Урусов, Николай Петрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Урусов Николай Петрович<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Гродненский губернатор
29 января 1901 — 28 апреля 1902
Предшественник: Добровольский Николай Александрович
Преемник: Столыпин Пётр Аркадьевич
Полтавский губернатор
28 апреля 1902 — 17 июня 1906
Предшественник: Бельгард Александр Карлович
Преемник: Князев Владимир Валерианович
 
Рождение: 1864(1864)
Смерть: 21 октября 1918(1918-10-21)
Пятигорск
Место погребения: Пятигорск
Отец: Урусов Пётр Александрович
Мать: Сипягина Екатерина Николаевна

Князь Николай Петрович Урусов (186421 октября 1918, Пятигорск) — гродненский (1901-02) и полтавский (1902-06) губернатор, член Государственного совета. Младший брат А. П. Урусова. Расстрелян чекистами.



Биография

Родился в семье князя Петра Александровича Урусова и его жены Екатерины Николаевны, дочери генерал-лейтенанта Н. М. Сипягина. Образование получил в Императорском Александровском лицее. В 1885 году, по окончании курса наук в лицее вступил на государственную службу по министерству внутренних дел.

Здесь он последовательно прошел должности: помощника столоначальника департамента духовных дел иностранных исповеданий, чиновника особых поручений VI класса сверх штата при МВД, председателя Томского губернского правления, владимирского вице-губернатора, исполняющего должность гродненского губернатора, в каковой он был вскоре утвержден (22 декабря 1901 г), полтавского губернатора и, наконец, члена совета министра внутренних дел. 11 июля 1907 года ему Высочайше повелено присутствовать в Правительствующем сенате, в департаменте Герольдии.

В 1894 году женился на Вере Георгиевне Алексеевой, дочери Георгия Алексеева и француженки Анжель де ля Геронньер (в православии Елизавета Ангелина Петровна Алексеева). Будучи избранным 20 февраля 1908 года в екатеринославский губернские предводители дворянства, князь Урусов поселился в Екатеринославской губернии, в своём имении, где посвятил себя сельскому хозяйству и общественной деятельности.

Занимая должность предводителя дворянства, он, кроме того, состоял: — почетным мировым судьей Новомосковского уезда Екатеринославской губернии, почетным членом лубенского и полтавского отделений попечительства детских приютов ведомства учреждений Императрицы Марии, почетным гражданином городов: Кобеляк, Константинограда, Лубен, Пирятина и Хороля Полтавской губернии, председателем и почетным членом многих просветительных и благотворительных учреждений Полтавской и Екатеринославской губерний.

В 1906 г. князь был пожалован в шталмейстеры двора, a 8 января 1914 года удостоился Высочайшей благодарности. Кроме того, князь Урусов удостоивался Высочайшей благодарности и в бытность полтавским губернатором в 1903 г. и в бытность Екатеринославским губернским предводителем дворянства в 1911 г.

Благодаря своей широкой популярности в губернии 5 Сентября 1912 года князь Н.П. Урусов был избран Екатеринославским земством в члены Государственного Совета. В Госсовете он примкнул к группе правых. Принимал деятельное участие в работах комиссий: — по народному просвещению и финансовой, где состоял докладчиком по сметам Министерства Юстиции и Государственного Коннозаводства.

В начале Первой мировой войны он был назначен главноуполномоченным Российского Общества Красного Креста при Черноморском флоте.

Арестован красными как заложник 11 сентября 1918 года в Ессентуках. Расстрелян по постановлению Чрезвычайной комиссии 21 октября 1918 года. [1]

Напишите отзыв о статье "Урусов, Николай Петрович"

Примечания

  1. [swolkov.narod.ru/doc/kt/01.htm Акт расследования по делу об аресте и убийстве заложников в Пятигорске в октябре 1918 года]

Источники

  • [dlib.rsl.ru/viewer/01003502123#?page=1 Левенсон М.Л. Государственный совет: портреты и биографии. - Петроград: Тип. Петроградской тюрьмы, 1915.]

Отрывок, характеризующий Урусов, Николай Петрович

– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.


В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.