Уруский, Северин

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Северин Мацей Леон Уруский
польск. Seweryn Maciej Leon Uruski

<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

Председатель геральдической комиссии
член Государственного Совета
Царства Польского
 
Рождение: 1 июня 1817(1817-06-01)
с. Белка Шляхетская
Смерть: 16 августа 1890(1890-08-16) (73 года)
Пиза
Род: Уруские
 
Научная деятельность
Научная сфера: Геральдика

Граф Северин Мацей Леон Уруский (польск. Seweryn Maciej Leon Uruski, 1 июня 1817, с. Белка Шляхетская (ныне Верхняя Белка, Пустомытовский район, Львовская область, Украина) — 16 августа 1890, Пиза, Италия) — польский геральдист, экономист.

Представитель червонно-русского дворянского рода — Уруских, восходящего к началу XVI века. В 1844 г. получил графский титул Австрийской империи.

С 1857 — предводитель дворянства Варшавской губернии, член Государственного Совета Царства Польского Российской империи. Тайный советник и охмистр (гофмейстер) российского императорского двора.

Председатель геральдической комиссии Царства Польского.

Автор 15-томного труда «Семья. Гербовник польской шляхты» (пол. Rodzina. Herbarz szlachty polskiej), вмещающего данные и короткую информацию о шляхетских семьях Польши (до конца буквы R.), изданного в 1904—1917 гг.

Владелец дворца в Варшаве, известного как Дворец Уруских, построенного в 18441847 архитектором Анджеем Голонским (польск.), в котором теперь размещён Геологический факультет Варшавского университета.

Напишите отзыв о статье "Уруский, Северин"



Литература

  • [www.wbc.poznan.pl/dlibra/publication?id=66544&from=&dirids=1&tab=1&lp=4&QI=!68440EBD56960EB7805E489A516B0A2B-1 Rodzina. Herbarz szlachty polskiej. T.1-15] (польск.)

Ссылки

  • [ru.rodovid.org/wk/%D0%97%D0%B0%D0%BF%D0%B8%D1%81%D1%8C:478692 Северин Мацей Уруский на сайте Родовид]

Отрывок, характеризующий Уруский, Северин

– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.