Уругвайская война

Уругвайская война
Дата	10 августа 1864 — 20 февраля 1865
Место	Уругвай
Итог	Победа Бразилии
Противники
Бразилия Партия «Колорадо» Унитарная партия при поддержке: Аргентина Уругвай Национальная партия Федералисты
Командующие
Педру II Фенансио Флорес Атанасио Агирре Берро Бернардо
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Уругвайская война 1864—1865 годов — вооружённый конфликт между Бразильской империей с одной стороны и Уругваем с другой. 10 августа 1864 года бразильская армия пересекла границы Уругвая и начала наступление в глубь страны, завершившееся только к 20 февраля 1865 года.

Этот вооружённый конфликт получил различные названия. В Уругвае его называют просто Бразильское вторжение 1864 года (исп. Invasión brasileña de 1864). В Бразилии его называют Война против Агирре (порт. Guerra contra Aguirre) или просто Уругвайская война (порт. Guerra do Uruguai).

Вооружённое вмешательство Бразилии происходило на некоторых частях нынешней территории Восточного Уругвая и Южной Бразилии и привело к победе бразильской армии над уругвайским правительством Атанасио Агирре и к созданию диктаторского правительства в Уругвае во главе с Венансио Флоресом. Это вскоре после окончания Уругвайской войны привело к началу нового вооружённого конфликта.

Предыстория: гражданская война в Уругвае

Борьба между «белыми» и «колорадос»

С момента образования в 1828 году Восточная республика Уругвай стала ареной борьбы двух сил, называемых «белыми» и «колорадос». Малая плотность населения и слабость правительства привели к тому, что землевладельцы, примыкающие к той или иной группировке, формировали личную частную армию и брали под контроль значительную территорию. Разногласия между двумя группировками носили характер острой личной вражды без особой идеологической подоплёки, но имели своим следствиям кровавые столкновения и массовые убийства.

Освободительный поход 1863 года

Во второй половине 1850-х лидеры обеих фракций предприняли попытку примирения; эта стратегия получила название «фузионизм». Совместные усилия в административной и военной сфере привели к прогрессу. В 1858 году реакционеры из партии «Колорадо» попытались выступить против этого процесса, но их восстание было подавлено, а лидеры казнены в Пасо де Квинтерос. Многие «колорадос» расценивали «фузионизм» как служащий целям «белых», и призвали к отмщению за «Квинтеросских жертв».

«Колорадос» начали вытеснять сторонников фузионизма из правительства. Их лидер — бригадный генерал Венансио Флорес, который поначалу сам был сторонником фузионизма — обнаружил, что ему не хватает военных сил для успешного восстания, и решил обратиться к Аргентине с просьбой об интервенции.

Аргентина в это время также была расколотой страной: между собой боролись Аргентинская конфедерация и Государство Буэнос-Айрес. Флорес договорился с военным министром Буэнос-Айреса Бартоломе Митре, что «колорадос» поддержат Буэнос-Айрес, а Буэнос-Айрес в ответ поможет «колорадос» сбросить правительство фузионистов в Монтевидео. В 1861 году поддержка «колорадос» помогла Буэнос-Айресу победить в сражении при Павоне, что способствовало разгрому Аргентинской конфедерации и объединению Аргентины под властью Буэнос-Айреса.

В мае-июне 1863 года Митре выполнил свою часть соглашения. В соединения «колорадос» вступили аргентинские волонтёры, они получили снабжение и были доставлены в Уругвай на аргентинских судах, а аргентинский флот не дал уругвайскому флоту воспрепятствовать этому. Оказавшись на родной земле, Флорес обвинил уругвайское правительство в том, что оно, фактически, проводит политику «белых», и начал «Освободительный поход», к которому присоединились многие «колорадос» из сельской местности.

Кризис выходит на международный уровень

Связи между «белыми» и Парагваем

Несмотря на то, что «колорадос» присоединились к восстанию Флореса, Национальная гвардия осталась на стороне фузионистского правительства, а её потери восполняли партизаны из числа сторонников «белых». На помощь правительственным силам пришли и аргентинские федералисты, проигравшие у себя на родине борьбу с Митре. Хотя Митре и отрицал свою причастность к гражданской войне в Уругвае, его поддержка Флореса была секретом Полишинеля, и отношения между Аргентиной и Уругваем резко ухудшились.

