Генеральное соглашение по тарифам и торговле

Генеральное соглашение по тарифам и торговле (англ. General Agreement on Tariffs and Trade, GATT, ГАТТ) — международное соглашение, заключенное в 1947 году с целью восстановления экономики после Второй мировой войны, которое на протяжении почти 50 лет фактически выполняло функции международной организации (ныне — Всемирная торговая организация).

Основная цель ГАТТ — снижение барьеров в международной торговле. Это было достигнуто снижением тарифных барьеров, количественными ограничениями (импортная квота) и субсидиями торговли через различные дополнительные соглашения.

ГАТТ — соглашение, а не организация. Изначально ГАТТ предполагалось преобразовать в полноценную международную организацию, такую как Всемирный банк или Мировая торговая организация (МТО). Однако соглашение не было ратифицировано и осталось лишь соглашением. Функции ГАТТ были переданы Всемирной торговой организации, основанной последним раундом переговоров по ГАТТ в начале 1990-х.

Историю ГАТТ принято упрощённо делить на три фазы — первая, с 1947 года до Торквейского раунда (фокусировалась на том, какие именно товары подлежат регулированию и замораживании существующих тарифов); вторая, с 1959 по 1979 года, включала три раунда (снижение тарифов, вопросы по нетарифному регулированию внешней торговли) и третья, Уругвайский раунд с 1986 по 1994 года (расширение ГАТТ до таких новых областей, как интеллектуальная собственность, услуги, капитал и сельское хозяйство; зарождение ВТО).

ГАТТ «Кеннеди» 1964—1967

Шестой раунд переговоров в рамках ГАТТ, названный в честь президента США Дж. Кеннеди, проходил с мая 1964 по 30 июня 1967 года.

В результате переговоров были сделаны тарифные уступки объемом примерно 40 млрд долларов США, в том числе уступки США по импорту в размере 8,5 млрд долларов и ответные уступки других стран по экспорту в США на ту же сумму.

Среднее снижение тарифов на готовые изделия для четырёх крупнейших участников - США, членов Европейского экономического сообщества (Общий рынок), Великобритании и Японии - составляло примерно 35%. США снижали тарифы в течение пяти лет с 1968 года.

ГАТТ 1973—1979

Токийский раунд, который проходил с 1973 по 1979 г., коснулся не только проблем тарифов, но также сельскохозяйственных проблем. Число товаров, находящихся под защитой высоких таможенных пошлин, было значительно сокращено. Таможенные пошлины были отменены в области гражданской авиации. Кроме того, главные промышленно развитые страны согласились на общее сокращение своих таможенных пошлин на 25-30 %. Оно осуществлялось с 1980 по 1988 г. поэтапно. Внешний европейский тариф снизился в среднем с 9,8 до 7,5 %, японский тариф сократился с 7,9 до 5,5 %, американский тариф снизился с 7,9 до 5,6 %. Сокращение тарифов было отложено для секторов, находящихся в состоянии кризиса и т. д.

Особое внимание было уделено текстильной промышленности. Этот сектор издавна является источником сложностей в международных отношениях: исчезновение старых отраслей в развитых странах поставило бы массу сложных социальных проблем, так как для развивающихся стран это практически единственная конкурентоспособная на мировом рынке отрасль. Соглашения по торговле текстилем несколько нарушили общий дух ГАТТ и стали квотировать импорт, а затем стали ещё более ограничительными по причине углубления кризиса текстильной промышленности в промышленно развитых странах, связанного с замедлением развития мировой экономики.

Токийский раунд не позволил значительно продвинуться в сторону либерализации торговли сельскохозяйственными товарами. Именно тогда между Европейским сообществом и Соединенными Штатами завязался диалог по этому трудному вопросу, по сей день являющемуся одним из острейших. Было проведено углублённое исследование нетарифных препятствий торговле и разработаны пять кодексов добросовестной конкуренции. Они касаются методов оценки на таможне, информации о лицензиях на импорт, унификации технических норм, государственных закупок, субсидий и ответных мер. В области экспортных кредитов промышленно развитые страны пришли к соглашению в 70-х гг. Экспортные кредиты стали чрезвычайно популярны в 60-х гг. Льготный процент превращал их в орудие прямой помощи экспорту. Договор определил точные пределы как объёма (85 % цены), так и продолжительности (10 лет) экспортных кредитов, которые могут быть предоставлены в случае заказа. Он устанавливает нижнюю границу процентных ставок, одинаковую для всех стран-экспортеров, зависящую от уровня развития страны-клиента и от продолжительности кредита. В целом токийский раунд подтвердил общую тенденцию либерализации международной торговли. Однако снижения тарифов было невелико в абсолютном выражении, а в кодексах по нетарифным ограничениям зафиксированы лишь общие довольно расплывчатые правила.

Уругвайский раунд 1986—1994

Уругвайский раунд переговоров начался 15 сентября 1986 года в Пунта-дель-Эсте (Уругвай) и длился восемь лет. В результате Уругвайского раунда были приняты "Соглашение об учреждении Всемирной торговой организации (ВТО)" и приложения к этому документу, в том числе соглашения, договорённости и другие документы, охватывающие сферы торговли товарами, услугами и вопросы торговых аспектов прав интеллектуальной собственности. Созданный единый пакет договорённостей должен быть принят в полном объёме любой страной, которая намерена стать членом Всемирной торговой организации.

