Урриолагоитиа Арриаге, Мамерто

Мамерто Урриолагоитиа Арриаге

Мамерто Урриолагойтиа Харриаг (исп. Mamerto Urriolagoitia Harriague; 5 декабря 1895 — 4 июня 1974) — боливийский политический деятель, президент страны с 1949 по 1951 года.

Биография

Учился во Франции, а впоследствии поступил на боливийскую дипломатическую службу. В 1947 году был назначен на пост вице-президента в администрации Энрике Эрцога. На этой должности постоянно сталкивался с беспорядками со стороны рабочих и профсоюзов, а также консервативных лидеров. В связи с этим президент Эрцог был вынужден уйти в отставку в 1949 году. После этого Урриолагоитиа возглавил правительство. Он сразу же усилил репрессии. Против него объединились члены реформистских движений: Виктор Пас Эстенссоро, Хуан Лечин, Эрнан Силес Суасо и другие. Оппозиция организовала по всей стране ряд мощных восстаний в мае-сентябре 1949 года. Тогда президенту едва удалось удержать контроль над ситуацией, но это стало началом конца правления олигархического режима, который господствовал в стране с 1880 до 1936, был восстановлен в 1940—1943 и 1946—1952 годах.

По результатам выборов 1951 года победителем был объявлен оппозиционный лидер Виктор Пас Эстенссоро. Зато Урриолагойтиа даже и думать не хотел о том, чтобы передать власть Пасу Эстенссоро. Вместо этого он совершил несколько невероятное для боливийской политики — он назначил на пост президента генерала Уго Бальивиана, фактически совершив переворот против самого себя. Результаты выборов были аннулированы, а Бальивиан закрепился в президентском дворце. Урриолагойтиа ушёл из политики и покинул страну. Позже он вернулся в родной Сукре, где и умер 4 июня 1974 в возрасте 78 лет.

Отрывок, характеризующий Урриолагоитиа Арриаге, Мамерто

Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.