Успенский собор Тульского кремля

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Православный собор
Успенский собор
Страна Россия
Город Тула, Кремль
Координаты 54°11′41″ с. ш. 37°37′10″ в. д. / 54.194861° с. ш. 37.6196528° в. д. / 54.194861; 37.6196528 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=54.194861&mlon=37.6196528&zoom=15 (O)] (Я)
Конфессия Православие
Епархия Тульская и Ефремовская
Тип здания Крестово-купольный
Архитектурный стиль Русское барокко
Строительство 17621766 годы
Настоятель Прот. Сергий Резухин
Статус Памятник архитектуры

Успе́нский собо́р — православный собор в Тульском кремле.





История появления

Первоначально в Кремле в 1626 был построен деревянный собор, который назывался Архангельский. Первый каменный Успенский собор с приделами во имя Архангела Гавриила и Тихона Амафунтского был возведен в 70-80-е годы XVII века. Менее чем через сто лет он обветшал и его разобрали. Строительство нового собора началось 7 мая 1762 года по благословению епископа Коломенского и Каширского Порфирия, на средства тульского купечества «из питейных сборов приборными деньгами». На постройку собора и его отделку было израсходовано около 30 тысяч рублей. Главным строителем храма был купец Лукьян Коптельцев с Софроном Сидневым и Андреем Володимировым. Здание возвели за два года к 8 мая 1764 года. В это время Лукьян Коптельцев умер, и на его место был определен бургомистр Тимофей Чечулин.

Собор освятили в 1766 году, а через год был освящен устроенный в нём с правой стороны придел Иоанна Златоуста. Но после перенесения архиерейской кафедры в Тулу придел этот упразднили из-за тесноты, а на его месте обустроили соборную ризницу. Успенский собор являлся холодным, неотапливаемым храмом, и богослужения в нём проводились только в период от Пасхи до Покрова.

Архитектура

Имя зодчего, автора проекта собора, неизвестно. Возведением храма занимались тульские мастера-кирпичники Емельян Цыбин и Онисий Васильев Добрынин. Тульские кузнецы Осип Журов с помощниками отковали металлические стропила четырёхскатной кровли, каркасы куполов и другие детали. Золотил главы собора тульский купец Ларион Сорокин.

Над мощным, почти кубическим объёмом храма возвышаются пять восьмигранных световых барабанов, увенчанных луковичными главами с простыми коваными крестами. С востока к основному объёму примыкает низкий алтарь. Такое решение не было характерно ни для клонящегося к закату барокко, ни для нарождающегося классицизма. Скорее оно напоминает типичные городские соборы XVI—XVII веков. С простым объемным построением храма контрастирует его богатое декоративное оформление в стиле русского барокко.

Для хорошего освещения большого внутреннего пространства окна выполнены в два ряда, что придаёт внешнему облику храма характер двухэтажного здания. Вертикальные декоративные полосы объединяют расположенные друг над другом окна первого и второго света в один архитектурный мотив. Декоративное убранство стен отличается разнообразием примененных форм и материалов: белокаменные резные детали (капители, раковины, розетки), элементы из фасонного кирпича, лепные украшения (растительный орнамент и другие). Три входа в собор обрамляют богато украшенные порталы. Над главным западным входом располагается резной белокаменный российский герб — двуглавый орёл. Первоначально пол в храме был выстлан чугунными плитами, впоследствии замененными на каменные.

Роспись

Успенский собор расписывали ярославские мастера, работавшие в лучших традициях ярославской школы периода её расцвета. Роспись продолжалась два года в течение летнего времени 1765 и 1766 года, а 36 живописцами руководил Афанасий Андреевич Шустов. В числе художников были представители знаменитых династий ярославских изографов — Сопляковы, Иконниковы, Горины. В отличие от ярославских фресковых циклов, где господствует орнаментальная стихия и пестрая ковровость, где все ярко и празднично, монументальная живопись Успенского собора выполнена в крупном плане, в спокойном, торжественном ритме. При этом монументальность стенописи не вытесняет особого внимания при передаче бытового ряда. Четкая прорисовка архитектурных элементов, тончайших особенностей костюма, прически, украшений, текстуры ткани — отличительная черта росписей тульского собора. В соборе расписаны стены, простенки, оконные откосы. Стенописи алтаря включают в себя традиционные сюжеты: Троица Новозаветная, Распятие Христово, Деисус, Господь Саваоф и Тайная вечеря.

Росписи стен и сводов средней части храма расположены в определенном порядке, по ярусам. Нижний ярус — полотенечный — представляет собой изображение свитков ткани с растительным орнаментом. Здесь же — поясняющие надписи к монументальным картинам. Следующий ярус фресок северной и южной стен храма посвящён подлинным историческим событиям — семи Вселенским соборам. Выше сцен Вселенских соборов находятся изображения евангельских сюжетов — многих событий земной жизни Христа и чудес, совершенных им.