«Соглашение об учреждении Всемирной торговой организации» определило таможенную стоимость как цену, фактически уплаченную или подлежащую уплате за товары при их продаже с целью экспорта в страну импорта, скорректированную с учётом установленных, дополнительных начислений к этой цене. В тексте ГАТТ (ч.2 ст. VII) определено: «Оценка ввезенного товара для таможенных целей должна быть основана на действительной стоимости ввезенного товара, который облагается пошлиной, или аналогичного товара и не должна основываться на стоимости товара отечественного происхождения или на произвольных или фиктивных оценках». В этой же статье (ч. 5) закреплены принципы гласности и стабильности правил определения таможенной стоимости, реализация на практике которых позволяет «определить с разумной степенью точности стоимость товаров для таможенных целей».

ГАТТ и Всемирная торговая организация

Идея создания международной организации, призванной регулировать международную торговлю, возникла ещё до окончания Второй мировой войны. В основном усилиями США и Великобритании в 1944 году на конференции в Бреттон Вуде были основаны Международный валютный фонд и Международный банк реконструкции и развития. Третьей опорой нового экономического порядка наряду с упомянутыми организациями предполагалось создание Международной торговой организации (МТО). Для этого в 1946 году в Гаване была созвана международная конференция по торговле и занятости, которая и должна была выработать материально-правовые рамки международного соглашения о снижении тарифов, предложить заинтересованным странам устав этой организации, взять на себя координирующую роль в вопросах упрощения внешней торговли и снижения таможенного бремени на пути товаров из страны в страну. Уже в октябре 1947 года было подписано Генеральное соглашение о тарифах и торговле (ГАТТ), которое первоначально рассматривалось лишь как часть всеобъемлющего соглашения в рамках новой международной торговой организации. Это соглашение, рассматриваемое как временное, вступило в силу 1 января 1948 года.

СССР не был приглашён к участию в Гаванской конференции, так как отказался быть участником МВФ и МБРР. Советское правительство опасалось того, что большое влияние, которое имели США в этих организациях, и начало противостояния между идеологическими блоками (Холодная война) не позволят в должной степени учитывать интересы СССР в рамках этих организаций.

Конгресс США, однако, неожиданно отказался от ратификации Устава МТО, несмотря на то что Соединённые Штаты были главной движущей силой организации МТО, и ГАТТ, первоначально временное соглашение, продолжало действовать без всякой организационной структуры, которой должна была стать МТО.

В последующие годы ГАТТ, хотя и в урезанном от первоначально задуманного виде, оказался достаточно эффективной системой, в рамках которой средняя таможенная пошлина снизилась с 40 % к моменту подписания соглашения в середине сороковых годов до 4 % в середине девяностых. С целью снижения прямых таможенных пошлин и скрытых, так называемых нетарифных, ограничений на ввоз продукции из-за рубежа в рамках ГАТТ регулярно проводились раунды переговоров между странами-участницами.

Так называемый Уругвайский раунд переговоров, длившийся с 1986 по 1994 год, был наиболее успешным. В результате долгих переговоров в 1994 году в Марракеше было подписано соглашение о создании ВТО, вступившее в силу 1 января 1995 года. Страны-участницы достигли согласия о том, что в рамках этой организации будет не только регулироваться торговля товарами (что являлось предметом ГАТТ уже с 1948 года), но и в связи со все возрастающей ролью услуг в постиндустриальном обществе и их растущей долей в мировой торговле (на начало XXI века — около 20 %) принято Генеральное соглашение о торговле услугами (GATS), регулирующее эту область внешней торговли. Также в рамках Марракешского соглашения было принято Соглашение по торговым аспектам прав интеллектуальной собственности (TRIPs), регулирующее торговые вопросы прав на результаты интеллектуальной деятельности и являющееся неотъемлемой частью правового фундамента ВТО.

Таким образом, спустя почти 50 лет после неудачных попыток создания международной организации и существования временной конструкции ГАТТ, регулирующей вопросы внешней торговли, с 1 января 1995 года ВТО приступила к работе.

Раунды ГАТТ

1. Женевский раунд (1947): 23 страны. ГАТТ вступил в силу.
2. Аннесинский раунд (1949): 13 стран.
3. Торквейский раунд (1950): 34 стран.
4. Женевский раунд (1956): 22 стран. Снижение тарифов. Выработка стратегии по отношению к развивающимся странам, улучшение их позиций как членов соглашения.
5. Раунд Диллона (1960—1961): 45 стран. Дальнейшее снижение тарифов.
6. Раунд Кеннеди (1962—1967): 48 стран. Дальнейшее снижение тарифов, впервые на повсеместной основе, а не по конкретным товарам. Анти-демпинговое соглашение (в США отвергнуто Конгрессом)
7. Токийский раунд (1973—1979): 99 стран. Снижение нетарифных торговых барьеров. Снижение тарифов на промышленные товары. Расширение системы ГАТТ.
8. Уругвайский раунд (1986-94): 125 стран. Создание ВТО как замену ГАТТ, см. Всемирная торговая организация.
9. Дохийский раунд: см. Всемирная торговая организация.

Ссылки

• Jackson, John H. The World Trading System Second Edition, page 74
• Irwin, Douglas A. "The GATT in Historical Perspective," American Economic Review Vol. 85, No. 2, (May, 1995), pp. 323–328 [www.jstor.org/stable/2117941 in JSTOR]

Отрывок, характеризующий Генеральное соглашение по тарифам и торговле

– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!


В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]