Усадьба Клаповской

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Усадьба Рахманова»)
Перейти к: навигация, поиск
Усадьба
Усадьба Клаповской

Ворота и главный дом, 2015 год
Страна Россия
Местоположение Москва, Гончарная ул., д. 14-16
Архитектурный стиль ампир
Статус  памятник архитектуры (федеральный) Объект культурного наследия города Москвы [data.mos.ru/opendata/530/row/4079 № 4079]№ 4079
Координаты: 55°44′41″ с. ш. 37°38′47″ в. д. / 55.74472° с. ш. 37.64639° в. д. / 55.74472; 37.64639 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.74472&mlon=37.64639&zoom=12 (O)] (Я)

Усадьба Клаповской — усадьба в Москве по адресу Гончарная улица, дом 14-16. Объект культурного наследия федерального значения[1].



История

Ансамбль усадьбы состоит из главного дома и двух флигелей, которые соединяет ограда с кованой решеткой и двумя воротами. Главный дом выстроен на основе двухэтажного прямоугольного здания 1800-х годов постройки, в то же время был выстроен северный флигель, похожий на флигеля расположенной неподалёку усадьбы Баташева (по другой информации в основе главного здания усадьбы лежат одноэтажные палаты XVII века). Дошедший до настоящего времени облик в стиле ампир усадьба приобрела во время перестройки после пожара 1812 года в 1816—1823 годах по заказу купца И. С. Рахманова. В ходе работ был возведён южный флигель, парадный двор и улицу разделила ограда с лёгкой кованой решёткой на рустованном цоколе. Въездные ворота были обрамлены монументальными пилонами, а главный дом получил шестиколонный ионический портик и широкую открытую лестницу. В результате, несмотря на скромные размеры, ансамбль приобрёл монументальный вид. Массивность стен подчёркивает элегантная лепнина. Декор фриза портика и пилонов ворот не имеет аналогов, окна в центре главного дома украшены орнаментальными люнетами[2][3].

В 1830-х годах усадьбу приобрёл купец П. Молошников, при нём во фронтоне главного дома был выполнен вензель из переплетенных инициалов владельца «П» и «М». Последней хозяйкой усадьбы до революции была М. П. Клаповская. С приходом советской власти в зданиях усадьбы расположился «Дом научного атеизма», после перестройки — «Центр Духовного Наследия»[3].

В настоящее время в усадьбе располагается компания ЛИГ «Сафинат», на её средства была выполнена полная научная реставрация главного дома. Во время работ была восстановлена исходная планировка, живописные и лепные плафоны, росписи потолка, наборный паркет. Согласно сохранившимся рисункам выполнены мебель и детали интерьера[3].

Напишите отзыв о статье "Усадьба Клаповской"

Примечания

  1. [dkn.mos.ru/contacts/register-of-objects-of-cultural-heritage/7600/ Городская усадьба, конец XVIII в. - начало XIX в. с палатами XVII в. В интерьерах росписи, начало XIX в.] (рус.). Департамент культурного наследия города Москвы. Проверено 19 мая 2015.
  2. Москва: Энциклопедия, 1997, с. 361.
  3. 1 2 3 Одолламская, Зинаида. [um.mos.ru/houses/usadba_m_p_klapovskoy/ Усадьба М.П. Клаповской] (рус.). Узнай Москву. Проверено 19 мая 2015.

Литература

Отрывок, характеризующий Усадьба Клаповской

Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.