Усиевич, Елена Феликсовна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Елена Феликсовна Усиевич
Имя при рождении:

Елена Феликсовна Кон

Дата рождения:

4 марта 1893(1893-03-04)

Место рождения:

Якутск, Российская империя

Дата смерти:

15 января 1968(1968-01-15) (74 года)

Место смерти:

Москва, СССР

Гражданство:

Российская империя Российская империя, СССР СССР

Род деятельности:

прозаик, публицист

Годы творчества:

19281958

Жанр:

литературная критика, статьи

Язык произведений:

русский

Дебют:

1928

Награды:

Еле́на Фе́ликсовна Усие́вич (в девичестве Кон; 20 февраля (4 марта1893, Якутск Российская империя15 января 1968, Москва СССР) — советский литературный критик.





Биография

Родилась в семье ссыльных революционеров Феликса Яковлевича Кона и Христины Григорьевны Гринберг.

С 1909 года принимала участие в революционном движении; с 1915 — член ВКП(б). Была в эмиграции, возвратилась в Россию в 1917 году с группой большевиков, возглавляемой Лениным, в пломбированном вагоне. Принимала участие в Гражданской войне. Была женой революционера Григория Усиевича, погибшего в 1918 году.

В 1918 году Елена с огромным трудом сумела бежать из Омска и по тылам противника добралась к нам в Тюмень, где мы уже считали её погибшей. Она воевала в 1-й Конной армии. Стала видным литературоведом и критиком. Отличительной чертой её характера была нетерпимость ко всякой лжи, это был человек редкой искренности и порядочности.

— Ксения Чудинова[1]

В 1932 году окончила Институт красной профессуры Работала заместителем директора Института литературы и искусства Коммунистической академии.

Награждена орденом Трудового Красного Знамени (1963).

Брат — Александр Кон (1897—1941) — советский экономист, доктор экономических наук, профессор (1935), специалист по экономической теории К. Маркса, политической экономии и теории советского хозяйства. Погиб на фронте при обороне Москвы.

Литературная критика

Впервые выступила в печати в 1928 году. Активно публиковалась в журналах «Литературный критик», «Литературное обозрение» и других, основные статьи этого периода собраны в сборнике «Писатели и действительность» (1936).

Статьи Усиевич носили резко идеологический и полемический характер: так, в брошюре «За чистоту ленинизма в литературной теории» (1932) Усиевич подвергла резкой критике деятельность РАПП, приводившие к ряду «извращений партийной линии в литературе», разгрому подверглась в её статьях литературоведческая концепция Валерьяна Переверзева. Вопросы социалистического реализма, политической поэзии, задач советской критики рассматривались в статьях «О социалистическом реализме», «Критика методами искусства», «„Рококо“ в критике» и др.

Отдельные статьи были посвящены Усиевич творчеству Маяковского, Сергеева-Ценского, Николая Островского, роману Максима Горького «Жизнь Клима Самгина», произведениям Николая Вирты и др. В 1933 г. статья Усиевич стала важным этапом в травле Николая Заболоцкого: в ней Усиевич, в частности, заявила:

Опасность творчества Заболоцкого заключается в том, что его настоящее мастерство с одной стороны и формалистские выверты, которыми он, маскируя свои враждебные тенденции, влияет на ряд молодых вполне советских поэтов, с другой — создают ему учеников и поклонников в таких литературных слоях, за которые мы должны с ним драться, разоблачая его как врага, показывая, чему служит его утонченное и изощренное мастерство, каковы функции его стилизованного примитивизма, его поддельной наивности и наигранного юродства. Нужно сорвать с Заболоцкого эту маску блаженного, оторванного от коллектива, занимающегося «чистой поэзией» мастера, чтобы предостеречь от учебы у него близких нам молодых, талантливых поэтов, от которых талант Заболоцкого заслоняет классовую сущность его творчества, которые вместе с настоящим мастерством берут у него и стороны его стихов, служащие исключительно маскировкой этой классовой сущности[2].

В послевоенные годы выпустила книги «Владимир Маяковский» (1950), «Ванда Василевская» (1953), «Пути художественной правды» (1958).

Библиография

Е. Усиевич За чистоту ленинизма в литературной теории. М., ГИХЛ, 1932

Источники

  1. [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/auth_pages5d65.html?Key=8426&page=5 Чудинова К.П. - Памяти невернувшихся товарищей]
  2. Е. Усиевич. Под маской юродства // «Литературный критик», 1933, № 4. — С. 78-91.

Статья основана на материалах Литературной энциклопедии 1929—1939.

Напишите отзыв о статье "Усиевич, Елена Феликсовна"

Отрывок, характеризующий Усиевич, Елена Феликсовна

С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.