Начиная с 1862 года «белые» пытались заключить альянс с Парагваем, управляемым диктатором Карлосом Антонио Лопесом, но тот старался не втягивать свою страну в какие-либо союзы. Однако когда после его смерти Парагвай возглавил его сын Франсиско Солано Лопес, ситуация изменилась. Младший Лопес полагал, что Аргентина намерена аннексировать Парагвай и Уругвай и восстановить границы вице-королевства Рио-де-ла-Плата. В конце 1863 года он мобилизовал армию, и договорился с Уркисой — лидером аргентинских федералистов — о присоединении его сил к парагвайско-уругвайскому альянсу.

Гражданская война и Бразилия

За развитием ситуации в Уругвае пристально следили в Бразильской империи. После падения Росаса в 1852 году Бразилия стала доминирующим игроком в бассейне Рио-де-ла-Плата, и тайно поддерживала оппозиционеров в Аргентине и Уругвае, не допуская там образования сильных правительств, способных бросить вызов бразильскому господству.

Около 18 % населения Уругвая (220 тысяч человек) говорило на португальском, и считало себя скорее бразильцами, чем уругвайцами. Под знамёнами Флореса воевало много бразильцев; многие обитатели уругвайско-бразильской границы были недовольны попытками правительства укрепить пограничный режим, препятствующий их трансграничным интересам, и потому поддерживали Флореса.

В числе бразильских землевладельцев, поддерживающих Флореса, были Давид Канабарро и Антониу ди Соза Нету — бывшие участники революции Фарропилья. Соза Нету отправился в бразильскую столицу и потребовал немедленного вмешательства в уругвайские дела, заявляя, что уругвайцы убивают бразильцев и грабят их фермы. Заявления Соза Нету не были приняты всерьёз, поскольку Бразилия в этот момент находилась на грани полномасштабной войны с Британской империей. Но именно поэтому бразильское правительство решило вторгнуться в Уругвай, чтобы не демонстрировать слабость перед угрозой войны с Британией.

Первые столкновения

Бразильский ультиматум

1 марта 1864 года истёк президентский срок Бернардо Берро. Гражданская война не дала возможности провести выборы, поэтому временно исполняющим обязанности президента Уругвая стал председатель Сената Атанасио Агирре. В апреле 1864 года чрезвычайным и полномочным послом Бразилии в Уругвае стал Хосе Антонио Сарайва, чьей задачей было как можно быстрее достичь соглашения, обеспечивающего безопасность бразильцев. Единственную возможность для этого он видел в прекращении гражданской войны путём договорённости между враждующими сторонами.

Правительство в Монтевидео, имея поддержку от Парагвая, поначалу не желало идти на соглашение с противниками в войне. Оно также не доверяло Бразилии, так как ряд бразильцев сражался на стороне Флореса. Однако в июле 1864 года уругвайское правительство согласилось на переговоры при участии посредников от Бразилии, Аргентины и Великобритании. Поначалу переговоры казались успешными, но затем зашли в тупик. 4 августа, видя, что уругвайское правительство не желает идти на соглашение, Сарайва предъявил ультиматум, который был отвергнут. 10 августа Сарайва проинформировал Агирре, что бразильские военные командующие получат приказ «нанести ответный удар».

Альянс бразильцев с «колорадос»

Бразильский флот в составе одного парового фрегата, шести паровых корветов и пяти паровых канонерок, стоял в уругвайских территориальных водах; командовал им вице-адмирал Хоаким Маркес Лисбоа. 11 августа Лисбоа получил от Сарайвы приказ начать «операцию возмездия». Для «защиты бразильских подданных» бразильские корабли встали у Сальто, Пайсанду и Мальдональдо; оба уругвайских военных корабля — пароходы «Villa del Salto» и «General Artigas» — должны были быть нейтрализованы.

Вице-адмирал Лисбоа создал отдельную флотилию из двух корветов и канонерки, которая под командованием капитана Франсиско Перейры Пинту стала патрулировать реку Уругвай. 24 августа Перейра Пинту увидел «Villa del Salto», конвоирующий транспорты с войсками, отправленными воевать против «колорадос». «Villa del Salto» проигнорировал предупредительные выстрелы и требование о сдаче, и смело пошёл на бразильские корабли, а затем ушёл в аргентинские воды. Первая стычка вынудила уругвайское правительство прекратить 30 августа всякие отношения с Бразилией. 7 сентября Перейра Пинту опять увидел «Villa del Salto», идущий из Сальто в Пайсанду. Два бразильских корвета атаковали уругвайский корабль, вновь попытавшийся укрыться в аргентинских водах; он сел на мель в районе Пайсанду и был сожжён командой, чтобы не попасть в руки бразильцев. «General Artigas» всё это время оставался в доке и, чтобы избежать его попадания в бразильские руки, был продан.

