Шанлыурфа
Город
|
Шанлыу́рфа (тур. Şanlıurfa, курд. Riha, арм. Ուրֆա) — город в Турции, столица ила Шанлыурфа.
Содержание
Название
На языке арамеев город назывался Ургой. Антиох IV Епифан назвал его Антиохия Каллирго́й, Селевк I Никатор — Эдессой, скорее всего, в честь одноимённого города в Греции. При римлянах он носил имя Аврелия Антония и Опеллия Макриана, а также Александрия. В Средние века франки называли его Эдесса, а сирийские авторы Урхо́й/Орхо́й. Затем город стал У́рфой. На курдском языке город называется Риха.
В 1983 году к названиям провинции и ила Урфа, была добавлена приставка Шанлы- (рус. славный), в честь заслуг города в войне против французских оккупантов.
Географическое положение
Город Шанлыурфа находится на юго-востоке Анатолии и является столицей одноимённой провинции (ила). Географически город относится к Северной Месопотамии.
Шанлыурфа лежит в 80 км от Ефрата и в 45 км от турецко-сирийской границы, на северо-западе плодородной равнины, окружённой на западе, севере и востоке горами. На юго-востоке находится долина Харран. По городу протекают три ручья.
Шанлыурфа находится на пересечении древних торговых путей: западно-восточного пути из Персии и Нусайбина в Самосату и на Средиземноморское побережье, и северо-южного — из Диярбакыра в Харран и Сирию.
История
см. также Эдесса
Доисторические времена
Вблизи города располагается древнейший на земле храмовый комплекс Гёбекли-Тепе, датируемый примерно 9000 годом до н. э. Есть предположения, что Урфа —- это хурритский город Уршу, упоминаемый ещё около 2000 года до н. э. в шумерских, аккадских и хеттских клинописных надписях. В 1370 году до н. э. Уршу был завоёван хеттами под предводительством Суппилулиумы I. После заката Хеттского царства Уршу перешёл во владение Каркемиша.
Древние века
Город был завоёван Александром Македонским. Селевк I Никатор по политическим причинам дал городу греческое имя — Эдесса как и одноименный город в Македонии. Датой основания Эдессы обычно указывается 303 год до н. э.. Город имел прямоугольный план застройки с четырёхугольными стенами и воротами, ориентированными по сторонам света. Крепость частично выдавалась за пределы городских стен.
После распада государства Селевкидов вокруг Эдессы возникло независимое ассирийское царство Осроена. Список его царей приведён в хрониках сирийского архиепископа Дионисия Телльмарского. Это царство после крещения царя Абгара V, апостолом Фаддеем стало первым христианским государством.
Во времена римлян город первоначально сохранял свою независимость. Гней Помпей Великий утвердил Абгара Эдесского около 67 года до н. э. на престоле. Согласно Плутарху, последний сыграл важную роль в поражении Красса в 53 году до н. э. в битве при Карах. После этого Эдесса вместе с Осроеной отошла парфянам.
Ургой стал известен благодаря первому царю-христианину Абгару V, переписывавшимся с Иисусом Христом через своего секретаря и художника Ханнана. Согласно Библии, Абгар (Авгарь) попросил Иисуса об исцелении. Иисус отёр своё лицо платом, и на нём остался его образ. После воскрешения Иисуса апостол Фаддей доставил плат царю и, прикоснувшись к этому образу, тот выздоровел. В благодарность Абгар принял христианство. Таким образом, появилась первая христианская икона (см. Спас Нерукотворный).
Когда в 114 году римский император Траян побывал в Антиохии, царь Эдессы, также носящий имя Абгар, преподнес ему дары, среди них около 200 коней. Но уже в 116 году город пал и был разрушен римлянами. Император Адриан назначил правителем Эдессы парфянского принца Парфамаспата. В 165 году город восстал против парфян и открыл городские ворота римлянам, правителем города стал римский наместник.
Эдесса изначально конкурировала в почитании бога Луны Сина с лежащим поблизости Харраном. Известно также и о почитании богини Тараты. В «Книге законов» Вардесана начала III века сообщалось, что в Сирии и Ургое мужчин кастрировали в честь Тараты. Тем не менее, Эдесса рано стала христианской. Предположительно, первые христианские церкви были построены при царе Абгаре VIII (177—212).
В 194 году Эдесса восстала против римлян, но восстание было подавлено императором Септимием Севером. Абгар XIX (212—214) ненадолго взошел на трон. Однако вскоре в Риме он был отстранён от должности и убит императором Каракаллой, а город в 214 году стал римской колонией.
В 233 году в город были принесены останки святого Фомы (Маар Тума) и погребены в главной церкви. В последующие годы Эдессой продолжали править цари, так в 243 году очередной царь по имени Авгар переехал со своей семьей в Рим.
В 259—260 годах войско римлян под предводительством императора Валериана разгромили персы под предводительством Шапура I под Эдессой, а сам император попал в плен.
