Ново-Екатерининская больница

Усадьба
Усадьба Гагарина
Страна	Россия
Город	Москва
Тип здания	усадьба
Архитектурный стиль	классицизм
Архитектор	Матвей Казаков
Строительство	1794—??? годы
Статус	памятник архитектуры (федеральный)
Состояние	неудовлетворительное

Усадьба Гагарина — Английский клуб — Ново-Екатерининская больница (здание № 15/29 на углу улицы Петровки и Страстного бульвара) — монументальное здание с 12-колонным портиком, памятник зодчества конца XVIII века, построенный для семьи князя С. В. Гагарина (1713—1782). Яркий памятник раннего московского классицизма. В настоящее время здание входит в комплекс зданий Московской городской думы.

Существуют сведения, что на этом месте в XVI веке находился дворец Василия Третьего, позже превращённый в путевой дворец для остановки иностранных послов. Местность, окружавшая дворец, называлась Путинки, а Страстной бульвар, образованный из проезжего переулка у стен Белого города, в начале XIX века носил название Путинский.

История

Усадьба Гагарина

Ушедший в отставку с поста президента Коллегии экономии в 1773 году князь Сергей Гагарин сосредоточился на управлении подмосковными имениями императрицы Екатерины II и получил землю для возведения собственной городской усадьбы в Москве. Проект был заказан главному придворному зодчему Матвею Казакову. Строительство усадьбы началось в 1776 году на перекрестке у Петровских ворот.

Английский клуб

Семья Гагарина оставалась в доме до 1802 года. После гибели одного из сыновей особняк был сдан под «Английский клуб» — модное место для развлечений екатерининской Москвы. В крупных городах подобные клубы работали по аналогии с западными джентльменскими собраниями. В члены принимались знатные мужчины, но только после соответствующей рекомендации и тайного голосования. Членами клуба стали первые 400 представителей городской знати.

Главное событие «английского периода» в истории здания пришлось на 3 марта 1806 года: джентльмены организовали званый обед в честь героя Шенграбенского сражения князя Петра Багратиона. Картину того вечера по воспоминаниям современников восстановил один из более поздних завсегдатаев Английского клуба — писатель Лев Толстой в романе «Война и мир».

Членам Английского клуба пришлось покинуть здание в 1812 году, перед вторжением французских войск в Москву. По иронии судьбы именно во дворце на Страстном бульваре, согласно воспоминаниям одного из сподвижников Наполеона Мари-Анри Бейля, более известного под псевдонимом Стендаль, войска планировали разместить полевой штаб. Претворить замысел в жизнь не удалось: большой московский пожар уничтожил гагаринскую усадьбу раньше. После окончания войны Английскому клубу пришлось подыскать альтернативное помещение по соседству — на Страстном бульваре, а дворец Гагариных на несколько лет остался заброшенным.

Ново-Екатерининская больница

В 1821 году полуциркулярный корпус дворца с левым крылом в главной части отстроили заново. При этом главный трехэтажный корпус и правое крыло оставались не отделанными до 1828 года, когда здание было приобретено военным генерал-губернатором Москвы Д. В. Голицыным для устройства в нём больницы. В этом году оно было восстановлено и приспособлено О. И. Бове для больницы под руководством доктора А. И. Поля — домашнего врача Д. В. Голицына, возглавлявшего также Екатерининскую больницу на 3-й Мещанской улице. Надо отметить, что к 1828 году строения «Екатерининки» обветшали, оснащение поизносилось.

В 1833 году пациентов Екатерининской больницы перевели в здание на Страстном бульваре (отсюда и название — «Ново-Екатерининская»). Дата «1775» на фронтоне относится к году основания Екатерининской больницы. Таким образом, Ново-Екатерининская больница стала преемницей Екатерининской. А своё название получила по Домовой Екатерининской церкви, основанной в 1775 году в здании на 3-й Мещанской улице. В 1833 году церковь в честь великомученицы Екатерины была освящена и в здании на Страстном бульваре.

