Кекконен, Урхо

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Урхо Кекконен»)
Перейти к: навигация, поиск
Урхо Калева Кекконен
Urho Kaleva Kekkonen<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

Президент Финляндии
1 марта 1956 года — 26 октября 1981 года
Предшественник: Юхо Кусти Паасикиви
Преемник: Мауно Койвисто
Премьер-министр Финляндии
17 марта 1950 года — 17 января 1951 года
Предшественник: Карл-Август Фагерхольм
17 января 1951 года — 20 сентября 1951 года
20 сентября 1951 года — 9 июля 1953 года
9 июля 1953 года — 17 ноября 1953 года
Преемник: Сакари Туомиоя
Премьер-министр Финляндии
20 октября 1954 года — 15 февраля 1956 года
Предшественник: Ральф Тёрнгрен
Преемник: Карл-Август Фагерхольм
 
Вероисповедание: лютеранин
Рождение: 3 сентября 1900(1900-09-03)
Пиэлавеси, Великое княжество Финляндское
Смерть: 31 августа 1986(1986-08-31) (85 лет)
Хельсинки, Финляндия
Место погребения: кладбище Хиетаниеми
Отец: Юхо Кекконен
Мать: Эмилия Пюльвяняйнен
Супруга: Сильви Саломе Уйно
Дети: Матти (1928—2013)
Танели (1928—1985)
 
Автограф:
 
Награды:


У́рхо Ка́лева Ке́кконен (фин. Urho Kaleva Kekkonen, 3 сентября 1900, Пиэлавеси, Великое княжество Финляндское, Российская империя — 31 августа 1986, Хельсинки, Финляндия) — известный финский политик, восьмой президент Финляндии. Три раза распускал парламент за время своего непрерывного 25-летнего правления[1].





Биография

Детство и молодость

Родился 3 сентября 1900 года в самом центре Великого княжества Финляндского в селении Пиелавеси провинции Саво. Хотя дом (а теперь дом-музей), где он родился, называется фин. Lepikon torppa, Кекконены не были торпари. Детство провёл в провинции Кайнуу.

Когда в начале 1918 года в Финляндии началась гражданская война, 17-летний Урхо отправился сражаться на стороне белых антикоммунистов в рядах Шюцкора. Воевал в Партизанском полку Каяани. Принимал участие в параде победы белых войск в 16 мая 1918 Хельсинки.

Учёба и начало политической карьеры

В 1919 году окончил лицей Каяани. После этого был призван на срочную службу в армию, служил в автомобильном батальоне в Хельсинки.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4780 дней] Принимал участие в параде победителей в Хельсинки 16 мая 1918 года. Закончил службу сержантом.

Работал журналистом в Каяани. В 1921 году переехал в Хельсинки, где поступил на юридический факультет Хельсинкского университета. Во время учёбы принимал активное участие в студенческом движении, одновременно сотрудничая с секретной полицией (тогда же познакомился со своей будущей женой, работавшей машинисткой в полицейском участке). В 1926 году окончил университет.

Был членом правого Карельского академического общества, ставившего целью присоединение к Финляндии Восточной Карелии (вышел в знак протеста против поддержки этим обществом крайне правого путча 27 февраля 1932 года).

С 1933 года член, до 1956 года один из лидеров партии Аграрный союз (с 1965 года — Партия центра).

В 1927—1932 годах — юрист в Ассоциации сельских муниципалитетов, одновременно в 1927—1928 годах — главный редактор студенческой газеты Ylioppilaslehti Хельсинкского университета.

С 1933 года работал в министерстве сельского хозяйства.

С 1936 года — доктор юридических наук.

Карьерный рост

Член парламента в 19361956 годах от партии Аграрный союз (фин. Maalaisliitto).

В 1936—1937 годах министр юстиции; пытался запретить ультраправое Патриотическое народное движение (IKL).

В 1937—1939 годах министр внутренних дел. В 1938 году вновь выступил инициатором запрещения лапуасского IKL, Хельсинкский суд не нашёл для этого достаточных оснований.

В 19401943 годах председатель Комитета по делам переселенцев, в марте 1940 года был единственным членом парламента, голосовавшим против мирного договора с СССР.

В 1943—1945 годах уполномоченный министерства финансов.

С 1944 года один из лидеров межпартийной «мирной оппозиции».

В 1944—1946 годах министр юстиции (провёл суды над финскими военными преступниками).

В 1946—1947 годах вице-председатель. Председателем парламента был социал-демократ Карл-Август Фагерхольм (1945—1948).

Председатель парламента (1948—1950)

Летом 1948 года на парламентских выборах большинство голосов получила СДП, было сформировано правительство социал-демократов, которое возгравил Фагерхольм. После назначения Фагерхольма премьер-министром спикером парламента (Эдускунты) был избран Кекконен.

На президентских выборах, состоявшихся в январе 1950 года, Кекконен баллотировался на пост президента Финляндии от партии Аграрный союз. Однако он занял лишь третье место, получив 62 голосов членов коллегии выборщиков (ставший президентом Юхо Кусти Паасикиви получил 171, а занявший второе место Мауно Пеккала — 67).

Премьер-министр

Паасикиви, после избрания президентом, 17 марта 1950 года назначил Кекконена премьер-министром.

Летом 1950 года Кекконен в качестве нового премьер-министра получил возможность подписать в Москве договор на 5 лет о торговых связях, который был очень выгоден Финляндии. 9 июня Кекконен прибыл в Москву. 13 июня его принял Иосиф Сталин[2] и вечером того же дня было подписано пятилетнее торговое соглашение.

