Кунцево (усадьба)
памятник архитектуры (федеральный)
| Достопримечательность | |
Усадьба Нарышкиных в Кунцеве
| |
 Главное здание усадьбы до пожара 2014 г., фото 2007 г. | |
| Страна | Россия |
| Город | Москва |
| Архитектурный стиль | Классицизм |
| Основатель | Александр Львович Нарышкин |
| Дата основания | 1744 |
| Статус | Объект культурного наследия |
 Усадьба Нарышкиных в Кунцеве на Викискладе
| |
«Кунцево» — бывшая дворянская загородная усадьба, расположенная в черте современной Москвы в районе Филёвский Парк. В 1690—1865 годах принадлежала Нарышкиным. Имеет статус объекта культурного наследия федерального значения[1].
Содержание
История
История усадьбы Кунцево уходит корнями в глубь веков. Известно, что по окончании Стрелецкого бунта в 1690 году деревня Кунцево, бывшая во владении Милославских, отошла Нарышкиным в лице дяди Петра Великого Льва Кирилловича Нарышкина. Судя по описи, кроме земли на реках Москва и Хвилка он получил в собственность «… две горницы на глухих подклетах, меж ими сени, на сенях и по горницам чердаки (терема); позади хором бани, кругом двора заборы; на дворе же три сарая, поварня, подле поварни погреб да ледник; на дворе же у ворот изба на глухом подклете с сенями, на сенях городок; на дворе ж пять житниц, да двор скотный, на нем три избы людских, конюшня, два сарая…».
В 1744 сын Льва Кириловича Александр заложил каменную церковь во имя Знамения Богородицы, на фундаменте которой в 1913-м была выстроена новая. При нём также было начато строительство большого дома, разбит сад с аллеями и созданы оранжереи.
В 1763 году в усадьбе гостила императрица Екатерина Великая:
7-го числа, в Субботу ЕЁ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО, оказывая Свое Высочайшее и Всемилостивейшее благоволение к Их Высокопревосходительствам Обер-Шенку Александру Александровичу и Шталмейстеру Льву Александровичу Нарышкиным, соизволила Высочайшего Своего присутствия удостоить, в Подмосковных их Высокопревосходительств быть домах: у Обер-Шенка в селе Покровском, Фили тож, у Шталмейстера в селе Знаменском.<…>
изволила проезжать в село Знаменское, в дом к Его Высокопревосходительству Шталмейстеру Льву Александровичу Нарышкину, где и вечернее кушанье кушать соизволила. При окончании стола, при пушечной пальбе, пили здоровья, равно как в доме Его Высокопревосходительства Обер-Шенка. По окончании стола ЕЁ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО соизволила побыть в помянутом Его Высокопревосходительства доме несколько времени; потом, при пушечной пальбе, изволила возвратиться во Дворец.Оригинальный текст (рус. дореф.)7-го числа, въ Субботу ЕЯ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО, оказывая Свое Высочайшее и Всемилостивѣйшее благоволѣние къ Ихъ Высокопревосходительствамъ Оберъ-Шенку Александру Александровичу и Шталмейстеру Льву Александровичу Нарышкинымъ, соизволила Высочайшаго Своего присутсвиiя удостоить, въ Подмосковныхъ ихъ Высокопревосходительствъ быть домахъ: у Оберъ-Шенка въ селѣ Покровскомъ, Фили тожъ, у Шталмейстера въ селѣ Знаменскомъ <...>
изволила проѣзжать въ село Знаменское, въ домъ къ Его Высокопревосходительству Шталмейстеру Льву Александровичу Нарышкину, гдѣ и вечернее кушанье кушать соизволила. При окончанiи стола, при пушечной пальбѣ, пили здоровья, равно какъ въ домѣ Его Высокопревосходительства Оберъ-Шенка. По окончанiи стола ЕЯ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО соизволила побыть въ помянутомъ Его Высокопревосходительства домѣ нѣсколько времени; потомъ, при пушечной пальбѣ, изволила возвратиться во Дворецъ.''— [www.kuncevo-online.ru/istoriya_ekaterina2_kuncevo.php «Камер-фурьерский журнал», июнь 1763 г.]