В новой больнице разместилось клиническое отделение Московской медико-хирургической академии. В 1839 году там открылись терапевтическое отделение и фельдшерская школа. Больница стала крупнейшей в Москве — 250 коек, причем в ней обслуживались люди всех званий и состояний, а беднейшим из них лечение предоставлялось бесплатно.

В 1846 году вышел Указ императора Николая I о преобразовании Ново-Екатерининской больницы в клиническую. Здесь были созданы одни из первых в России госпитальные клиники — терапевтическая и хирургическая с урологическим отделением (1846 г.).

В период 50—60 годов ХIX века в здании размещались клиники медицинского факультета Московского университета. Основатель больницы выдающийся хирург А. И. Поль заведовал Ново-Екатерининской больницей 39 лет.

Во время Великой Отечественной войны больница с июня 1941 года стала эвакогоспиталем, а с осени 1942 до весны 1945 года — окружным военным госпиталем. В последующем она получила название «городская клиническая больница № 24».

В 1975 году в связи с двухсотлетием за большой вклад в развитие медицины страны городская клиническая больница № 24 была награждена орденом «Знак почета».

До 1985 года в здании на Страстном бульваре располагались все отделения больницы, при этом остро ощущалась нехватка места. Условия для лечения больных нельзя было назвать удовлетворительными.

Первый проект реконструкции здания появился в 1998 году: после вывода больницы из занимаемых помещений их, с максимально возможным развитием и увеличением площадей, планировалось передать под размещение Музея истории города Москвы.

В рамках разрабатываемой концепции развития сада «Эрмитаж» планировалось объединить с ним внутренний двор бывшей больницы.

Все нежилые помещения на Страстном бульваре, находящиеся в оперативном управлении городской клинической больницы № 24 на срок до окончания строительства нового здания больницы и осуществления переезда, были переданы городу.

Строительство лечебного и вспомогательных корпусов, обеспечивающих функционирование городской клинической больницы № 24 на 500 коек, предполагалось на Писцовой улице, вл. 10. Окончательно больница из занимаемых помещений на Страстном бульваре переехала в новое здание на Писцовой улице в 2009 году.

Восстановление исторического облика здания. Период реставрации

За время своего существования здание претерпело многочисленные реконструкции и перепланировки, как в XIX веке (проект приспособления под больницу О. И .Бове), так и в советский период. За время эксплуатации в качестве больницы многие подлинные элементы здания фактически были уничтожены. Настенная живопись была либо закрашена, либо оказалась под опущенными потолочными перекрытиями, стены отделаны кафелем, художественный паркет покрыт линолеумом, белокаменный декор фасадов частично утрачен или закрашен масляной краской, что недопустимо для белого камня. Уже в новейший период, в 2009—2011 годах, были варварски вырваны и похищены пролёты чугунных лестниц. Здание начало активно разрушаться.

Новая жизнь архитектурного комплекса началась вскоре после избрания на пост Мэра Москвы С. С. Собянина. В 2011 году пустовавшие в течение нескольких лет здания были взяты под государственную охрану, стал прорабатываться вопрос о реставрации и реконструкции комплекса.

Предполагаемое использование Ново – Екатерининской больницы после реставрации

По первоначальным замыслам руководства г. Москвы, в отреставрированном главном дворце должен был расположиться Дворец бракосочетания, поскольку строгость, торжественность и одновременное изящество здания, его вместительность, наличие окружающего садово – паркового ансамбля, а также транспортная доступность и удобное расположение делало привлекательным этот комплекс зданий для запоминающихся торжеств.

Исследование Ново – Екатерининской больницы, предшествующие реставрации

Полные комплексные научные исследования  ансамбля зданий и Парка-памятника, по решению властей г. Москвы по результатам конкурса было поручено провести коллективу специалистов ООО «АРХИТЕКТУРНАЯ МАСТЕРСКАЯ МАЛЬЦЕВА»  под руководством архитектора Станислава Мальцева. Это творческое объединение выступило в роли генерального проектировщика реставрации объекта культурного наследия "Ансамбль Ново-Екатерининская больница у Петровских ворот (Дом Гагарина)", по адресу: Страстной бульвар, д.15/29, с приспособлением для современного пользования.

