Уруинимгина

К:Википедия:Страницы на КПМ (тип: не указан)

Уруинимгина

Уруинимгина (шумер. «Города уста истинные»; устаревшее чтение Урукагина) — царь (энси, а затем лугаль) шумерского государства Лагаш, правил приблизительно в 2319 — 2311 годах до н. э., представитель I династии Лагаша.

Шумеролог Самюэль Крамер называл его первым известным нам социальным реформатором в истории.

Пришествие к власти Уруинимгины

Сын высокого царского вельможи, Уруинимгина был избран правителем народным собранием, после свержения Лугальанды (которое, вероятно, приняло форму народного восстания, так как злоупотребления и коррумпированность чиновников Лугальанды вызвали широкое недовольство земледельцев-общинников, ремесленников, жрецов и воинов).

Согласно надписи, Уруинимгина был избран из 36000 мужей Лагаша, а Энтемена для сравнения избирался из 3600 граждан. Обе цифры (при шумерской шестидесятичной системе счисления), безусловно, округленные. Но, видимо, разница на порядок обусловлена тем, что Энтемену выбирала только зажиточная часть свободных граждан, а Уруинимгина распространил право участия в выборах и на бедняков.

Жена Уруинимгины Шагшаг была, по-видимому, теткой Лугальанда, сестрой Энентарзи. Уруинимгина своим божеством-покровителем называет Ниншубур, а не Шульпаэ, как потомки Ур-Нанше. Свергнутый Лугальанда, как и его супруга Баранамтарра, не были убиты победителями. Бывший правитель дожил остаток дней в одном из храмов; царица же прожила ещё 3 года, в течение которых продолжала вести свои дела, при этом её общественное положение существенно не изменилось.

Законодательная деятельность

На следующий год после избрания Уруинимгины правителем, около 2318 г. до н. э. он получил чрезвычайные полномочия с титулом лугаля и начал счёт годов правления заново. Получив такие полномочия, Уруинимгина провёл реформу, о которой по его приказанию были составлены надписи. Копии надписи с его реформой известны нам по четырём копиям, обнаруженным французским археологом-любителем Эрнестом де Сарзеком при раскопках Телло в 1887 году.

Реформа Уруинимгины — древнейшее в мире известное нам законодательство. По словам Уруинимгины, он восстановил «свободу в Лагаше». На деле реформа сводилась формально к тому, что земли Нингирсу, Бабы (Бау) и других божеств были вновь изъяты из собственности семьи правителя, прекращены были противоречащие обычаю поборы и некоторые другие произвольные действия людей правителя, уменьшены платежи ремесленников, улучшено положение младшего жречества и более самостоятельной части зависимых людей в храмовых хозяйствах, отменены долговые сделки, а также уменьшены и упорядочены ритуальные оплаты. Однако по существу положение изменилось мало. Изъятие храмовых хозяйств из собственности правителя было чисто номинальным; вся правительственная администрация осталась на своих местах; причины обеднения общинников, заставлявшие их брать долг, также не были устранены.

Всё же самоуправление общин было восстановлено («Начиная с северной границы области Нингирсу вплоть до моря чиновники суда не вызывали больше людей»). Младшие братья общинников больше не привлекались в принудительном порядке для работ над ирригационным сооружением, как прежде, а самим занятым на этих работах общинникам полагалось дополнительное довольствие. Свободные общинники были впредь защищены от захвата своего имущества (скота и дома), приглянувшегося тому или другому знатному лицу. Аналогичным образом было запрещено посягательство на имущество «низших» воинов и их вдов. Перечисление своих реформ Урукагина заканчивает указанием на издание законов, призванных охранять граждан Лагаша от ростовщической кабалы, от обмана при взимании податей, от воровства, убийства, грабежа, а также защищать права вдов и сирот.