В Успенском соборе на западной стене находятся композиции, отражающие содержание книги Соломоновой «Песнь Песней». В люнетах — полукруглых нишах северного, южного и западного порталов — образы Божией Матери. Образы Пресвятой Богородицы (Донской, Смоленский, Иверский и другие) размещены также над окнами. Значительную часть западного свода занимает фреска Успение Пресвятой Богородицы. В восточном своде размещена композиция «Предста царица одесную тебе», в центре которой — Спаситель, восседающий на престоле, одетый в царские ризы; Христос предстаёт здесь как символ высшей справедливости, как Царь царствующих, как образ верховной власти над теми, кому дана земная власть над людьми. По сторонам от него — предстоящие Божия Матерь в одеянии царицы и Иоанн Предтеча.

На столбах собора изображена святая княгиня Ольги, святой князь Владимир и святой князь Александр Невский. Напротив алтаря, на восточной стороне западного столба — изображена великомученица Екатерина.

Иконостас

Иконостас Успенского собора был семиярусным. Иконы были написаны неизвестными тульскими живописцами, работавшими по найму у купца Лариона Сорокина, и калужским дьяконом Андреем Филипповым. Три иконы, размещавшиеся у царских врат, выполнены оружейником Григорием Белоусовым, лучшим тульским иконописцем того времени. Иконостас собора составляли 66 икон, из которых до нашего времени сохранились 56.

В нижнем ярусе размещались ветхозаветные сюжеты. Слева направо (от северного края иконостаса к южному) иконы располагались следующим образом. На крайней было изображено создание Адама и покорение ему во власть всех животных. На следующей — сотворение Евы из ребра спящего Адама, искушение первых людей змием и изгнание их из рая. Третья икона была посвящена жертвоприношению Авраама. На четвёртой пророк Елисей наказывал порочных мальчиков, непочтительных к старчеству и святости пророка. Сюжет пятой иконы — пророк Елисей, стоящий среди поля, покрытого человеческими костями и скорбящий о народе иудейском, погибающем в Вавилонском плену. Завершала нижний ярус икона с изображением пророка Ионы.

Середину второго яруса занимали царские врата с изображением Благовещения Пресвятой Богородицы, окруженным изображениями четырёх евангелистов. По правую сторону царских врат находилось изображение Христа Вседержителя, за ним следовали икона Успения Пресвятой Богородицы и икона Троицы Ветхозаветной. По левую сторону царских врат была икона Божией Матери, за ней — иконы Крещения Господня (Богоявления) и Собора святых Архангелов и Ангелов, Херувимов и Серафимов, и прочих Сил Бесплотных. На южной двери алтаря — изображение ветхозаветного царя и первосвященника Мельхиседека, на северной — архидиакона Стефана.

Над царскими вратами располагалась ещё одна икона Успения Пресвятой Богородицы. Она опускалась вниз во время Успенского поста, когда перед ней служили акафист. Помещение этой иконы над царскими вратами и устройство спуска было подражанием первому на Руси храму, устроенному во имя Успения Богородицы, находящемуся в Киево-Печерской Лавре.

Иконы третьего и четвёртого ярусов иконостаса представляли важнейшие православные праздники: Рождество Богородицы, Введение Богородицы во храм, Благовещение, Рождество Христово, Сретение Господне, Богоявление, Преображение Господне, Воскресение Лазаря, Вход в Иерусалим, Вознесение, Сошествие Святого Духа на апостолов, Успение Пресвятой Богородицы, Воздвижение Креста Господня и Покров Пресвятой Богородицы.

На иконах пятого яруса были изображены апостолы и евангелисты. В центре яруса находился Деисус: композиция, включающая изображение Иисуса Христа — Царя Славы, сидящего на престоле, по сторонам его — изображения Иоанна Предтечи и Пресвятой Богородицы.

В шестом ярусе находились иконы ветхозаветных пророков. В центре яруса — икона Богородицы с Предвечным младенцем, а по сторонам от неё — преподобные Антоний и Феодосий Печерские.

Седьмой ряд иконостаса — страстной. В центре его размещался Крест с изображением на нём распятого Спасителя и с предстоящими Богородицей и Иоанном Богословом. На иконах седьмого яруса были изображены события Седмицы страданий Христовых.

Значительные реставрационные работы стенописи Успенского собора были проведены в XIX веке, которые были приурочены к столетию храма. Изображения были прописаны в местах некоторых утраченных фрагментов. В настоящее время иконы Успенского собора хранятся в Тульском музее изобразительных искусств.

