Усадьба Салтыковых - Чертковых
| Здание | |
Усадьба Черткова
| |
 Усадьба в 2007 году | |
| Страна | Россия |
| Местоположение | Москва, Мясницкая улица, д. 7 |
| Статус |  памятник архитектуры (федеральный) Объект культурного наследия города Москвы № 99
|
Усадьба Черткова — усадьба в Москве по адресу Мясницкая улица дом 7. Объект культурного наследия федерального значения[1].
История
В XVI веке на этом месте располагалась усадьба Волынских. С конца XVII века имением владели царевичи Касимовского ханства, однако около 1728 года их род пресёкся. Следующих хозяином усадьбы с каменными палатами стал князь Алексей Григорьевич Долгоруков, впрочем ненадолго, императрица Анна Иоанновна после коронации отправила его в ссылку в Берёзов вместе с семьёй. Главный дом усадьбы был построен в середине XVIII века новыми владельцами, Салтыковыми. С некоторыми изменениями середины XIX века он сохранился до настоящего времени[2].
Прославилась усадьба благодаря Александру Дмитриевичу Черткову, который купил дом с флигелями и садом в 1831 году. Чертков коллекционировал всё связанное с историей России: монеты, рукописи, грамоты, карты, портреты. Однако основную ценность в его коллекции представляла посвящённая российской истории библиотека, которая на тот момент была самой крупной. Многие писатели того времени были дружны с Чертковым и работали с его собранием, среди них Пушкин, Погодин, Жуковский, Гоголь и другие. Сын хозяина Григорий сделал библиотеку отца общедоступной, для неё была оборудована специальная противопожарная пристройка, выходящая на Фуркасовский переулок, и в 1863 году в усадьбе открылась первая в России бесплатная частная библиотека «Московская городская Чертковская публичная библиотека». В 1871 году Г. А. Чертков подарил библиотеку городу[2].
Усадьбу у Черткова в 1871 году купила Н.А Гагарина, в 1880 году новой владелицей стала К. Н. Обидина. В середине 1880-х годов в здании проходили заседания Московского архитектурного общества, затем там собирались Литературно-артистический клуб и Литературно-артистический кружок, среди посетителей которого были основатели Московского художественного театра. В 1914 году здание приобрёл Г. А. Кеппен, который собрался на его месте выстроить доходный дом в пять этажей, однако в планы нового владельца вмешалась начавшаяся война[2].
С приходом большевиков усадьба была заброшена, однако в 1922 году в её стенах был открыт «Деловой клуб», целью которого была передача опыта старых специалистов новой власти её сохранению. С 1991 года он носит название «Центральный российский дом знаний»[2].
Во время последней реставрации фасад дома был украшен гербом неизвестного происхождения с надписью «Вера и честь»[2].
Напишите отзыв о статье "Усадьба Салтыковых - Чертковых"
Примечания
Отрывок, характеризующий Усадьба Салтыковых - Чертковых
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.
После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