В течение 2010 – 2011 годов были  выполнены историко-архивные и архитектурно-археологические исследования, включая обмеры и обследования технического состояния конструкций зданий.  На их основании был разработан и  согласован  Департаментом культурного наследия города Москвы (Мосгорнаследием) предмет охраны  ансамбля «Ново – Екатерининская больница  у Петровских ворот»,  и в дальнейшем разработана и согласована эскизная и рабочая документация по реставрации главного Дворца и прилежащего парка – памятника. Получено положительное заключение Государственной историко-культурной экспертизы.

Исследования обнаружили прекрасную сохранность фундаментов из сибирской лиственницы.  В ходе архитектурно – археологических исследований Станислав Мальцев и его сотрудники выявили в составе циркумференции остатки одностолпных палат, которые ранее были неизвестными. Из этого можно сделать два вывода:

• ·         Палаты были выстроены скорее всего,  не позже конца XVII  - начала XVIII века, поскольку более поздние здания строились по европейским образцам, а с 1680 года в столице укрепляется московское барокко. Возможно, они существовали в переходный период русского узорочья, предшествующий барочному стилю;
• ·         Матвей Казаков бережно относился к сооружениям, которые находились на месте будущего ансамбля. Это доказывает сохранение и преемственность конфигурации палат и сооружений будущей усадьбы Гагариных.

Также прекрасно сохранились уникальные стены и сводчатые перекрытия 1-го этажа, имеющие к тому же систему «теплых полов». Дымоходы печей не выходили на кровлю, а имели специальные лабиринты в перекрытиях, служащие для отопления здания. Научно - исторические исследования зафиксировали расположение печей, каминов и дымоходов, теплых полов.

Только с  учетом всех исторических и архитектурных особенностей, был предложен проект реставрации, главной задачей которого было, в  соответствии с Федеральным законодательством по охране культурного наследия, вернуть городу ансамбль усадьбы Ново – Екатерининской больницы в том виде, в котором он украшал Москву в период своего расцвета.

Также мастерская разработала проект реставрации с приспособлением для  современного использования  парка памятника садово-паркового искусства регионального значения "Парк Ново-Екатерининской больницы".  Структура усадебного парка  восстановлена на основании архивных чертежей, фиксирующих парк периода М.Ф.Казакова, выполненных О.И.Бове перед началом работ по реконструкции ансамбля, а также на основании натурных исследований.

Проект строительства новых зданий на территории охраняемого ансамбля

В соответствии с историко - архитектурным опорным планом квартала (Историко-архитектурное обследование, Том 2, Книга 1, согласованного в 2010 г. Департаментом культурного наследия г. Москвы), вся территория ансамбля Ново-Екатерининской больницы входит в состав территории объединённой охранной зоны объектов историко-архитектурного наследия, а исторические строения относятся к предмету охраны.
Однако, реконструкция ансамбля не была ограничена реставрацией главного дворца. В нее было включен и проект нового капитального строительства в его охранной зоне, выполненный с нарушением всех федеральных и региональных законов об охране объектов культурного наследия, градостроительных норм и правил.
Этот проект был предложен  ГУП г. Москвы — Управлением по проектированию общественных зданий и сооружений «Моспроект-2» имени М.В. Посохина.
Согласно данному проекту, на территории Ново–Екатерининской больницы в охранной зоне появились следующие объекты и изменения:

• построено здание зала совещаний Московской городской думы, для строительства которой предлагалось снести исторические строения №№ 3, 4, 8 по Страстному бульвару д.29/15. При этом для передвижения депутатов предусмотрен общий подземный этаж под главным зданием Дворца;
• построен подземный гараж-стоянка не только на охраняемой территории ансамбля, но и на территории парка-памятника садово-паркового искусства  регионального значения — «Парк Екатерининской больницы» с освоением подземного пространства западной части территории усадьбы;
• произведена застройка сопредельной территории по Успенскому переулку 14. въезд и выезд из подземного гаража, под видом регенерации исторической застройки.

