Урусов, Дмитрий Семёнович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Князь Дмитрий Семёнович Урусов (февраль 1829 — 23 июля 1903, Санкт-Петербург) — русский шахматист, действительный статский советник, один из организаторов Петербургского общества любителей шахматной игры (1853), член комиссии по выработке уставов шахматной игры 1854 и 1857 гг.





Биография

Представитель ярославской ветви рода Урусовых. Младший сын сенатора Семёна Никитича Урусова (1785—1857) от брака его с Анной Ивановной фон Маркшиц (1783—1848), выпускницей Смольного института. По отцу внук ярославского наместника Н. С. Урусова; по матери — датского архитектора, принятого на службу при Екатерине II.

Получил домашнее воспитание. Служил в лейб-гвардии Измайловском полку. В 1850 — 1860 года дружил с И. С. Тургеневым. Шахматист позиционного стиля; отличался упорством в защите трудных позиций и организации контратак. Выиграл матч у И. Шумова — 7 : 4 (1854).

В 1860 году в связи с женитьбой вышел в отставку в звании полковника и переехал в родовое имение Спасское, расположенное в Ярославском уезде. С 1870-х годов жил преимущественно в Ярославле. Служил председателем Ярославской губернской земской управы. В эту пору он отошёл от активной игры и лишь изредка состязался с братом Сергеем Урусовым.

В период его председательствования в губернской управе в земстве не было непроизводительных расходов. Своим управлением Урусов стремился к рационализации и режиму экономии. По словам современника, он был человек взглядов просвещенных, твердый, по отношению к власти лояльный, и на таких, как он, власть могла опираться. Отличался большой горячностью на земских собраниях, его критика действий земских людей неизменно сопровождалась негодующими выкриками. Это, разумеется, не нравилось, и князя за такие выкрики не любили, но считались с ним.

Последние годы жизни жил с семьей в Петербурге, где и умер в 1903 году.

Семья

Жена (с 1860 года) — Варвара Силовна Баташёва (ум. 1905), дочь крупного землевладельца и рудопромышленника Силы Андреевича Баташёва (1794—1838) от брака его с Екатериной Сергеевной Благово (1811—1877). По свидетельству современника, отличалась большою манерностью и жеманством, которыми подчеркивала свою деликатность и тонкость воспитания. Наружно княгиня была отменно набожная, но зла на язык. «Все косточки-то ближнего она перемоет. Все-то подметит и все осмеет»[1]. Своё насмешливое злоязычие она передала и трем своим дочерям. «Насмешливые злючки-княжны были, за всем тем интересные и в девицах не засиделись»[1]. Дети:

  • Сергей (1862—1937), министр внутренних дел.
  • Варвара (1866—1952), жена члена Государственного совета Г. В. Калачова.
  • Екатерина (1868—1930), жена директора департамента полиции А. А. Лопухина.
  • Пётр (1869—1933), юрист, статский советник; женат на Наталье Владимировне Истоминой, оставившей воспоминания.
  • Мария (1871—1963), в первом браке за В. М. Лопухиным, во втором - за М. А. Толстым.
  • Дмитрий (1873—1935), унаследовал имение Спасское.
  • Анна (1875— ?)
  • Юрий (Георгий; 1878—1937), юрист, товарищ прокурора в Москве, женат на графине Евдокии Евгеньевне Евгеньевне Салиас. Их дочь — актриса Эда Урусова.
  • Александр (1879—1917), преподавал историю, умер в тюрьме.

Напишите отзыв о статье "Урусов, Дмитрий Семёнович"

Литература

Примечания

  1. 1 2 В. Б. Лопухин. Записки бывшего директора департамента Министерства иностранных дел. — СПб.: Нестор-История, 2009. — 540 с.

Ссылки

  • [www.chessgames.com/perl/chessplayer?pid=79734 Партии Дмитрия Урусова] в базе Chessgames.com (англ.)
  • [www.365chess.com/players/Dmitry_Semenovich_Urusov Личная карточка Дмитря Урусова] на сайте 365chess.com