В 1812 году главный дом усадьбы сгорел и был заново отстроен в 1817 году. В 20-е годы XIX века парадный двор был дополнен флигелями в стиле ампир.
В 1818 году возникла необходимость принять в Москве прусского короля Фридриха Вильгельма III, отца Великой княгини Александры Фёдоровны, чей визит был вызван рождением наследника престола. Так как король ехал через Польшу, его путь лежал по Можайской дороге вблизи Кунцева. В честь такого знаменательного события хозяин усадьбы Александр Львович Нарышкин установил памятный обелиск с изображением вензеля императора Александра I на западной стороне памятника; на противоположной, обращённой к Москве, стороне, на бронзовой доске была высечена надпись:
1818 года июля 4 дня Король Прусский Фридрих Вильгельм III, узрев из Кунцева Москву, благодарствовал ей за спасение своего Государства— Данченко М. В. [munkuncevo.narod.ru/ Наследие Кунцева]. — М.: фонд «Наследие Кунцева». — 47 с.
Но эта надпись содержала ошибку: король был в Кунцеве 1 июня.
В 1861 году усадьбу посетил с высочайшим визитом император Александр II с императрицей Марией Александровной.
Усадьба Нарышкиных к 1865 году занимала достаточно большую территорию. В том году эти земли были разделены между Солодовниковым, Солдатенковым и Шелапутиным. Фабрикант и меценат Козьма Терентьевич Солдатенков стал новым владельцем усадьбы. Её отдаленная часть — городище (земляные сооружения на береговых выступах при слиянии двух рек) — досталась Солодовникову.
Солдатенков в 1874 году выстроил в усадьбе Кунцево новый дом, фасад которого украсили широкими пилястрами, ленточным фризом и филёнками. Пространство перед домом заполнили статуи Юноны и Юпитера и мраморный обелиск.
В разное время в усадьбе жили, отдыхали и работали многие российские деятели искусств. М. Ю. Лермонтов гостил в кунцевской усадьбе со своей бабушкой, правда в отсутствие хозяина, который в то время там не жил. Будущий великий поэт. которому на тот момент было 14 лет, влюбился здесь в совсем юную девочку, не ответившую ему взаимностью. Отвергнутый кавалер вроде бы в порыве гнева воскликнул: «И чёрт меня угораздил родиться в этой России!.». Уже во времена Солдатенкова дружба с хозяином приводила сюда выдающихся современников. «До слёз наслаждался природой», — писал Л. Н. Толстой, побывав в Кунцеве. О поездках в Кунцево упоминает Герцен в книге «Былое и думы». Н. П. Огарёв посвятил Кунцеву ряд стихотворений. А. К. Саврасов написал картину «Вид Кунцева под Москвой», писали Кунцево И. Крамской, Ф. Пукиреев и другие художники. П. И. Чайковский о своей поездке в Кунцево писал: «Прелестное место… Между прочим, записал там с голоса одной крестьянки превосходную песню…» Песня эта — «Соловушка», впоследствии была использована компози тором в ряде музыкальных произведений. В Кунцеве М. А. Врубель работал над иллюстрациями к поэме Лермонтова «Измаилбек»[2]..
Главный усадебный дом был принят на государственную охрану в 1960 году постановлением Совета министров РСФСР от 30 августа 1960 года № 1327 как «Загородная усадьба XVIII века». До пожара 1974 года дом оставался деревянным, однако утратил бельведер. После пожара, в 1976 году, дом был разобран и восстановлен в прежнем виде, однако вместо дерева для строительства использовался кирпич.
