Покорщина

Покорщина — одна из старейших усадеб Левобережной Украины, единственный сохранившийся памятник малороссийской деревянной усадебной архитектуры эпохи барокко. Бывшее село Покорщина в настоящее время находится в границах города Козелец Черниговской области.

В 1744 году землевладение на правом берегу реки Остёр перешло от полкового писаря Ивана Покорского (чьё имя сохранилось в названии села) к Наталье Демьяновне — матери царского фаворита Алексея Разумовского. Имение досталось в качестве приданого её дочери Вере Григорьевне и её супругу, киевскому полковнику Ефиму Дарагану, после которых Покорщину унаследовала дочь Екатерина с супругом Иваном Галаганом, владельцем Сокиринцев.

Усадьба была отстроена Дараганами в 1750-е и 1760-е годы. От ворот аллея вела на парадный двор, сформированный деревянным барским домом на каменном подвале и перпендикулярно стоящими флигелями, так же одноэтажными и крытыми на четыре ската. Один из этих флигелей просуществовал до 1980-х годов.

С запада за домом Дараганов начинается ландшафтный парк. С востока стоит похожая на башню каменная кладовая — «каменица». Из других хозяйственных сооружений XVIII века сохранился только каретный двор. Двусрубный амбар на сваях утрачен в советское время.

«Домик в Козельце с его интимным обликом сельской архитектуры, с его росписями и печами», по мнению Г. К. Лукомского, представляет собой уникальный образец типично украинского усадебного дома, который невозможно вписать ни в польско-шляхетскую, ни в русско-палладианскую традицию. Правда, даже этот дом дошёл до нашего времени с утратами и достройками (в основном первой трети XIX века). Редкая барочная мебель, портреты первых хозяев после Октябрьской революции были вывезены из Козельца в черниговский музей.

В 2009 г. черниговская областная рада приняла решение передать пришедший в запустение усадебный ансамбль на 49 лет в аренду Владимиру Недяку, основателю и директору частного музея «Казацкие земли Украины» (Черкасская область). В 1975 г. на территории усадьбы были отсняты некоторые сцены советского фильма «Звезда пленительного счастья».

Литература

• Г. К. Лукомский. Нѣсколько памятниковъ архитектуры въ Козельцѣ. // Старые годы. — 1912 — № 5 — С. 29-34
• Памятники градостроительства и архитектуры Украинской ССР. — Т. 4. — К.: Будівельник, 1986 — С. 303-305
• Цапенко М. Архитектура Левобережной Украины XVII–XVIII веков. — М.: Стройиздат. 1967 — С. 99-100

Отрывок, характеризующий Покорщина

– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.