Бразильские действия против правительства «белых» предоставили уникальный шанс для Флореса, которому до этого не удалось добиться в ходе восстания каких-либо заметных успехов. Он вступил в переговоры с Сарайвой и пообещал в случае прихода к власти удовлетворить все бразильские требования. Бразильский посол дал инструкцию вице-адмиралу Лисбоа действовать совместно с лидером «колорадос» и свергнуть правительство «белых». 20 сентября, после интенсивного обмена письмами, Флорес и Лисбоа заключили секретный союз.

Совместное наступление бразильцев и «колорадос»

Осада уругвайских городов

Предполагалось, что бразильский флот будет действовать в Уругвае совместно с бразильскими сухопутными силами. Однако проходил месяц за месяцем, а «Южная армия» (до ультиматума называвшаяся «Дивизией наблюдения»), размещённая в Пирай-Гранде, всё ещё не была готова вступить на уругвайскую территорию. Её основной целью было занятие Пайсанду, Сальто и Мело; после взятия эти города должны были быть переданы Флоресу и его «колорадос».

12 октября от основной армии отделилась бригада под командованием Хосе Луиса Мены Барреты. Два дня спустя она пересекла границу в районе бразильского города Жагуаран и вступила на территорию уругвайского Серро-Ларго. Так как мелкие стычки не замедлили её продвижения, «белые» оставили Мело, и бразильцы вступили в столицу Серро-Ларго без боя. Передав Мело «колорадос», 24 октября бразильцы вернулись к основным силам.

Следующей бразильской целью стал Сальто. Перейра Пинту отправил для его блокады две канонерки под командованием лейтенанта Хоакима Хосе Пинту. 24 ноября прибыл со своими войсками Флорес, и началась осада. 28 ноября командующий гарнизоном Салто полковник Хосе Паломеке сдался без единого выстрела. Флоресу досталось 4 пушки и 250 человек. Для оккупации Сальто было оставлено 300 «колорадос» и 150 бразильцев.

Пайсанду уже был блокирован Перейрой Пинту. Вице-адмирал Лисбоа, до этого находившийся в Буэнос-Айресе, с 3 декабря возглавил блокаду, приведя корвет и 4 канонерки. В гарнизоне Пайсанду было 1274 человека с 15 пушками под командованием полковника Леандро Гомеса; Флорес привёл от Сальто 3000 человек (в основном кавалеристов). Осаждать Пайсанду стало 800 «колорадос» с 7 пушками и 660 бразильцев. Гомес отклонил предложение сдаться, и с 6 по 8 декабря бразильцы и «колорадос» попытались взять город штурмом, но безуспешно. Тогда Лисбоа и Флорес решили дождаться прибытия Южной армии. Тем временем Агирре отправил к Пайсанду генерала Хуана Саа с 3 тысячами человек и 4 пушками, вынудив бразильцев и «колорадос» временно снять осаду для борьбы с новой угрозой. Саа прекратил наступление ещё до встречи с противником и бежал на север.

Южная армия в Пайсанду

Вместо того, чтобы продемонстрировать силу, как это планировалось Бразилией, война показала военную неготовность империи. Размещённая в Пирай-Гранде Южная армия под командованием фельдмаршала Жуана Прописиу Мена Баррету (позднее — барона Сан-Габриэлского) состояла из двух дивизий. 1-я дивизия под командованием бригадного генерала Мануэла Луиса Озорио (позднее — маркиза Эрвалского) была сформирована из регулярных армейских частей. 2-я дивизия под командованием бригадного генерала Хосе Луиса Мена Баррету (вернувшегося после атаки на Мело) была целиком укомплектована национальными гвардейцами. Их было всего 5711 человек, все они (за исключением нескольких офицеров) были уроженцами Риу-Гранде-ду-Сул. Армия была не подготовлена к проведению осад, не имела в своём составе сапёров, осадной техники, а её 12 пушек были малокалиберными, неспособными пробивать стены укреплений.

1 декабря, через четыре месяца после ультиматума, Южная армия вошла на уругвайскую территорию. Войска сопровождала полунезависимая милиция из 1300 человек под командованием Антониу ди Соза Нету. 7-тысячное войско с 200 обозными телегами не встречая сопротивления проследовало через Уругвая на юго-запад к Пайсанду. Неорганизованные банды, из которых состояли войска как «белых», так и «колорадос», не шли ни в какое сравнение с бразильскими регулярными войсками. 29 декабря Южная армия прибыла к Пайсанду. Тем временем Гомес обезглавил 40 пленных «колорадос» и 15 бразильцев, и выставил их головы над своими укреплениями. 31 декабря бразильцы и «колорадос» провели рекогносцировку и согласовали свои действия, а 2 января, после яростной битвы, город был взят. Бразильцы взяли в плен Гомеса и передали его «колорадос»; полковник Грегорио Суарес, членов семьи которого убил Гомес, лично расстрелял Гомеса и трёх его офицеров.