Отрывок, характеризующий Урусов, Дмитрий Семёнович

– Это Ростова, та самая…
– Как похудела, а все таки хороша!
Она слышала, или ей показалось, что были упомянуты имена Курагина и Болконского. Впрочем, ей всегда это казалось. Ей всегда казалось, что все, глядя на нее, только и думают о том, что с ней случилось. Страдая и замирая в душе, как всегда в толпе, Наташа шла в своем лиловом шелковом с черными кружевами платье так, как умеют ходить женщины, – тем спокойнее и величавее, чем больнее и стыднее у ней было на душе. Она знала и не ошибалась, что она хороша, но это теперь не радовало ее, как прежде. Напротив, это мучило ее больше всего в последнее время и в особенности в этот яркий, жаркий летний день в городе. «Еще воскресенье, еще неделя, – говорила она себе, вспоминая, как она была тут в то воскресенье, – и все та же жизнь без жизни, и все те же условия, в которых так легко бывало жить прежде. Хороша, молода, и я знаю, что теперь добра, прежде я была дурная, а теперь я добра, я знаю, – думала она, – а так даром, ни для кого, проходят лучшие годы». Она стала подле матери и перекинулась с близко стоявшими знакомыми. Наташа по привычке рассмотрела туалеты дам, осудила tenue [манеру держаться] и неприличный способ креститься рукой на малом пространстве одной близко стоявшей дамы, опять с досадой подумала о том, что про нее судят, что и она судит, и вдруг, услыхав звуки службы, ужаснулась своей мерзости, ужаснулась тому, что прежняя чистота опять потеряна ею.
Благообразный, тихий старичок служил с той кроткой торжественностью, которая так величаво, успокоительно действует на души молящихся. Царские двери затворились, медленно задернулась завеса; таинственный тихий голос произнес что то оттуда. Непонятные для нее самой слезы стояли в груди Наташи, и радостное и томительное чувство волновало ее.
«Научи меня, что мне делать, как мне исправиться навсегда, навсегда, как мне быть с моей жизнью… – думала она.
Дьякон вышел на амвон, выправил, широко отставив большой палец, длинные волосы из под стихаря и, положив на груди крест, громко и торжественно стал читать слова молитвы:
– «Миром господу помолимся».
«Миром, – все вместе, без различия сословий, без вражды, а соединенные братской любовью – будем молиться», – думала Наташа.
– О свышнем мире и о спасении душ наших!
«О мире ангелов и душ всех бестелесных существ, которые живут над нами», – молилась Наташа.
Когда молились за воинство, она вспомнила брата и Денисова. Когда молились за плавающих и путешествующих, она вспомнила князя Андрея и молилась за него, и молилась за то, чтобы бог простил ей то зло, которое она ему сделала. Когда молились за любящих нас, она молилась о своих домашних, об отце, матери, Соне, в первый раз теперь понимая всю свою вину перед ними и чувствуя всю силу своей любви к ним. Когда молились о ненавидящих нас, она придумала себе врагов и ненавидящих для того, чтобы молиться за них. Она причисляла к врагам кредиторов и всех тех, которые имели дело с ее отцом, и всякий раз, при мысли о врагах и ненавидящих, она вспоминала Анатоля, сделавшего ей столько зла, и хотя он не был ненавидящий, она радостно молилась за него как за врага. Только на молитве она чувствовала себя в силах ясно и спокойно вспоминать и о князе Андрее, и об Анатоле, как об людях, к которым чувства ее уничтожались в сравнении с ее чувством страха и благоговения к богу. Когда молились за царскую фамилию и за Синод, она особенно низко кланялась и крестилась, говоря себе, что, ежели она не понимает, она не может сомневаться и все таки любит правительствующий Синод и молится за него.
Окончив ектенью, дьякон перекрестил вокруг груди орарь и произнес:
– «Сами себя и живот наш Христу богу предадим».
«Сами себя богу предадим, – повторила в своей душе Наташа. – Боже мой, предаю себя твоей воле, – думала она. – Ничего не хочу, не желаю; научи меня, что мне делать, куда употребить свою волю! Да возьми же меня, возьми меня! – с умиленным нетерпением в душе говорила Наташа, не крестясь, опустив свои тонкие руки и как будто ожидая, что вот вот невидимая сила возьмет ее и избавит от себя, от своих сожалений, желаний, укоров, надежд и пороков.
Графиня несколько раз во время службы оглядывалась на умиленное, с блестящими глазами, лицо своей дочери и молилась богу о том, чтобы он помог ей.
Неожиданно, в середине и не в порядке службы, который Наташа хорошо знала, дьячок вынес скамеечку, ту самую, на которой читались коленопреклоненные молитвы в троицын день, и поставил ее перед царскими дверьми. Священник вышел в своей лиловой бархатной скуфье, оправил волосы и с усилием стал на колена. Все сделали то же и с недоумением смотрели друг на друга. Это была молитва, только что полученная из Синода, молитва о спасении России от вражеского нашествия.