Усадьба Татищева

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Городская усадьба
Усадьба Татищева

Главный дом усадьбы в 2007 году
Страна Россия
Местоположение Москва, Петровский бульвар, 8
Статус  памятник архитектуры (федеральный) Объект культурного наследия города Москвы [data.mos.ru/opendata/530/row/3377 № 3377]№ 3377
Координаты: 55°46′03″ с. ш. 37°36′59″ в. д. / 55.76750° с. ш. 37.61639° в. д. / 55.76750; 37.61639 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.76750&mlon=37.61639&zoom=12 (O)] (Я)

Усадьба Татищева — городская усадьба в Москве по адресу Петровский бульвар дом 8. Объект культурного наследия федерального значения[1].



История

Действительный статский советник Евграф Васильевич Татищев, сын историка Василия Никитича Татищева, во второй половине XVIII века был хозяином земельного участка на Петровском бульваре. Здесь он построил городскую усадьбу, ансамбль которой включал в себя главный дом, два флигеля и служебный дворовый корпус. Автор проекта в стиле московского классицизма неизвестен, иногда работу приписывают М. Ф. Казакову, можно также предположить, что это был один из приближенных к нему архитекторов[2].

Имение перешло по наследству сыну Татищева Ростиславу. Новый владелец украсил дом картинами, коллекционированием которых он увлекался, а одна из комнат была целиком оформлена зеркалами, что по воспоминаниям Е. П. Яньковой было для того периода весьма необычным. Ростислав Евграфович очень гордился, что однажды гостем в его доме стал император Павел I. После смерти Татищева дом достался его дочери Елизавете, жене князя С. С. Вяземского, от неё владение унаследовала её дочь Варваре Сергеевна Ершова. В 1860-е она продала усадьбу купцу 1-й гильдии Лев Иванович Катуар, который заказал частичную перестройку дома и флигелей архитектору А. С. Каминскому, выполненную в 1869 году. С 1899 года, когда Катуар скончался, и до 1917 года имением владели его сыновья Андрей, Георгий и Лев[2].

При Катуарах некоторое время часть площади усадьбы занимала редакция газеты «Курьер», издававшаяся с 1897 по 1904 год. Во времена СССР здесь располагался НИИ рефлексотерапии, а после него НИИ традиционных методов лечения[2].

Внутренняя планировка главного дома с парадным вестибюлем и анфиладой второго этажа сохранилась до настоящего времени[2].

Напишите отзыв о статье "Усадьба Татищева"

Примечания

  1. [dkn.mos.ru/contacts/register-of-objects-of-cultural-heritage/6315/ Усадьба Е.В.Татищева, 1776-1778 гг., арх. М.Ф.Казаков]. Департамент культурного наследия города Москвы. Проверено 14 апреля 2015.
  2. 1 2 3 4 Дедушкин, Алексей. [um.mos.ru/houses/gorodskaya-usadba-r-e-tatishcheva-/ Городская усадьба Р.Е. Татищева] (рус.). Узнай Москву. Проверено 14 апреля 2015.

Отрывок, характеризующий Усадьба Татищева

Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.