Усадьба Шаховского — Краузе — Осиповских

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Достопримечательность
Усадьба Я. П. Шаховского — И. И. Краузе — Осиповских

Фасад по Воздвиженке
Город Москва
Архитектурный стиль Рококо
Основатель Я. П. Шаховской
Строительство  ???—1783 годы
Статус  памятник архитектуры (региональный)
Координаты: 55°45′11″ с. ш. 37°36′10″ в. д. / 55.753306° с. ш. 37.60278° в. д. / 55.753306; 37.60278 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.753306&mlon=37.60278&zoom=17 (O)] (Я)

Усадьба Я. П. Шаховского — И. И. Краузе — Осиповских (также Шаховских — Краузе — Осиповских) — памятник архитектуры в Москве. Адрес усадьбы: улица Воздвиженка, дом 18/9 (угол с Нижним Кисловским переулком).





История

Здание многократно меняло владельцев и перестраивалось.

Дом был сооружён в 1783 году князем Я. П. Шаховским. Архитектор первоначального здания неизвестен. С 1793 по 1842 год домом владел его сын Алексей, при котором дом перестраивался в 1810—1820-х гг. С 1842 году владение купил врач И. И. Краузе. В 1852 году фасадное оформление дома было изменено архитектором Н. Я. Козловским под стиль рококо. Первый этаж был приспособлен под магазины, верхние этажи — под жилые квартиры. А в 1868 году усадьбу купил другой известный врач, Д. Т. Осиповский. Когда в 1878 году Осиповский получил дворянство, герб Осиповских был размещён на фронтоне дома.[1][2]

В доме в 1900—1917 гг. проживала родственница Осиповских Е. Г. Вареникова, ставшая прототипом героинь нескольких рассказов А. П. Чехова.[1]

В конце XX века дом вновь подвергся перестройкам: северное крыло здания отстроено заново симметрично южному, тогда как изначально оно было ниже, как видно на старых фотографиях. Была также снесена пристройка вдоль Воздвиженки.

В настоящее время дом занимает Россотрудничество.

Архитектурные особенности

Трёхэтажный дом имеет П-образную форму. Парадный въезд в усадьбу, окружённый строением — со стороны Нижнего Кисловского переулка. Фасад по Воздвиженке ориентирован по старой красной линии улицы и отклоняется от её современного направления.

Фасады оформлены в стилистике рококо: окна украшены полукруглыми наличниками, над окнами второго этажа расположены сложные композиции из цветочных гирлянд, раковин и волют.[1]

Напишите отзыв о статье "Усадьба Шаховского — Краузе — Осиповских"

Примечания

  1. 1 2 3 [progulkipomoskve.ru/publ/doma/vozdvizhenka_18_9_usadba_shakhovskogo_krauze_osipovskikh/39-1-0-1333 Усадьба Шаховского-Краузе-Осиповских]. "Прогулки по Москве". Проверено 3 января 2015.
  2. [dkn.mos.ru/contacts/register-of-objects-of-cultural-heritage/750/ Городская усадьба Я.П.Шаховского - И.И.Краузе - Осиповских]. Реестр объектов культурного наследия города Москвы. Проверено 3 января 2015.

Ссылки

  • [dkn.mos.ru/contacts/register-of-objects-of-cultural-heritage/750/ Городская усадьба Я. П. Шаховского — И. И. Краузе — Осиповских] в реестре объектов культурного наследия Москвы
  • [um.mos.ru/houses/gorodskaya-usadba-shakhovskikh-krauze-osipovskikh/?sphrase_id=54835 Городская усадьба Шаховских — Краузе — Осиповских] в проекте «Узнай Москву»

Отрывок, характеризующий Усадьба Шаховского — Краузе — Осиповских

Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов: