Усенко, Матвей Алексеевич

Матвей Алексеевич Усенко
Дата рождения	9 августа 1898(1898-08-09)
Место рождения	деревня Пришиб, Славяносербский район, Луганская область
Дата смерти	12 мая 1943(1943-05-12) (44 года)
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	пехота
Годы службы	1917—1943
Звание
Сражения/войны	Первая мировая война Гражданская война в России Хасанские бои (1938), Великая Отечественная война
Награды и премии

Матвей Алексеевич Усенко (1898—1943) — кавалер двух орденов Красного Знамени до учреждения ордена Ленина, генерал-майор Рабоче-крестьянской Красной Армии.

Биография

Матвей Усенко родился, предположительно, 9 августа 1898 года в деревне Пришиб (ныне — Славяносербский район Луганской области Украины). Так, по крайней мере, он писал в своей биографии. Документальных данных, подтверждающих это, нет. Известно, что Матвей имел двух братьев - Архипа и Андрея, оба до революции служили в Царской армии и потом бежал и на Дон. один из них принял революционную идею всей душой и стал партийным деятелем (Андрей Алексеевич), а второй , имея за плечами серьезное инженерное образование, занял руководящую должность на Луганском тепловозостроительном заводе Гартмана.

В феврале 1917 года был призван на службу в царскую армию, в июле дезертировал. В ноябре того же года вступил в Красную Гвардию. В мае 1918 года Усенко добровольно пошёл на службу в Рабоче-крестьянскую Красную Армию.

Принимал активное участие в боях Гражданской войны. Участвовал в боях с войсками Центральной Рады, казачьими формированиями генерала Краснова, немецкими войсками. С мая 1918 года Усенко воевал против Добровольческой армии генералов Деникина и Врангеля, формированиями Махно. В боях на Перекопском перешейке был ранен. Прошёл путь от красноармейца до командира эскадрона 1-го кавалерийского полка 42-й стрелковой дивизии. В 1921—1922 годах участвовал в боях с бандформированиями на Украине. За боевые заслуги был награждён двумя орденами Красного Знамени РСФСР (Приказы Революционного военного совета Республики № 57 в 1921 году, № 116 в 1922 году).

После окончания войны Усенко продолжил службу в Рабоче-крестьянской Красной Армии. В 1924 году окончил курсы усовершенствования командного состава при 2-м кавалерийском корпусе в Умани, в 1927 году — кавалерийские курсы усовершенствования командного состава в Новочеркасске, в 1929 году — подготовительные курсы при Военно-политической академии имени Н. Г. Толмачёва, в 1932 году — Военную академию РККА имени М. В. Фрунзе, в 1941 году — Военную академию Генерального Штаба РККА. Служил на различных командных должностях. К началу Великой Отечественной войны генерал-майор Матвей Усенко командовал 1-м воздушно-десантным корпусом.

С начала Великой Отечественной войны — на её фронтах. Принимал участие в боях на Юго-Западном и Южном фронтах. Участвовал в боях на государственной границе СССР, Киевской оборонительной операции. 23 сентября во время боёв в окружении под Киевом Усенко был ранен. С декабря 1941 года он командовал 2-м кавалерийским корпусом Южного фронта. Не завершив формирование, корпус перешёл в наступление и освободил Александрополь и ряд других населённых пунктов, однако не сумел в дальнейшем удержать позиции и был вынужден отойти, потеряв убитыми более 5 тысяч человек, а также большое количество танков, орудий и миномётов. В апреле 1942 года Военный трибунал Южного фронта приговорил Усенко к 10 годам исправительно-трудовых лагерей без поражения в правах с отсрочкой исполнения приговора до конца войны, а 16 мая — понизил его в звании до полковника. 2 мая 1943 года, принимая во внимание боевые заслуги Усенко, который к тому времени командовал дивизией, звание генерал-майора было ему возвращено, но приговор о 10 годах лишения свободы с Матвея не сняли.

12 мая 1943 года Усенко погиб. Возвращаясь в освобожденный советской армией город Бобров, машина генерала-майора Усенко наехала на мину. Похоронен в городе Бобров Воронежской области.

Отрывок, характеризующий Усенко, Матвей Алексеевич

Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.