В 19501953 и 19541956 годах премьер-министр, одновременно в 1950—1951 годах министр внутренних дел.
В 1952—1953 и 1954 годах министр иностранных дел.

Президент Финляндии

1956—1962: Первый срок

С 1956 года — президент Финляндской Республики (с трудом победил социал-демократа Карла-Августа Фагерхольма — 151 голос против 149 в коллегии выборщиков). В период выборной кампании обвинялся в чрезмерном увлечении алкоголем, внебрачных делах и распутстве (что частично было верным).

Вместе со своим предшественником Ю. К. Паасикиви был проводником политики, называвшейся на Западе «финляндизацией»: частичная уступка суверенитета (политический нейтралитет) и налаживание тесного экономического, культурного и иного сотрудничества с СССР при сохранении тесных отношений с Западом. В Финляндии и СССР его внешнеполитический курс был известен как «линия Паасикиви—Кекконена». По мнению некоторых западных историков политическая близость между финляндским истеблишментом и Москвой при нём была такой, что «советское Политбюро имело фактическое право вето на назначения в кабинет в Хельсинки», а «те, кого считали антисоветски настроенными, обнаруживали, что на их карьере стоит крест»[3].

Принимал участие в заключении Договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи между СССР и Финляндией (1948); подписал первый Протокол (1955).

1962—1968: Второй срок

На выборах 1962 года получил 199 из 300 голосов коллегии выборщиков, получив поддержку 4 партий. В мае 1963 года выступил с инициативой превращения Северной Европы в безъядерную зону мира. Также в 1960-е годы заключил пограничный договор с Норвегией и выступал за подготовку и созыв Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (СБСЕ). С 1966 года в состав правительства Финляндии начали входить представители коммунистической партии.

1968—1978: Третий срок

На выборах 1968 получил 201 из 300 голосов коллегии выборщиков, получив поддержку 5 партий.

Ратифицировал второй Протокол (1970) о продлении срока действия Договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи между СССР и Финляндией ещё на 20 лет. Подписал договор о свободной торговле с ЕЭС.

В 1975 в Хельсинки на встрече глав 35 государств был подписан Заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (Хельсинкские соглашения)

1978—1981: Четвёртый срок

Был выдвинут шестью и поддержан девятью партиями страны, 15 февраля 1978 года избран на 4-й срок, получив 259 из 300 голосов членов коллегии выборщиков.

Последние годы

После ухода с должности президента по состоянию здоровья 26 октября 1981 года[4], когда ему уже исполнился 81 год, получил право остаться жить в резиденции Тамминиеми, где он и пребывал на лечении вплоть до самой смерти.

Урхо Калева Кекконен скончался 31 августа 1986 года. Похоронен 7 сентября на кладбище Хиетаниеми.

Семья

Увлечения

Спортивная рыбалка, катание на лыжах. В молодости был знаменитым спортсменом, в 1924 г. стал чемпионом Финляндии по прыжкам в высоту (с результатом 185 см) и по прыжкам с места.

В 1969 году в возрасте 69 лет совершил 200 км поход через Главный Кавказский хребет вместе с Председателем Совета Министров СССР А. Н. Косыгиным, с которым его связывала многолетняя дружба[5].

Награды, звания и память

С 1936 доктор юридических наук. Почётный доктор юридических наук МГУ (1958).

Напишите отзыв о статье "Кекконен, Урхо"

Примечания

  1. [finnish.ru/finland/state/eduskunta.php Парламент Финляндии]
  2. [trove.nla.gov.au/ndp/del/article/49736938The Courier-Mail (Brisbane, Qld.) Saturday 17 June 1950]
  3. [www.iht.com/articles/2008/01/23/europe/spy.php Cold War list is focus of scandal in Finland] (англ.). The International Herald Tribune (23 января 2008). Проверено 12 октября 2008. [www.webcitation.org/619speBOd Архивировано из первоисточника 23 августа 2011].
  4. [www.britannica.com/EBchecked/topic/314300 Урхо Калева Кекконен] (англ.). — статья из Encyclopædia Britannica Online. Проверено 29 октября 2009.
  5. [www.alpklubspb.ru/ass/a440.htm Косыгин и Кекконен покоряют Кавказ ]

Литература

Ссылки

  • Кекконен Урхо Калева // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>  (Проверено 28 января 2009)
  • [rus.err.ee/culture/cb60d7c1-b6af-49db-b1f5-e4912129083f Память президента Финляндии Кекконена будет увековечена в Таллине ] // rus.err.ee, 12.01.2011
Предшественник:
Карл-Август Фагерхольм
Спикер парламента Финляндии
1948—1950
Преемник:
Карл-Август Фагерхольм
Предшественник:
Карл-Август Фагерхольм
Премьер-министр Финляндии
1950—1953
Преемник:
Сакари Туомиойя
Предшественник:
Ральф Тёрнгрен
Премьер-министр Финляндии
1954—1956
Преемник:
Карл-Август Фагерхольм
Предшественник:
Юхо Кусти Паасикиви
Президент Финляндии

1956—1981
Преемник:
Мауно Койвисто
  1. [yle.fi/novosti/novosti/article9117164.html «Я совсем несчастный», - жаловался Урхо Кекконен. Новая книга рассказывает о выдающемся государственном муже, который жаждал любви и называл себя жалким человеком.] // Сайт телерадиокомпании Yleisradio Oy. Служба новостей Yle. — 24 августа 2016. (Проверено 26 августа 2016)

Отрывок, характеризующий Кекконен, Урхо

– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.


Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.


1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.