С эстетической точки зрения, гармоничность соседства фасадов нового здания Мосгордумы,  разработанные в бюро SPeeCH^[что?], и главного Дворца  сомнительна.

Заседание комиссии, разрешившей снос исторических зданий на территории памятника – ансамбля, находящихся под охраной государства
26 декабря 2012 года  комиссия по сносу при правительстве Москвы под руководством заместителя Департамента культурного наследия города Москвы Емельянова А. А., принимает решение о сносе трёх зданий на территории ансамбля (№№ 3,4,8) ради строительства нового здания Мосгордумы.

О снесенных зданиях, подлежащих охране

Определённый^[кем?] научный интерес, помимо главного здания Дворца представляли такие постройки ансамбля, как строения №№ 4 и 8. Первое из них — это хозяйственный корпус усадебного комплекса князей Гагариных, которое было впервые обозначено на плане владения князя Н.С.Гагарина в 1828 г., как уже существующее каменное строение. В нём сохранились элементы архитектурной отделки главного фасада — окна с лучковым завершением, обработанные штукатурными наличниками, элементы архитектурной отделки 2-ой половины XIX в. — потолочные карнизы, лучковые наличники дверей, филенчатые дверные полотна.

Несомненный интерес представляет тот факт, что на плане строений, выполненном самим Осипом Бове в 1820-х годах этот корпус, значащийся в охранных материалах Департамента культурного наследия города Москвы, как анатомический театр с часовней и моргом, показан как элемент уже существующей застройки черного двора Екатерининской больницы. Таким образом, он относится к творению школы М.Ф. Казакова.

Определённую^[кем?] ценность представлял прачечный корпус — каменное строение, построенное по проекту О.И.Бове в 1832-1833гг. Разрешение на его постройку было выдано 7 октября 1831г. комитетом Министров, ведающим покупкой владения Гагариных и размещением в нём новой больницы. В интерьере сохранились уникальные сводчатые лотковые перекрытия с опорой на центральный столб.

Незаконный снос в новогоднюю ночь

В результате решения комиссии исторические здания № 4 и 8, а также корпус № 3 были незаконно снесены в новогоднюю ночь 2013 года, чтобы избежать выступлений общественности против сноса памятников архитектуры.

Внешние изображения
Снесённые памятники
	[www.archnadzor.ru/wp-content/uploads/2013/01/pokoynitskaya.jpg Покойницкая до сноса]
	[www.archnadzor.ru/wp-content/uploads/2013/01/prachechnaya.jpg Прачечная до сноса]

Незаконно снесённые строения являлись единственными, помимо главного здания, сохранившимися строениями ансамбля периода передачи владения усадьбы больнице Святой Екатерины (1830-е годы) и формировали градостроительный облик усадьбы начала XIX века. Снесённые строения представляли несомненный научный интерес тем, что давали возможность проследить композиционную структуру больничного хозяйственного двора, задуманную и воплощённую архитектором О. И. Бове в 30-е годы XIX века.

Ход реставрации

В 2012 году началась подготовка к проведению полномасштабных реставрационных работ, в 2013 году началась сама реставрация.

В комплекс входят основное здание — бывший дворец князя Гагарина; Храм во имя св. блг. князя Александра Невского на дворе Ново-Екатерининской больницы (1836 г., 1872 г., арх. А. А. Никифоров, 1876 г.); ограда по ул. Петровка (кон. XVIII — нач. XIX вв., 1973 г., арх. Э. Э. Наседкин); флигель XIX в.

Во время реставрационных работ было задействовано более 1000 специалистов в смену. Работы производились круглосуточно.

Реставрация фасадов и крыши

В ходе проведения работ ФГУП ФСО «АТЕКС» отреставрированы фасады главного здания, которые находились в неудовлетворительном состоянии. Учитывая, что их площадь составляет более 7 000 кв. м., объём проведенных работ оказался практически беспрецедентным. Более миллиона кирпичей разного времени и формата потребовали вычинки. С целью сохранения несущей способности стен, помимо удаления обширных фрагментов, пораженных грибком, проведено их инъектирование. На это потребовалось почти 500 тонн инъекционного состава. Более 90 % элементов декора фасадов требовали тщательной реставрации. В том числе выполнена реставрация белокаменных подоконников, междуэтажных карнизов, цоколя здания.

