас (Covarrubias). На камне над могилой высечены королевский герб и надпись, сделанная латиницей в XVII веке. Саркофаг с телом накрывает крышка с гербом Кастилии и Леона с обеих сторон.

Напишите отзыв о статье "Уррака Фернандес Кастильская"

Примечания

  1. Alfonso Ceballos-Escalera (pp. 121–122 y 160 de su obra Reyes de León: Ordoño III (951–956), Sancho I (956–966), Ordoño IV (958–959), Ramiro III (966–985), Vermudo II (982–999), editorial La Olmeda, Burgos, 2000 ISBN 84-89915-11-3)
  2. Alfonso Ceballos-Escalera (p. 159 de su obra Reyes de León: Ordoño III (951—956), Sancho I (956—966), Ordoño IV (958—959), Ramiro III (966—985), Vermudo II (982—999), editorial La Olmeda, Burgos, 2000 ISBN 84-89915-11-3)

Отрывок, характеризующий Уррака Фернандес Кастильская

– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.