Усадьба Клаповской
Усадьба | |
Усадьба Клаповской
| |
Ворота и главный дом, 2015 год | |
Страна | Россия |
Местоположение | Москва, Гончарная ул., д. 14-16 |
Архитектурный стиль | ампир |
Статус | памятник архитектуры (федеральный) Объект культурного наследия города Москвы № 4079 |
Усадьба Клаповской — усадьба в Москве по адресу Гончарная улица, дом 14-16. Объект культурного наследия федерального значения[1].
История
Ансамбль усадьбы состоит из главного дома и двух флигелей, которые соединяет ограда с кованой решеткой и двумя воротами. Главный дом выстроен на основе двухэтажного прямоугольного здания 1800-х годов постройки, в то же время был выстроен северный флигель, похожий на флигеля расположенной неподалёку усадьбы Баташева (по другой информации в основе главного здания усадьбы лежат одноэтажные палаты XVII века). Дошедший до настоящего времени облик в стиле ампир усадьба приобрела во время перестройки после пожара 1812 года в 1816—1823 годах по заказу купца И. С. Рахманова. В ходе работ был возведён южный флигель, парадный двор и улицу разделила ограда с лёгкой кованой решёткой на рустованном цоколе. Въездные ворота были обрамлены монументальными пилонами, а главный дом получил шестиколонный ионический портик и широкую открытую лестницу. В результате, несмотря на скромные размеры, ансамбль приобрёл монументальный вид. Массивность стен подчёркивает элегантная лепнина. Декор фриза портика и пилонов ворот не имеет аналогов, окна в центре главного дома украшены орнаментальными люнетами[2][3].
В 1830-х годах усадьбу приобрёл купец П. Молошников, при нём во фронтоне главного дома был выполнен вензель из переплетенных инициалов владельца «П» и «М». Последней хозяйкой усадьбы до революции была М. П. Клаповская. С приходом советской власти в зданиях усадьбы расположился «Дом научного атеизма», после перестройки — «Центр Духовного Наследия»[3].
В настоящее время в усадьбе располагается компания ЛИГ «Сафинат», на её средства была выполнена полная научная реставрация главного дома. Во время работ была восстановлена исходная планировка, живописные и лепные плафоны, росписи потолка, наборный паркет. Согласно сохранившимся рисункам выполнены мебель и детали интерьера[3].
- Moscow Goncharnaya 16 2015 2.JPG
Фронтон главного дома
- Moscow Goncharnaya 16 2015 3.JPG
Элементы декора главного дома
- Moscow Goncharnaya 16 2015 4.JPG
Левый корпус
Напишите отзыв о статье "Усадьба Клаповской"
Примечания
- ↑ [dkn.mos.ru/contacts/register-of-objects-of-cultural-heritage/7600/ Городская усадьба, конец XVIII в. - начало XIX в. с палатами XVII в. В интерьерах росписи, начало XIX в.] (рус.). Департамент культурного наследия города Москвы. Проверено 19 мая 2015.
- ↑ Москва: Энциклопедия, 1997, с. 361.
- ↑ 1 2 3 Одолламская, Зинаида. [um.mos.ru/houses/usadba_m_p_klapovskoy/ Усадьба М.П. Клаповской] (рус.). Узнай Москву. Проверено 19 мая 2015.
Литература
- Москва: Энциклопедия / Глав. ред. С. О. Шмидт; Сост.: М. И. Андреев, В. М. Карев. — М. : Большая Российская энциклопедия, 1997. — 976 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-85270-277-3.</span>
Отрывок, характеризующий Усадьба Клаповской
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.