Проведены работы по реставрации лепного декора антаблемента портика главного фасада. Установлены новые столярные оконные и дверные заполнения, выполненные по сохранившимся образцам и аналогам. Воссоздан герб на портике главного фасада. До реставрации на портике главного фасада здания, находился герб СССР.

Отреставрирована кровля. Полностью заменена аварийная, пришедшая в негодность стропильно-балочная система. Воссозданы покрытие скатной кровли и слуховые окна, водосточные трубы и воронки.

Реставрация интерьеров главного здания

Восстановлен облик парадной лестницы по сохранившейся фотографии начала XX в., а также прямоугольная форма оконных и дверных проемов коридора.

По имеющемуся фрагменту чугунной ступени специалистами-реставраторами был воссоздан облик парадной лестницы и лестниц центрального объёма, выполнены отливки ступеней, балясин и площадок из чугуна. Для этого понадобилось более 20 тонн чугуна.

Кроме того, проведена реставрация лестниц конца XIX века из песчаника.

В ходе реставрационных работ на первом и втором этажах здания под штукатуркой были открыты фрагменты первоначального фасада — белокаменный декор. Его скрыли в результате реконструкции, проведенной О. И. Бове. Все элементы из белого камня отреставрированы, утраченные фрагменты воссозданы. По решению архитектурной комиссии фрагменты первоначального фасада включены в новый интерьер здания.

В помещениях 2-го этажа, служившего в своё время залом для собраний, были обнаружены паркет и фрагменты настенной росписи. На основании полученных архивных данных удалось полностью восстановить живопись на стенах и рисунок паркета. Также был воссоздан лепной декор на потолке помещения.

При проведении работ по разборке и замене аварийных перекрытий на чердаке левого крыла циркумференции обнаружен живописный фриз в стиле гризайль и часть штукатурного карниза. Проведена их реставрация, а роспись на фризе полностью восстановлена.

Воссоздание усадебного парка

При эксплуатации объекта в советский период усадебный парк был практически утрачен вследствие застройки его строениями преимущественно хозяйственного назначения. В ходе работ территория расчищена от поздних хозпостроек, структура парка восстановлена по чертежам О. И. Бове, раскрыты фундаменты существовавших усадебных зданий, которые были использованы для их последующего воссоздания. Планируется создание единого паркового комплекса с садом «Эрмитаж».

Комплексная реставрация ограды со стороны улицы Петровки и Страстного бульвара

Кирпичная ограда с белокаменным цоколем и карнизами столбов и прясел длиной 142 метра тянулась от торца главного дома, выходившего на Петровку, и заворачивала в Успенский переулок. В XIX веке помимо ограждения она выполняла роль подпорной стенки, так как уровень насыпного грунта был поднят почти до верха прясел, выравнивая таким образом территорию сада. К концу XIX века ограда пришла в негодность и была перестроена. На фотографии 1930-х годов видна глухая оштукатуренная стена с нишами, имеющими лучковую перемычку.

Оштукатуренная поверхность кирпичной кладки расчищена от грязи и многократных слоев покраски. Выполнен комплекс работ по усилению фундаментов ограды, отреставрирована белокаменная поверхность цоколя, а поврежденные камни заменены. Прясла ограды укрыты металлом. Воссозданы кованые металлические ворота.

Археологические исследования

Одновременно с реставрационными работами на территории архитектурного комплекса впервые за время его существования проводились археологические исследования. Лучше всего культурный слой сохранился на участках вдоль улицы Петровки, где удалось проследить усадебную застройку начала XVII—XVIII веков. Обнаружен древний колодец, который снабжал питьевой водой жителей усадеб.

Кроме найденных многочисленных аптекарских флаконов и остатков больничных хозяйственных построек, одним из важнейших результатов исследований стало обнаружение кирпично-белокаменных фундаментов летнего корпуса, построенного за счет бюджета города в середине 30-х годов XIX века.