Капитуляция «белых»

Дальнейшее наступление бразильцев и «колорадос»

12 ноября 1864 года, после падения Салто и до осады Пайсанду, парагвайский диктатор Солано Лопес захватил бразильский пароход «Marquês de Olinda», в результате чего началась Парагвайская война. Пока бразильская армия шла к Пайсанду, бразильское правительство отправило Хосе Марию да Силву Параньоса (позднее — виконту Риу-Бранку) на смену Сарайве. 2 декабря он прибыл в Буэнос-Айрес, а несколько дней спустя предложил Митре формальный союз против «белых». Аргентинский президент отказался, настаивая, что ни он, ни его правительство не принимали никакого участия в восстании Флореса, и что его страна останется нейтральной. 26 декабря парагвайские войска вторглись на территорию бразильской провинции Мату-Гросу.

По мере ухудшения ситуации бразильское правительство стало стягивать войска из других частей империи. 1 января 1865 года бразильская бригада из провинции Рио-де-Жанейро высадилась в Фрай-Бентосе и оккупировала его. Там Параньос и Лисбоа встретились с Флоресом, и решили предпринять совместное наступление на Монтевидео. Агирре надеялся на вмешательство иностранных держав, но когда он 11 января обратился к дипломатическому корпусу в Монтевидео с вопросом о военной помощи ему и его правительству, положительных ответов не последовало. 14 января Жуан Прописиу Мена Баррету отплыл из Фрай-Бентоса с бразильской пехотой, чтобы высадиться в устье реки Санта-Лусия около Монтевидео; по пути он оккупировал город Колония-дель-Сакраменто, гарнизон которого состоял из 50 солдат.

Кавалерия и артиллерия двинулись по суше, возглавляемые Озорио. Обе части армии объединились в месте высадки в устье Санта-Лусии, и Южная армия двинулась на Монтевидео. 31 января бразильцы и «колорадос» осадили уругвайскую столицу. Тем временем Параньос постарался прояснить сущность действий бразильских войск против «белых», и 19 января издал для дипломатического корпуса в Монтевидео ноту, в которой заявлялось, что Бразилия и Уругвай находятся в состоянии войны; до этого все бразильские операции против правительственных уругвайских сил, предпринятые с августа 1864 года, являлись с формальной точки зрения «ответными мерами».

Перемирие

Пытаясь отвлечь внимание Бразилии от осады столицы, уругвайское правительство приказало Авангардной армии республики Уругвай, состоящей из 1500 человек под командованием генерала Басилио Муньоса, вторгнуться в Бразилию. 27 января 1865 года Муньос пересёк границу и атаковал часть бразильской Национальной гвардии. Бразильцы отступили в Жагуаран, где гарнизоном также стояли национальные гвардейцы, и принялись спешно возводить укрепления. Уругвайцы атаковали город, но были отбиты. Муньос предложил городу сдаться, но командующий гарнизоном отказался, и 28 января Муньос отступил на территорию Уругвая.

2 февраля Лисбоа объявил иностранным дипломатам, что Монтевидео находится в осаде и блокаде. Уругвайскую столицу обороняло 3,5-4 тысячи солдат, не имеющих боевого опыта, и 40 пушек различного калибра. 16 февраля Южная армия получила в качестве подкрепления ещё один батальон из провинции Баийя, и её численность возросла до 8 тысяч человек; милиция Сузы Нету была отделена от основных сил для преследования Муньоса и его армии.

15 февраля истёк срок пребывания Агирры на своём посту. Сенат избрал новым временно исполняющим обязанности президента Томаса Вильяльбу, по просьбе которого в Монтевидео высадились французские, итальянские и испанские войска, чтобы предотвратить попытку переворота со стороны радикальных «белых». Вильяльба начал переговоры с Флоресом и Параньосом; посредником выступил итальянский резидент Раффаэле Улиссе Барболани. 20 февраля Флорес и представлявший правительство Мануэль Эррера-и-Обес подписали в Вилья-де-ла-Унион перемирие, по условиям которого объявлялась амнистия как для «белых», так и для «колорадос», а Вильяльба передавал президентские обязанности Флоресу до проведения официальных выборов.

