Усадьба Морозовых в Подсосенском переулке
| здание | |
Усадьба Морозовых в Подсосенском переулке
| |
| |
| Страна | Россия |
Усадьба Морозовых в Подсосенском переулке — здание-достопримечательность в Москве.
Географическое расположение
Усадьба Морозовых находится по адресу: Центральный административный округ, Подсосенский переулок, дом 21, строение 1. Район Басманный[1].
История
До 1730 года хозяин территории Д. М. Плавильщиков, владевший парусной фабрикой. Владение включало в себя небольшие дома. В 1879 году по красной линии возведёно помещение. Предназначено Викуле Морозовому, имевший текстильной мануфактурой в Орехово-Зуево. Архитектор Михаил Чичагов, известный по проекту зданий для театра Корша в Богословском переулке и особняка Алексеевых на Пречистенском бульваре. В 1895 году главный дом перестроен. Алексей Викулович Морозов в основном занимался коллекционированием: фарфора, серебра, икон, портретов. 16 февраля 1907 года отсюда носили гроб Николая Шмита, имевший мебельную фабрику на Пресне, родственником Морозовых, участник революции 1905 года. Его коллекцию после 1917 года национализировали. Здесь заработал музей фарфора. И. Е. Бондаренко писал по этому поводу[2]:
|
Морозов не бросился за рубеж, остался около своего собрания и с удивительным покорным спокойствием занимался описанием и охранением своего музея. Скромно живя в двух нижних комнатах своего особняка, он всегда был на месте и радушно встречал посетителя... и с увлечением истого собирателя показывал новые поступления. | 
|
В конце 1920-х годов коллекцию отдали в музеи. Дальнее здесь располагались организации: Институт леса АН СССР под руководством академика В. Н. Сукачева, издательство «Наука»[2].
Архитектура
 |
Стиль этой статьи неэнциклопедичен или нарушает нормы русского языка. Статью следует исправить согласно стилистическим правилам Википедии.
|
Остатки основного дома состоят из первых двух этажей в доме из пяти эажей, напротив белвых ворот. В 1879 году архитектор — Михаил Чичагов. В 1895 году разбит зимний сад, внутренности переделаны, архитектор, вероятно, Ф. О. Шехтель. Стены задания облепены лепниной. Главный ход оборудован атлантами, которые держут балкон. Главные залы сделаны из мрамора, дерева и инкрустации. В создании интерьера участвовал М. А. Врубель. Будуар выдержен в стиле рококо[2].
Напишите отзыв о статье "Усадьба Морозовых в Подсосенском переулке"
Примечания
Отрывок, характеризующий Усадьба Морозовых в Подсосенском переулке
Но это счастье одной стороны душевной не только не мешало ей во всей силе чувствовать горе о брате, но, напротив, это душевное спокойствие в одном отношении давало ей большую возможность отдаваться вполне своему чувству к брату. Чувство это было так сильно в первую минуту выезда из Воронежа, что провожавшие ее были уверены, глядя на ее измученное, отчаянное лицо, что она непременно заболеет дорогой; но именно трудности и заботы путешествия, за которые с такою деятельностью взялась княжна Марья, спасли ее на время от ее горя и придали ей силы.Как и всегда это бывает во время путешествия, княжна Марья думала только об одном путешествии, забывая о том, что было его целью. Но, подъезжая к Ярославлю, когда открылось опять то, что могло предстоять ей, и уже не через много дней, а нынче вечером, волнение княжны Марьи дошло до крайних пределов.
Когда посланный вперед гайдук, чтобы узнать в Ярославле, где стоят Ростовы и в каком положении находится князь Андрей, встретил у заставы большую въезжавшую карету, он ужаснулся, увидав страшно бледное лицо княжны, которое высунулось ему из окна.
– Все узнал, ваше сиятельство: ростовские стоят на площади, в доме купца Бронникова. Недалече, над самой над Волгой, – сказал гайдук.
Княжна Марья испуганно вопросительно смотрела на его лицо, не понимая того, что он говорил ей, не понимая, почему он не отвечал на главный вопрос: что брат? M lle Bourienne сделала этот вопрос за княжну Марью.
– Что князь? – спросила она.
– Их сиятельство с ними в том же доме стоят.
«Стало быть, он жив», – подумала княжна и тихо спросила: что он?
– Люди сказывали, все в том же положении.
Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где то. Загремели откидываемые подножки.
Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.
– Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя мое! я вас люблю и знаю давно.]
Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо было ей сказать что нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие то учтивые французские слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он?
