Успенский сборник

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

лист 245 об.
Успенский сборник. конец XII - начало XIII века
пергамен, чернила
Государственный исторический музей, Москва

Успе́нский сбо́рник — древнерусская пергаменная рукопись южнорусского происхождения конца XII — начала XIII века из собрания Государственного исторического музея (шифр: ГИМ, Усп. 4 перг.); своё название получила по месту обнаружения в 1840-е годы в Успенском соборе Московского Кремля.

Рукопись Успенского сборника имеет объём 304 листа, дошла без начала и конца; по содержанию является сборником особого состава типа Торжественника, включает в себя житийные чтения на некоторые месяцы, а также Слова преимущественно Иоанна Златоуста на страстную и пасхальную недели.[1]

Особая значимость Успенского сборника обусловлена тем, что среди прочих текстов в него входят древнейшие списки таких важных для русской культуры произведений, как Житие Феодосия Печерского (л. 26а - 67в) и Сказание о Борисе и Глебе (л. 8б - 18б).



Изучение рукописи

Изучение Успенского сборника историками и филологами началось в XIX веке, и по настоящее время рукопись является одним из наиболее часто привлекаемых исследователями к рассмотрению памятников древнерусского языка.[2] Среди лингвистов XIX - начала XX вв. к его материалу обращались А. А. Шахматов, И. В. Ягич, А. И. Соболевский, А. М. Лукьяненко. Полный текст рукописи с описанием палеографии и графики был издан в 1971 г.[3]


Напишите отзыв о статье "Успенский сборник"

Примечания

  1. Сводный каталог славяно-русских книг, хранящихся в СССР. XI—XIII вв. М., 1984. С. 182—183
  2. [www.portal-slovo.ru/philology/37323.php Успенский сборник XII века: к вопросу о характере состава]
  3. Успенский сборник XII-XIII вв. Под ред. С. И. Коткова. М., 1971.

Отрывок, характеризующий Успенский сборник

Если бы представить себе не гениальных полководцев во главе русской армии, но просто одну армию без начальников, то и эта армия не могла бы сделать ничего другого, кроме обратного движения к Москве, описывая дугу с той стороны, с которой было больше продовольствия и край был обильнее.
Передвижение это с Нижегородской на Рязанскую, Тульскую и Калужскую дороги было до такой степени естественно, что в этом самом направлении отбегали мародеры русской армии и что в этом самом направлении требовалось из Петербурга, чтобы Кутузов перевел свою армию. В Тарутине Кутузов получил почти выговор от государя за то, что он отвел армию на Рязанскую дорогу, и ему указывалось то самое положение против Калуги, в котором он уже находился в то время, как получил письмо государя.
Откатывавшийся по направлению толчка, данного ему во время всей кампании и в Бородинском сражении, шар русского войска, при уничтожении силы толчка и не получая новых толчков, принял то положение, которое было ему естественно.
Заслуга Кутузова не состояла в каком нибудь гениальном, как это называют, стратегическом маневре, а в том, что он один понимал значение совершавшегося события. Он один понимал уже тогда значение бездействия французской армии, он один продолжал утверждать, что Бородинское сражение была победа; он один – тот, который, казалось бы, по своему положению главнокомандующего, должен был быть вызываем к наступлению, – он один все силы свои употреблял на то, чтобы удержать русскую армию от бесполезных сражений.
Подбитый зверь под Бородиным лежал там где то, где его оставил отбежавший охотник; но жив ли, силен ли он был, или он только притаился, охотник не знал этого. Вдруг послышался стон этого зверя.
Стон этого раненого зверя, французской армии, обличивший ее погибель, была присылка Лористона в лагерь Кутузова с просьбой о мире.
Наполеон с своей уверенностью в том, что не то хорошо, что хорошо, а то хорошо, что ему пришло в голову, написал Кутузову слова, первые пришедшие ему в голову и не имеющие никакого смысла. Он писал:

«Monsieur le prince Koutouzov, – писал он, – j'envoie pres de vous un de mes aides de camps generaux pour vous entretenir de plusieurs objets interessants. Je desire que Votre Altesse ajoute foi a ce qu'il lui dira, surtout lorsqu'il exprimera les sentiments d'estime et de particuliere consideration que j'ai depuis longtemps pour sa personne… Cette lettre n'etant a autre fin, je prie Dieu, Monsieur le prince Koutouzov, qu'il vous ait en sa sainte et digne garde,