Важно заметить, что риторика законодательства Уруинимгины говорит не просто о «восстановлении» древних порядков, как у других древних правителей, а об их изменении и учреждении новых, более справедливых. Реформы Уруинимгины широко оцениваются современными авторами как прогрессивные, нацеленные на расширение равенства и свободы, однако вопрос о социальной базе и направленности деятельности этого правителя остаётся спорным. Так, В. В. Струве рассматривал его реформы как демократические, направленные на защиту интересов общинников, превратившихся благодаря Уруинимгине в полноправных граждан. С другой стороны, И. М. Дьяконов видел в реформах выражение борьбы жречества и родовой аристократии, возглавляемых Уруинимгиной, против светской служилой знати за контроль над храмовым хозяйством.

Особенно противоречивы мероприятия Уруинимгины, направленные на уничтожение пережитков матриархата и полиандрии (если раньше женщина имела право на расторжение брака, а также могла иметь двух мужей сразу, то новое законодательство Лагаша устанавливало для совершавших такие действия женщин строгую кару; при этом аналогичных наказаний для мужчин за супружескую измену не сохранилось). Иногда утверждается, что это древнейшие письменные свидетельства понижения статуса женщины.

Война с Лугальзагеси

Между тем Уруинимгина ввязался в войну с соседней Уммой, традиционным соперником Лагаша. В начале войны победа была на стороне Лагаша. Уруинимгина захватил Уру-аз («Город собаки»), союзника Уммы. Этот город упоминается ещё Эанатумом, который разрушил его и убил энси этого города. Но на 3-ем году правления Уруинимгины — лугаля (ок. 2316 г. до н. э.) произошло объединение Уммы и Урука, под властью энси Уммы Лугальзагеси, что сразу увеличило силы Уммы, и положение Лагаша изменилось не в его пользу. Судя по документам хозяйственной отчётности Лагаша того времени, потери на войне привели к сокращению довольствия из государственно-храмового хозяйства (для общинников на 10 %, а для несвободных лиц — втрое), равно как и круга общинников, получавших его.

На 4-м году правления Уруинимгины (ок. 2315 г. до н. э.) Лугальзагеси вторгся в Лагаш и осадил его столицу город Нгирсу. Обработка занятых неприятелем полей прекратилась, в городе вспыхнули эпидемии, и положение Лагаша стало угрожающим. Найдена надпись, датированная этим годом, в которой дочь Уруинимгины Гимтарсирсир просит богов продлить годы её жизни. Но Уруинимгине удалось выиграть сражение и отбросить врагов. В течение 5 и 6-го «лугальских» годов правления (ок. 2314 — 2313 гг. до н. э.) Уруинимгины война также бушевала над лагашской территорией, и уммийцы с урукитами подходили к стенам Нгирсу. К 6-му году (ок. 2312 г. до н. э.) были разрушены и разорены все общины и храмы, лежавшие между каналом, составляющим границу с Уммой и пригородами собственно Лагаша и Нгирсу. Работавшие на храм общинники не получали довольствия в течение всего этого года.

На 7-м году правления Уруинимгины (ок. 2311 г. до н. э.), по-видимому, в его лагере произошла измена (что может объясняться противодействием лагашской знати своему правителю, урезавшему её всевластие), от Лагаша отпала восточная часть его территории, а именно область Э-Нинмар. Воспользовавшись этим, Лугальзагеси нанёс Уруинимгине жесточайшее поражение и захватил добрую половину территории Лагаша. Остальная часть Лагаша пришла в запустение. Это событие нашло своё отражение в документе под названием «Плач об Уруинимгине», написанном одним из лагашских писцов.

