Урра-Хубуллу

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Урра-Хубуллу или Харра-Хубуллу (шум. — ur5-ra или ḪAR-ra, акк. — Hubullu) — шумеро-аккадская энциклопедия-словарь, состоящая из 24 глиняных табличек, содержащих статьи на двух языках, сгруппированные по тематическому признаку. Основная часть табличек относится к Старовавилонскому периоду (начало второго тысячелетия до н. э.).

Название энциклопедии образовано от названия первой словарной статьи — «долг» или «процентный заём» на шумерском и аккадском языках соответственно.

На табличках 4 и 5 перечисляются морские и сухопутные транспортные средства, на табличках с 13-й по 15-ю представлен систематизированный список различные видов животных, на 16-й табличке — камней, на 17-й — растений. На 22-й табличке составлен список звёзд.

Поскольку Урра-Хубуллу использовалась для обучения письму, существуют различные экземпляры одних и тех же «страниц» энциклопедии. За основную версию принято считать таблички, найденные в Ниппуре.[1]




См. также

Напишите отзыв о статье "Урра-Хубуллу"

Примечания

  1. Niek C. Vieldhuis (Associated Professor of Assyriology, University of California, Berkeley) [nes.berkeley.edu/Web_Veldhuis/articles/veldhuis_pigs.pdf How to classify pigs: old babylonian and middle babylonian lexical texts](на англ. языке).



Отрывок, характеризующий Урра-Хубуллу

Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.