Собрана коллекция интереснейших артефактов XVI—XIX веков, достойных внимания как специалистов, так и широкого круга людей, увлекающихся историей, культурой, духовной жизнью и повседневным бытом москвичей. Всего обнаружено более 3500 предметов, около 500 из них имеют экспозиционную ценность. Артефакты, обнаруженные в ходе проведения археологических исследований, переданы в Музейный фонд РФ и в Музей Москвы.

Также на территории парковой зоны вскрыты конструкции деревянных хозяйственных построек, не подлежащих музеефикации и не имеющих исторической ценности.

Усадебный комплекс

Домовая церковь Великомученицы Екатерины

В результате обследования и на основании ранее полученных архивных данных в помещении внутридомовой церкви Великомученицы Екатерины проведен комплекс реставрационных работ: укреплены деревянные стены, воссоздано мраморное покрытие, по сохранившимся образцам восстановлен паркет, отреставрировано 12 колонн, выполненных из естественного мрамора, реконструирован лепной декор.

Благодаря проведенным исследованиям в конхе домовой церкви были обнаружены достаточно хорошо сохранившиеся фрагменты живописной росписи. С применением методов научной реставрации было расчищено от многочисленных слоев масляной краски и полностью отреставрировано живописное панно «Вознесение Христа» площадью более 60 кв. м.

Восстановлена золочёная главка домовой церкви.

На территории комплекса имеются два отдельно стоящих здания. Это двухэтажный жилой флигель и храм во имя св. благоверного князя Александра Невского. В них также были проведены реставрационные работы.

Храм во имя св. блг. князя Александра Невского

В 1876 году церковь была перестроена по проекту архитектора А. А. Никифорова. В советское время здание использовалось как слесарная мастерская, бойлерная и склад. В эти годы интерьер был полностью уничтожен, воздвигнуты новые перегородки, оконные проемы заложены кирпичом, помещения отделаны кафелем.

В ходе реконструкции демонтированы поздние перегородки, металлические конструкции, облицовка плиткой. Выполнена реставрация фасадов здания, белокаменного декора, подоконников, межэтажных карнизов, цоколя.

Сделаны столярные оконные и дверные заполнения по сохранившимся образцам и аналогам. Установлен крест.

По архивным документам воссозданы планировка помещений и покрытие пола из песчаника и солеи.

Флигель

Двухэтажный жилой флигель входил в состав городской усадьбы, сложившейся после пожара 1812 года. Он был построен предположительно в первой четверти XIX века и является единственной сохранившейся усадебной постройкой. Здание двухэтажное, низ каменный, верх деревянный.

За время продолжительной эксплуатации здание подвергалось многочисленным перестройкам. После снятия ремонтной штукатурки со стен первого этажа выполнена вычинка кладки, оконных и дверных проемов, межэтажного карниза и подоконников. Использовался реставрационный кирпич. Проведена реставрация деревянной обшивки стен 2-го этажа и вычинка наружных бревенчатых стен.

Для помещений с плоским потолком изготовлены тянутые карнизы по сохранившимся образцам. Проведена комплексная реставрация лепного декора карнизов и потолочных розеток. Восстановлена частично разобранная угловая печь с оштукатуренной лицевой поверхностью. Установлены дверные блоки, выполненные по сохранившимся образцам. Покрытие пола сделано из художественного паркета.

См. также

• Старо-Екатерининская больница (1835—1923)

