Усадьба Самсонова

Достопримечательность
Усадьба Самсонова
Страна	Россия

Усадьба Самсонова — здание в центре Москвы на улице Пречистенка дом 35.

Описание

Здание с колоннами — главный дом городской усадьбы Самсонова, надворного советника. Постройка деревянная, одноэтажная. Возведена в 1819 году на каменных подвалах 18 века.

В 1802 году на этом был практически точно такой же дом, но он сгорел в Московском пожаре 1812 года, остался цокольный этаж с подвалами и на нём возвели новую (опять же деревянную) постройку.

В интерьерах от 1819 года (кроме сводчатых подвалов) сохранились ещё лестница, печи и танцевальный зал (частично). Отсутствие чертежей не позволяет представить его первоначальный архитектурный облик. Реставрация главного фасада произведена в 1963 году.

Жильцы

Первые документальные свидетельства об усадьбе относятся к 1731-41 годам. Было несколько участков, но их всех объединил в один советник камер-коллегии Иван Семенович Оголин, владевший одним из них и скупивший всю землю по соседству.

В 1820 годах другой владелец — надворный советник Петр Александрович Самсонов, прикупил сад у соседки Наумовой, увеличив тем самым свой участок.

13 сентября 1911 году владельцем земли с постройками стал Николай Карлович фон-Мекк.

Николай Карлович происходил из семьи строителя Московско-Рязанской железной дороги Карла Федоровича фон Мекк.

Не имея специального инженерного образования Николай решил пойти по стопам отца с самых низов — устроился конторщиком в Николаевскую железную дорогу.

В 1891 году он становится самым молодым Председателем правления Общества Московско-Казанской железной дороги и трудится в этой должности до национализации 1917 года.

Сделал акцент на проведение изыскательских работ в области паровозостроения и сопутствующих агрегатов. Именно при непосредственном участии Николая Карловича в России появился первый вагон-рефрижератор.

Был женат на племяннице Чайковского, Анне Львовне Давыдовой. Остался в России, работал в Госплане представителем от Наркомата Путей сообщения.

Репрессирован - расстрелян в 1929 году как вредитель, реабилитирован в 1990 году.

Отрывок, характеризующий Усадьба Самсонова

Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша, – сказал Пьер.
Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
Княжна Марья неохотно, как это всегда бывает, начала рассказывать про то положение, в котором она застала князя Андрея. Но вопросы Пьера, его оживленно беспокойный взгляд, его дрожащее от волнения лицо понемногу заставили ее вдаться в подробности, которые она боялась для самой себя возобновлять в воображенье.
– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.