Поздняя античность
Эдесса имела право чеканки монет, своё высшее общество, город был центром торговли предметами роскоши, привозимыми с караванами. Таким образом, с древних времен существовали торговые отношения между Эдессой и Индией. Это привело в свою очередь, к установлению контактов между азиатскими и европейскими странами, и хорошо укреплённый город процветал экономически.
Во времена поздней антики Эдесса была важным религиозным и научным центром сирийско-римского Востока, даже когда по приказу византийского императора Зенона закрылась «Эдесская школа» в 489 году, а её профессора бежали в персидский Нусайбин. В VI веке город стал центром борьбы между восточными римлянами и персами. В 543 или 544 году грандиозное укрепление Эдессы пало под персидским шахиншахом из династии Сасанидов Хосровом I. В 525 году большая часть города была разрушена вышедшей из берегов рекой Скирт (Дайсан). Император Византии Юстиниан I приказал провести работы по восстановлению города.
Средние века
В 638 году город попал в руки мусульман, на этом античная история города заканчивается. В 1052 году Эдесса вновь отошла Византии. Затем власть захватил армянский князь Абу-Каб, после смерти которого город перешел его сыну Василю. Затем город занял бывший византийский куропалат Филарет Брахам, ему на смену пришел его офицер Торос. Он сдерживал набеги сельджуков, но в 1097 году призвал на помощь крестоносцев первого крестового похода и усыновил их предводителя, графа Балдуина Булонского. После убийства Тороса во время восстания горожан в 1098 году власть полностью захватили крестоносцы, сделав город столицей Эдесского графства, а Балдуина — графом Эдессы. Но в 1144 году город вновь был захвачен сельджуками Занги из Алеппо, разграблен и в 1147 году полностью уничтожен. Большинство жителей Эдессы во главе с архиепископом были убиты. Поражение крестоносцев стало поводом для организации второго крестового похода.
В последующие столетия город был завоеван монголами, а затем мамлюками.
В 1637 году Эдесса была покорена Османской империей и переименована в Урфу. В то время город был торговым центром по продаже хлопка, кожи и драгоценностей.
В 1830 году город ненадолго попал под контроль хедива Мухаммада али Паши.
В 1895 году, после погромов среди армян и сирийских христиан специальными войсками султана, так называемыми хамидие, на юге и востоке Анатолии, Иоганн Лепсиус построил в городе несколько домов милосердия для переживших погромы жителей. Эти дома с 1903 года возглавляла датская миссионерка Карен Йеппе, ставшая во время первой мировой войны спасительницей многих армянских детей от геноцида. В 1917 году Йеппе по состоянию здоровья была вынуждена покинуть Турцию и продолжила свою работу в качестве официального представителя Лиги Наций в соседней Сирии. Оккупация Урфы британскими войсками в марте 1919 года принесла короткую передышку городу. Началось восстановление Урфы. Но затем в город вошли французы. Последние были изгнаны освободительными турецкими войсками. Во время геноцида армян 1915 г. из 35 тыс. жителей-армян города жертвой геноцида стали 30 тыс.
Основатель города
Ефрем Сирин называет основателем города ассирийского царя Нимрода, отождествляя Орхой с библейским Эрехом. Это мнение было подхвачено Исидором Севильским, первым энциклопедистом Средневековья. Яков Эдесский, в свою очередь, отождествлял Нимрода с Нином, сыном Бела, названного Диодором Сицилийским основателем Ниневии. Пятнадцатиметровые столбы на территории крепости Урфы, например, называют «Троном Нимрода». Абу-ль-Фарадж считал основателем города Еноха. По другой ассирийской легенде, Урфа была основана Оргом, сыном змеи.
Религия
Шанлыурфа до наших дней остается религиозным центром, её называют «городом пяти пророков» ислама. Здесь жили пророки Ибрахим (Авраам) и Иов. И согласно традициям ислама Авраам родился именно здесь. Таким образом, Шанлыурфа связана с ветхозаветным городом Уром.
После, не подтвержденного историческими документами, крещения царя Абгара V и жителей его государства были построены первые христианские церкви. Утверждают также, что Абгар V приказал отрубать руку каждому, кастрирующему себя в честь Тараты, что послужило исчезновению этой традиции. К этому же времени относится появление Мандилиона, плата с изображением Христа, ставшего первой христианской иконой.
Центральным местом паломничества в Шанлыурфе являются мечеть Халиль-Раман и относящийся к нему пруд Авраама, наполненный святыми и неприкосновенными карпами. Легенда рассказывает, что пророк Авраам, брошенный в костер, спасся, превратив огонь в воду, а горящие поленья — в карпов. Существует и второе священное озеро. Вероятно, что в дохристианские времена озера с рыбами были культовым местом поклонения богине Тарате.
Согласно христианской вере, апостол Фома, один из учеников Христа, был основателем сирийской церкви в Эдессе. Поэтому его останки были перевезены сюда после его кончины из Парфии или Индии и погребены в этой церкви.