Отрывок, характеризующий Ново-Екатерининская больница

«Неужели он умер в том злобном настроении, в котором он был тогда? Неужели не открылось ему перед смертью объяснение жизни?» – думал Пьер. Он вспомнил о Каратаеве, о его смерти и невольно стал сравнивать этих двух людей, столь различных и вместе с тем столь похожих по любви, которую он имел к обоим, и потому, что оба жили и оба умерли.
В самом серьезном расположении духа Пьер подъехал к дому старого князя. Дом этот уцелел. В нем видны были следы разрушения, но характер дома был тот же. Встретивший Пьера старый официант с строгим лицом, как будто желая дать почувствовать гостю, что отсутствие князя не нарушает порядка дома, сказал, что княжна изволили пройти в свои комнаты и принимают по воскресеньям.
– Доложи; может быть, примут, – сказал Пьер.
– Слушаю с, – отвечал официант, – пожалуйте в портретную.
Через несколько минут к Пьеру вышли официант и Десаль. Десаль от имени княжны передал Пьеру, что она очень рада видеть его и просит, если он извинит ее за бесцеремонность, войти наверх, в ее комнаты.
В невысокой комнатке, освещенной одной свечой, сидела княжна и еще кто то с нею, в черном платье. Пьер помнил, что при княжне всегда были компаньонки. Кто такие и какие они, эти компаньонки, Пьер не знал и не помнил. «Это одна из компаньонок», – подумал он, взглянув на даму в черном платье.
Княжна быстро встала ему навстречу и протянула руку.
– Да, – сказала она, всматриваясь в его изменившееся лицо, после того как он поцеловал ее руку, – вот как мы с вами встречаемся. Он и последнее время часто говорил про вас, – сказала она, переводя свои глаза с Пьера на компаньонку с застенчивостью, которая на мгновение поразила Пьера.
– Я так была рада, узнав о вашем спасенье. Это было единственное радостное известие, которое мы получили с давнего времени. – Опять еще беспокойнее княжна оглянулась на компаньонку и хотела что то сказать; но Пьер перебил ее.
– Вы можете себе представить, что я ничего не знал про него, – сказал он. – Я считал его убитым. Все, что я узнал, я узнал от других, через третьи руки. Я знаю только, что он попал к Ростовым… Какая судьба!
Пьер говорил быстро, оживленно. Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласково любопытный взгляд, устремленный на него, и, как это часто бывает во время разговора, он почему то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
Но когда он сказал последние слова о Ростовых, замешательство в лице княжны Марьи выразилось еще сильнее. Она опять перебежала глазами с лица Пьера на лицо дамы в черном платье и сказала:
– Вы не узнаете разве?
Пьер взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом, лицо компаньонки. Что то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз.
«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.
«Нет, это так, от неожиданности», – подумал Пьер. Но только что он хотел продолжать начатый разговор с княжной Марьей, он опять взглянул на Наташу, и еще сильнейшая краска покрыла его лицо, и еще сильнейшее волнение радости и страха охватило его душу. Он запутался в словах и остановился на середине речи.
Пьер не заметил Наташи, потому что он никак не ожидал видеть ее тут, но он не узнал ее потому, что происшедшая в ней, с тех пор как он не видал ее, перемена была огромна. Она похудела и побледнела. Но не это делало ее неузнаваемой: ее нельзя было узнать в первую минуту, как он вошел, потому что на этом лице, в глазах которого прежде всегда светилась затаенная улыбка радости жизни, теперь, когда он вошел и в первый раз взглянул на нее, не было и тени улыбки; были одни глаза, внимательные, добрые и печально вопросительные.
Смущение Пьера не отразилось на Наташе смущением, но только удовольствием, чуть заметно осветившим все ее лицо.


– Она приехала гостить ко мне, – сказала княжна Марья. – Граф и графиня будут на днях. Графиня в ужасном положении. Но Наташе самой нужно было видеть доктора. Ее насильно отослали со мной.
– Да, есть ли семья без своего горя? – сказал Пьер, обращаясь к Наташе. – Вы знаете, что это было в тот самый день, как нас освободили. Я видел его. Какой был прелестный мальчик.
Наташа смотрела на него, и в ответ на его слова только больше открылись и засветились ее глаза.
– Что можно сказать или подумать в утешенье? – сказал Пьер. – Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?
– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждет там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша, – сказал Пьер.
Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
Княжна Марья неохотно, как это всегда бывает, начала рассказывать про то положение, в котором она застала князя Андрея. Но вопросы Пьера, его оживленно беспокойный взгляд, его дрожащее от волнения лицо понемногу заставили ее вдаться в подробности, которые она боялась для самой себя возобновлять в воображенье.
– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.


Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.