Знамени тульского ополчения

При двух западных столпах собора находились три знамени тульского ополчения 1812—1814 годов. Изорванные в боях и обветшавшие от времени они были промыты иконописцем, подновлены без существенных изменений и в 1865 году помещены в храме на специальных тумбах, как памятник патриотизма, оказанного в Отечественную войну туляками.

Одно из знамен имело на одной стороне изображение Николая Чудотворца, а на другой — Богоявления (Крещения) Господня. Оно принадлежало, по преданию, третьему пехотному полку тульского ополчения. Два других знамени принадлежали, скорее всего, первому конному казачьему полку тульского ополчения под командованием князя Щербатова.

При четырёх столпах собора в деревянных тумбах с надписями на медных табличках хранились также одиннадцать знамен тульского ополчения времен Крымской войны 1855—1856 годов.

Советский период в истории собора

Решением президиума Мособлисполкома 16 февраля 1930 года Успенский собор был закрыт, а его помещения предполагалось использовать под атеистический музей, который так и не был создан. В 1934 году ряд икон и облачений собора были переданы в Николочасовенскую церковь. В 1945 году решением Совета Министров СССР Успенский собор был отнесен к памятникам союзного значения. В 1960 году согласно постановлению Совета Министров РСФСР здание храма поставлено на государственную охрану. В 1961 году в бывшем соборе находился склад промтоваров.

Реставрация Успенского собора началась в мае 1965 года, после того, как годом раньше Тульский горисполком приступил к комплексной научно-исследовательской реставрации кремля. Реставрационно-технический Совет Центральных научно-реставрационных мастерских Министерства культуры СССР принял решение о золочении пяти глав храма, что и было сделано в 1968—1970 годах. Тогда же полностью заменили кровлю, а чуть позже отремонтировали цоколь. В июле 1975 года по заданию отдела культуры Тульского горисполкома Всесоюзный производственный научно-реставрационный комбинат приступил к проектно-изыскательским работам по реставрации иконостаса Успенского собора и двух киотов. Состояние иконостаса к моменту начала реставрации было в целом удовлетворительным, конструктивная и обшивочная его система сохранила прочность и жесткость. Утраты резного декора составляли около 30 %. В 1982—1986 годах проводилось восстановление резьбы иконостаса из липы: резных накладок на цокольной части, царских врат, рам первого яруса.

Стенопись на западной стене собора серьёзно пострадала от пожара 1950-х годов. В 1960-е годы вследствие проводившихся в кремле праздничных фейерверков была утрачена композиция Успения Богородицы и некоторые другие. К середине 1980-х стенопись храма находилась в аварийном состоянии. На стенах и столпах собора был местами утрачен живописный слой, что было вызвано как естественным старением живописи, так и механическими её повреждениями. В 1988 году московские художники под руководством В. Л. Лагутина приступили к реставрации стенописи Успенского собора.

Возрождение

В сентябре 1991 года исполком Тульского областного Совета народных депутатов принял решение о передаче Успенского кафедрального собора Тульского кремля в безвозмездное пользование Тульскому епархиальному управлению для совместного использования с филиалом областного краеведческого музея «Тульский кремль» по первоначальному назначению и для музейного показа.

В 1990-х годах реставрация иконостаса не велась из-за отсутствия финансирования. С 1996 года прекратилось финансирование работ и по реставрации стенописи. В 2001 году реставрация собора была продолжена специалистами «Центрреставрации» (Москва). В 2000—2001 годы реставратор А. Пятин воссоздал часть резных обрамлений икон местного чина иконостаса.

8 сентября 2005 года впервые была включена подсветка Успенского собора. В 2013 году, в рамках реставрационных работ в Тульском кремле, были проведены реставрационные работы и собора. Купола были позолочены, а стены храма окрашены в серый цвет.

Колокольня

Четырёхъярусная колокольня Успенского собора строилась с 1772 по 1776 год при городском голове Илларионе Лугинине. Строителями были избраны купцы Софрон Сиднев и Иван Гурьев, а архитектором Праве. Металлический шпиль колокольни по заказу городского общества выполнил Иосиф Жуков. Шпиль позолотили в 1826 году. Кремлёвская колокольня стала одной из главных городских архитектурных доминант — на неё была ориентирована Киевская улица (ныне проспект Ленина). Высота колокольни от земли до креста составляла 70,4 метра. На ней было размещено 22 колокола, а над колоколами — часы с боем.

В январе 1792 года купеческий староста Андрей Максимович Лихвинцов заключил договор на изготовление часов с оружейником Иваном Кобылиным. В мае часы были готовы, их установили на колокольне на средства тульского купеческого общества. Четыре циферблата были обращены по четырём сторонам света. Вместо цифр на циферблате использовались буквы, и имелась всего одна стрелка — часовая (такими были все тогдашние часы, минутная стрелка появилась позже). Часы обозначали каждую четверть часа шестнадцатью ударами, а каждый час — трехминутной игрой курантов. Заводить их нужно было один раз в неделю.