В 1979 году решением исполкома Моссовета № 3 усадьба вместе с парком общей площадью 253,5 га была принята на государственную охрану в качестве памятника садово-паркового искусства регионального значения «Усадьба „Фили-Кунцево“». В 1997 году территория в 280 га передана в постоянное пользование Парку культуры и отдыха «Фили». С 1998 года согласно постановлению правительства Москвы входит в состав природно-исторического парка «Москворецкий».
В конце XX века главном доме долгое время находилось 119-е отделение милиции. Главный дом неоднократно реставрировался, в частности, в 2008 году.
4 августа 2014 года у главного здания загорелась и полностью выгорела крыша вместе с башенкой-бельведером[3]. Осенью 2015 в главном здании начались восстановительные работы.
Владельцы усадьбы
| Владельцы усадьбы Кунцево | |||
|---|---|---|---|
| Период владения | Владелец | Годы жизни | Примечание |
| 1572—1586 | Иван Фёдорович Мстиславский | ум. 1586 | |
| 1586—1622 | Фёдор Иванович Мстиславский | ум. 1622 | |
| 1622—1639 | Ирина Ивановна Мстиславская | ум. 1639 | сестра предыдущего |
| 1639—1649 | Дворцовое ведомство | ||
| 1649—1668 | Илья Данилович Милославский | 1595—1668 | |
| 1668—1672 | Дворцовое ведомство | ||
| 1672—1685 | Иван Михайлович Милославский | 1635—1685 | племянник Ильи Даниловича |
| 1685—1689 | Федосья Ивановна Милославская | ум. 1695 | дочь предыдущего |
| 1689—1690 | Патриаршая вотчина | ||
| 1690 | Андрей Артамонович Матвеев | 1666—1728 | |
| 1690—1705 | Лев Кириллович Нарышкин | 1664—1705 | |
| 1705—1737 | Евграф Львович, Александр Львович, Иван Львович Нарышкины | сыновья предыдущего, разделили имение | |
| 1737—1746 | Александр Львович Нарышкин | 1694—1746 | |
| 1746—1799 | Лев Александрович Нарышкин | 1733—1799 | |
| 1799—1826 | Александр Львович Нарышкин | 1760—1826 | |
| 1826—1838 | Кирилл Александрович Нарышкин | 1786—1838 | |
| 1838—1862 | Лев Кириллович Нарышкин | 1809—1855 | |
| 1862—1865 | Василий Львович Нарышкин | 1841—1909 | |
| 1865—1901 | Козьма Терентьевич Солдатенков | 1818—1901 | |
| 1901—1910 | Василий Иванович Солдатенков | 1847—1910 | племянник и приёмный сын предыдущего |
| 1910—1917 | Надежда Георгиевна Солдатенкова (Филепсон) | жена предыдущего | |
Устройство и архитектура
Усадьба расположена на высоком берегу Москвы-реки. Из Покровского в неё вела прямая трёхкилометровая аллея, заканчивавшаяся у Знаменской церкви. Эта аллея соответствует трассе современной Большой Филёвской улицы.
Главный дом усадьбы построен во второй половине XVIII века в стиле классицизма и украшен тосканскими пилястрами, широкими нишами и бельведером, откуда во все стороны открывались прекрасные виды. Дом был поставлен по центральной оси участка с парадным двором с одной стороны и регулярным садом с другой. Композиция строилась строго симметрично по отношению к главной оси усадебного дома.
В 1841 году в центре парадного двора была установлена доставленная из Петербурга мраморная колонна, которая была подарена Нарышкину Екатериной II в 1769 г. Парадный двор перед главным домом, с круговым объездом вокруг колонны, ограничен по сторонам фасадами флигелей. Два одинаковых одноэтажных здания выстроены в 1830-х годах в приёмах позднего ампира. Стены не оштукатурены, а окрашены по кирпичной кладке[4]. К концу XX века западный флигель обзавёлся поздними пристройками, а на фасаде восточного появилось крыльцо.