«Люди Уммы бросили огонь в Эникалу, подожгли (храм) Анташурра, унесли серебро и драгоценные камни, потопили в крови дворец Тираш, в храме Абзибанда, в святилищах Энлиля и Баббара они пролили кровь… (идет длинный перечень разгромленных, сожженных и разграбленных храмов и других зданий), унесли зерно с Гинарбаниру, поля бога Нингирсу, которое было обработано. Люди Уммы, опустошив Лагаш, согрешили против Нингирсу. Могущество, пришедшее к ним, будет у них отнято. Царь Нгирсу Уруинимгина не грешен в том. Что же касается Лугальзагеси, энси Уммы, то пусть его богиня Нисаба несёт на своей главе бремя греха сего».

Поражение от Саргона Древнего

Судя по тому, что среди пострадавших святилищ в «Плаче» не упомянут главный храм в Нгирсу, центральном городском квартале Лагаша, Уруинимгина скрылся за выстроенными по его приказу мощными стенами Нгирсу. В итоге, Лугальзагеси разрешил Уруинимгине свободный отход из крепости Нгирсу.

Подобная уступчивость Лугальзагеси по отношению к побежденному врагу была, очевидно обусловлена тем, что над ним самим нависла угроза войны с Саргоном, царём Аккада. В Лагаше Лугальзагеси отменил все реформы Уруинимгины, а столицей Лагаша сделал город Э-Нинмар. Окончательно Лагаш был покорён Саргоном, который взял и разрушил Э-Нинмар. После этого о судьбе самого Уруинимгины ничего не известно.

Уруинимгина построил великолепные храмы для бога Нингирсу и его жены богини Бабы, кроме того, он приказал вырыть канал в честь богини Нанше. От времени Уруинимгины до нас дошёл большой хозяйственный архив из храма Бабы.

Литература

• История Древнего Востока. Зарождение древнейших классовых обществ и первые очаги рабовладельческой цивилизации. Часть 1. Месопотамия / Под редакцией И. М. Дьяконова. — М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1983. — 534 с. — 25 050 экз.
• Белицкий Мариан. [www.e-reading.org.ua/bookreader.php/133285/Belickiii_-_Shumery._Zabytyii_mir.html Шумеры.Забытый мир] / Пер. с польского. — М.: Вече, 2000. — 432 с. — (Тайны древних цивилизаций). — 10 000 экз. — ISBN 5-7838-0774-5.
• Б. А. Тураев «История Древнего востока»
• [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/1.htm Древний Восток и античность]. // [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/0.htm Правители Мира. Хронологическо-генеалогические таблицы по всемирной истории в 4 тт.] / Автор-составитель В. В. Эрлихман. — Т. 1.
• Струве В. В. [www.gerginakkum.ru/bibliography/struve/struve1958_1.htm Основные вехи войны Урукагины и Лугалзаггиси. Вестник древней истории. 1958. 4. С. 3-13.]

Ссылки

• [gerginakkum.gerodot.ru/bibliography/struve/struve1958_1.htm Струве В. В. «Основные вехи войны Урукагины и Лугалзаггиси»] — На ГЕРГИНАККУМЕ
• [gerginakkum.gerodot.ru/bibliography/struve/struve1963_1.htm Струве В. В. «Проверка при Урукагине, царе-реформаторе Лагаша, боеспособности воинов, получивших ранение»] — На ГЕРГИНАККУМЕ

I династия Лагаша
Предшественник: Лугальанда	правитель Лагаша ок. 2319 — 2311 до н. э.	Преемник: завоёван Саргоном Древним

Отрывок, характеризующий Уруинимгина

– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .


Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.
Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите. Под ним была ранена лошадь, и сам он был слегка оцарапан в руку пулей. В знак особой милости главнокомандующего он был послан с известием об этой победе к австрийскому двору, находившемуся уже не в Вене, которой угрожали французские войска, а в Брюнне. В ночь сражения, взволнованный, но не усталый(несмотря на свое несильное на вид сложение, князь Андрей мог переносить физическую усталость гораздо лучше самых сильных людей), верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в ту же ночь отправлен курьером в Брюнн. Отправление курьером, кроме наград, означало важный шаг к повышению.