Достопримечательности
Современная Шанлыурфа являет собой резкий контраст между своими старыми и новыми частями. Старый город — с узкими кривыми улочками, часто слишком узкими для машин, глухими заборами, окружающими уютные дома, колоритными базарами, местными жителями, одетыми в традиционные арабские и курдские костюмы. Некоторые жители города настолько бедны, что до сих пор живут в домах-пещерах, вырытых на склоне горы.
Новые районы, напротив, имеют современные дома и отели, рестораны и магазины.
- Музей Шанлыурфы
Идея, открыть в Шанлыурфе музей, возникла впервые в 1948 году. До этого имеющиеся экспонаты хранились в начальной школе имени Ататюрка. В 1956 году они были переданы в другую начальную школу, однако со временем возникла острая нехватка места, и в 1969 году был открыт музей Шанлыурфы.
С 1987 года под водохранилищем Ататюрка велись археологические раскопки. С 1995 года музей принимает участие в раскопках на холме Гёбекли-Тепе.
Однако музея оказалось недостаточно для всех экспонатов, было построено ещё одно здание. В нём сейчас располагаются три зала по археологии, зал этнографии, администрация, выставочные и конференц-залы, а также библиотека. В подвале находятся хранилище, исследовательская лаборатория и фотолаборатория.
- Пещера, где родился пророк Авраам
- Озеро Балык со священными карпами
Озеро находится во дворе мечети Халиль-Раман, построенной в 1211 году. Огромное количество жирных карпов, откормленных бросающими им хлеб посетителями, представляют собой не слишком приятное зрелище, в отличие от окружающих мечеть садов. Однако есть поверье, что тот, кто увидит среди карпов белого, попадёт на небеса.
- Озеро Айн-Зелиха
Второе священное озеро, названное по преданию, в честь дочери Нимрода Зелихи, прыгнувшей в костер вслед за Авраамом.
- мечеть Ризвание
Мечеть 1716 года, прилегающая к комплексу озера Балык.
- Большая мечеть Урфы
Построена в 1170 году на месте христианской церкви, называемой арабами «красной».
- Фонтан Фируз-Бея
Фонтан, установленный на стене теологической школы имени Иова в восточной части Большой мечети. Построен Фируз Бейем в 1781 году. От теологической школы осталась лишь надпись 1191, считающаяся датой основания школы.
- Руины крепости Урфа и «трон Нимрода»
- Восемь турецких бань времён Османской империи
Джинджикли, Везир, Шабан, Велибей, Эски Араса, Серче и общественная баня Султана.
- Традиционные дома Урфы
Обычно состоят из двух секций: гарем (для самой семьи) и селам (для гостей). Одним из таких домов, открытых для посетителей, является Дом Гаджи Хафизлар в городском районе Кара Мейдан, недалеко от почтамта. Этот дом был построен в 1888 году, затем отреставрирован Министерством Культуры Турции и преобразован в государственную галерею произведений искусства.
Стоянка времен эпохи неолита, датируемая около 8000 года до н.э.. Сейчас находится на дне водохранилища Ататюрка.
Самые древние в мире развалины каменных храмов (около 11500 года до н. э.)
Кухня
Кухня типична для юго-востока Турции. Основу составляет хлеб и мясо: кебабы, данары либо шаурма с большим количеством баклажанов, помидоров и красного перца (особенно местного сорта «исот»), и кофе.
Знаменитые жители
- Алексий, человек Божий (конец IV — начало V в.) — христианский святой, аскет
- Вардесан (154—225) — гностик
- Браим Халил — езидский пророк, в христианстве — пророк Авраам
- Ефрем Сирин (306—373) — учитель христианской церкви
- Иов — христианский пророк
- Матвей Эдесский — армянский историк XII века
- Раббула (ум. 435) — епископ Эдессы
- Фома Канский — христианский проповедник
- Наби, Юсуф (1642–1712) — турецкий поэт
См. также
Напишите отзыв о статье "Шанлыурфа"
Ссылки
- [za7gorami.ru/f/sanliurfa-gorod-amazonok-i-svyaschennyh-ryb Виртуальная экскурсия по Шанлыурфе] (рус.)
- [www.aga-online.org/de/texte/urfa/index.php История города] (нем.)
- [www.beepworld.de/members41/assyrismus/edessa.htm Эдесса, священный город Абгаров] (нем.)
- [www.urfa.org/urfa Старые и новые фотографии Шанлыурфы] (тур.)
- [www.sanliurfa.bel.tr Официальный сайт Шанлыурфы] (тур.)
- [www.urfahayat.com Новости Шанлыурфы] (тур.)
- [www.urhoy.info/ Ургой — мать всех городов Мессопотамии] (англ.)
- [www.guneydogumirasi.org/eng/ Туристическая информация] (англ.)
| ||||||||
| ||||||||||||
Отрывок, характеризующий Шанлыурфа
На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
Но император улыбнулся и перебил его:
– Сколько миль?
– Откуда и докуда, ваше величество?
– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.
В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