Цоколь главного дома со стороны Москвы-реки укреплён кирпичной подпорной стеной, оформленной как открытая терраса с лестничными сходами в парк. В подпорной стене обустроен грот с двумя колоннами. По бокам от входа в грот на сохранившихся до сих пор (2015 год) постаментах стояли мраморные статуи Юноны и Юпитера.
Главный фасад усадебного дома обращён к Москве-реке. Крутой берег спускался вниз ровным зелёным откосом. В конце XVIII века по сторонам его были обустроены деревянные лестничные сходы, а внизу у берега реки — широкий деревянный помост. Позднее там была поставлена мраморная скульптурная группа «Похищение Прозерпины Плутоном», копия шедевра, выполненная маэстро Паоло Трискорни. Несколько мраморных скульптур и бюстов, по большей части комические, украшали регулярный парк около дома[4]. В начале XXI века скульптуры из усадьбы Кунцево можно увидеть в собрании музея «Дом Бурганова».
В 40-х годах XIX века в саду стояла металлическая статуя работы русских мастеров, датированная 1732 годом и изображавшая обнажённую женщину с поднятой рукой. В конце XX века сохранялась и старинная беседка в виде гриба, устроенная в основании старого дуба с дуплом, покрытого соломенной кровлей. Кроме того, в середине XIX века в парке были установлены так называемые «половецкие бабы» — древние сакральные изваяния, вывезенные из степей южной России (утрачены)[4].
- Усадьба Кунцево флигель 1.2.jpg
Восточный флигель
- Усадьба Кунцево флигель 2.3.jpg
Западный флигель
- Усадьба Кунцево после пожара фонтан 1.1.jpg
Ваза на месте мраморной колонны
См. также
Напишите отзыв о статье "Кунцево (усадьба)"
Примечания
- ↑ [dkn.mos.ru/contacts/register-of-objects-of-cultural-heritage/3625/ Загородная усадьба, XVIII в.]. Реестр объектов культурного наследия.
- ↑ Данченко, с. 49-50.
- ↑ [www.kuncevo-online.ru/stats_1_pozgar_v_usadbe.php Пожар в доме Нарышкиных]
- ↑ 1 2 3 [www.kuncevo-online.ru/stats_1.php Усадьба Нарышкиных. Дом Нарышкиных]
Литература
- Данченко М. В. [munkuncevo.narod.ru/ Наследие Кунцева]. — Москва: фонд «Наследие Кунцева». — 186 с.
Ссылки
- [www.kuncevo-online.ru/stats_1.php Усадьба Нарышкиных]. Кунцево Онлайн.
- [odintsovgrigori.ucoz.ru/index/usadba_kuncevo/0-156 Усадьба Кунцево]. Творческий сайт Григория Одинцова.
|
||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Кунцево (усадьба)
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.
Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
– Что ж вы? – закричал ему Ростов, восторженно озлобленными глазами глядя на него. – Разве вы не слышите; здоровье государя императора! – Пьер, вздохнув, покорно встал, выпил свой бокал и, дождавшись, когда все сели, с своей доброй улыбкой обратился к Ростову.
– А я вас и не узнал, – сказал он. – Но Ростову было не до этого, он кричал ура!
– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
– Нет, об чем же говорить! – сказал Пьер, – всё равно… Так готово? – прибавил он. – Вы мне скажите только, как куда ходить, и стрелять куда? – сказал он, неестественно кротко улыбаясь. – Он взял в руки пистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаваться. – Ах да, вот так, я знаю, я забыл только, – говорил он.
– Никаких извинений, ничего решительно, – говорил Долохов Денисову, который с своей стороны тоже сделал попытку примирения, и тоже подошел к назначенному месту.
Место для поединка было выбрано шагах в 80 ти от дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса, покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противники стояли шагах в 40 ка друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги, проложили, отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, где они стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в 10 ти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за 40 шагов ничего не было видно. Минуты три всё было уже готово, и всё таки медлили начинать, все молчали.
– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.