Итоги и последствия

В начале марта Флорес сформировал правительство, состоящее практически полностью из «колорадос». Новый президент устроил «чистки» армии и правительственных учреждений, чтобы избавиться от «белых» и фузионистов.

Новость об окончании войны, привезённая Перейрой Пинту, была с энтузиазмом встречена в Рио-де-Жанейро. Император Педру II наградил бразильских командующих дворянскими титулами. Однако вскоре общественное мнение ухудшилось, а газеты начали кампанию против кабинета, заявляя, что соглашение от 20 февраля ущемляет бразильские интересы. Император и правительство избрали в качестве козла отпущения Параньоса (принадлежавшего к оппозиционной партии), и отозвали его в столицу. Однако последующие события показали, что обвинения были беспочвенными: Бразилия получила не только удовлетворение всех своих притязаний, но и обрела в лице нового уругвайского президента верного союзника.

С точки зрения Аргентины результат войны был смешанным. Положительным моментом было то, что к власти в Уругвае пришёл старый друг и союзник, отрицательным — то, что началась долгая и разрушительная Парагвайская война.

Отрывок, характеризующий Уругвайская война

– Хоть бы женщины были. А то тут, кг'оме как пить, делать нечего. Хоть бы дг'аться ског'ей.
– Эй, кто там? – обратился он к двери, заслышав остановившиеся шаги толстых сапог с бряцанием шпор и почтительное покашливанье.
– Вахмистр! – сказал Лаврушка.
Денисов сморщился еще больше.
– Сквег'но, – проговорил он, бросая кошелек с несколькими золотыми. – Г`остов, сочти, голубчик, сколько там осталось, да сунь кошелек под подушку, – сказал он и вышел к вахмистру.
Ростов взял деньги и, машинально, откладывая и ровняя кучками старые и новые золотые, стал считать их.
– А! Телянин! Здог'ово! Вздули меня вчег'а! – послышался голос Денисова из другой комнаты.
– У кого? У Быкова, у крысы?… Я знал, – сказал другой тоненький голос, и вслед за тем в комнату вошел поручик Телянин, маленький офицер того же эскадрона.
Ростов кинул под подушку кошелек и пожал протянутую ему маленькую влажную руку. Телянин был перед походом за что то переведен из гвардии. Он держал себя очень хорошо в полку; но его не любили, и в особенности Ростов не мог ни преодолеть, ни скрывать своего беспричинного отвращения к этому офицеру.
– Ну, что, молодой кавалерист, как вам мой Грачик служит? – спросил он. (Грачик была верховая лошадь, подъездок, проданная Теляниным Ростову.)
Поручик никогда не смотрел в глаза человеку, с кем говорил; глаза его постоянно перебегали с одного предмета на другой.
– Я видел, вы нынче проехали…
– Да ничего, конь добрый, – отвечал Ростов, несмотря на то, что лошадь эта, купленная им за 700 рублей, не стоила и половины этой цены. – Припадать стала на левую переднюю… – прибавил он. – Треснуло копыто! Это ничего. Я вас научу, покажу, заклепку какую положить.
– Да, покажите пожалуйста, – сказал Ростов.
– Покажу, покажу, это не секрет. А за лошадь благодарить будете.
– Так я велю привести лошадь, – сказал Ростов, желая избавиться от Телянина, и вышел, чтобы велеть привести лошадь.
В сенях Денисов, с трубкой, скорчившись на пороге, сидел перед вахмистром, который что то докладывал. Увидав Ростова, Денисов сморщился и, указывая через плечо большим пальцем в комнату, в которой сидел Телянин, поморщился и с отвращением тряхнулся.
– Ох, не люблю молодца, – сказал он, не стесняясь присутствием вахмистра.
Ростов пожал плечами, как будто говоря: «И я тоже, да что же делать!» и, распорядившись, вернулся к Телянину.
Телянин сидел всё в той же ленивой позе, в которой его оставил Ростов, потирая маленькие белые руки.
«Бывают же такие противные лица», подумал Ростов, входя в комнату.
– Что же, велели привести лошадь? – сказал Телянин, вставая и небрежно оглядываясь.
– Велел.
– Да пойдемте сами. Я ведь зашел только спросить Денисова о вчерашнем приказе. Получили, Денисов?
– Нет еще. А вы куда?
– Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин.
Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе.
Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно посмотрел в лицо Ростову.
– Ей пишу, – сказал он.
Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.