Впоследствии — пока не установлено, когда именно — эти часы были заменены более современными, с двумя стрелками.

В нижнем ярусе колокольни в 1778 году был устроен теплый храм во имя Тихона Амафунтского. Иконостас в этом храме поставили в 1853 году старанием церковного соборного старосты Вукола Кузовлева. В южной части небольшого храма имелся придельный алтарь во имя Иоанна Златоуста — в память придела, который существовал в Успенском соборе до начала XIX века.

Вечером 28 сентября 1936 года на верхних ярусах колокольни Успенского собора произошёл пожар. Напор воды в шлангах не достигал 30—40-метровой высоты, из-за чего пожар остановить не удалось. Спасти от огня получилось только нижние ярусы колокольни. Тульский горсовет обратился в московский комитет по охране памятников за срочным разрешением на разборку оставшейся части колокольни, которая якобы создавала угрозу для массового транспортного движения, весьма оживленного здесь ввиду соседства крупных оборонных заводов, учебных заведений, центрального физкультурного стадиона. В послании тульских властей также утверждалось, что реставрация колокольни невозможна. Комитет по охране памятников согласия не дал, а Академия архитектуры подтверждала возможность реставрации. Комитет так оценивал колокольню: «Для Тулы это единственный в своем роде памятник, и разборка колокольни, обезличив ансамбль всего кремля, не может быть признана желательной». Так и не получив разрешения, тульские власти самовольно дали команду на разбор колокольни, что и было сделано к марту 1937 года.

В конце 1990-х годов в Туле был организован благотворительный фонд «Возрождение», поставивший своей задачей восстановление колокольни Успенского собора. Учредителями фонда стали «Центргаз», «Газстройдеталь», «Щекиноазот», «Ростелеком», Тульский оружейный завод, Косогорский металлургический завод, Управа Тулы. Президентом «Возрождения» являлся генеральный директор ОАО «Центргаз» В. В. Соколовский.

В 1999 году, с июня до самых заморозков, в кремле на месте колокольни проводились археологические раскопки, финансируемые фондом «Возрождение». Фонд оплатил и разработку архитектурного проекта восстановления колокольни, подготовленного московским реставратором Леонидом Потаповым. Реконструкция колокольни началась только в 2012 году. 14 сентября 2013 года были освещены колокола строящейся колокольни[1]. В 2015 году в день города состоялось торжественное открытие колокольни и всего восстановленного собора.

Храм в нижнем ярусе колокольни

В нижнем ярусе колокольне «тщанием и иждивением тульского купечества» в 1778 году был устроен теплый храм во имя Тихона Амафунтского — видимо, в память придела имени этого святого, имевшегося в первом каменном кремлевском Успенском соборе, предшественнике нынешнего. Иконостас в теплом храме поставили в 1853 году старанием церковного соборного старосты Вукола Кузовлева.

Тогда же в южной части этого храма Тихона Амафунтского тот же Вукол Кузовлев обустроил придельный алтарь во имя Иоанна Златоуста — в память придела, который существовал в Успенском соборе до начала XIX века. В 1894 году храм Тихона Амафунтского был передан единоверческой общине. К 1903 году приход насчитывал 120 человек. В 1903—1913 годы тульские единоверцы строили собственный храм во имя Иоанна Златоуста, и до конца строительства единоверцы находились в церкви Тихона Амафунтского. В советское время храм был закрыт, а в 1937 году разрушен вместе с колокольней.

После реконструкции колокольни в 2014 году на первом ярусе вновь был открыт храм, освященный 12 сентября 2015 года в честь Дмитрия Донского. Чин освящения совершил правящий архиерей Тульской митрополии митрополит Тульский и Ефремовский Алексий (Кутепов). В настоящее время храм расписывают палехские мастера иконописи.[2]

Напишите отзыв о статье "Успенский собор Тульского кремля"

Примечания

  1. [myslo.ru/news/tula/vladimir-gruzdev-i-mitropolit-aleksiy-segodnya-mi-vosstanavlivaem-istoricheskuu-spravedlivost Владимир Груздев и митрополит Алексий: «Сегодня мы восстанавливаем историческую справедливость!»] / Слобода
  2. [myslo.ru/news/tula/2015-03-02-hram-dmitriya-donskogo-v-tule-otrestavriruut-ko-dnu-goroda Храм Дмитрия Донского в Туле откроют ко Дню города] / MySLO, 2 марта 2015

Ссылки

Отрывок, характеризующий Успенский собор Тульского кремля

– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!


Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.