Устав об управлении инородцев

Устав «Об управлении инородцев» (1822) — законодательный акт Российской империи, наряду с «Уставом о сибирских киргизах» определивший систему управления неславянскими народами Сибири (инородцы). Большинство его положений действовало вплоть до Февральской революции.

Устав был составлен М. М. Сперанским после его экспедиции для изучения состояния Сибири с помощью Г. С. Батенькова. Устав разделял инородцев в рамках права Российской империи на «оседлых», «кочевых» и «бродячих» и согласно этому разделению определял их административный и правовой статус.

Оседлые инородцы в правовом отношении приравнивались к русским тяглым сословиям — мещанам и государственным крестьянам.

Бродячие инородцы (ненцы, коряки, юкагиры и другие охотничьи народы Северной Сибири) получали самоуправление, которое реализовывали представители традиционной родоплеменной верхушки — «князцы» и старосты.

Кочевые инородцы (буряты, якуты, эвенки, хакасы и др.) делились на улусы и стойбища, каждый из которых получал родовое правление, состоявшее из старосты (улусного головы) и 1—2 помощника, выбиравшихся на 3 года от населения и утверждаемых губернатором. Несколько улусов и стойбищ подчинялись инородной (или инородческой) управе — административному и финансово-хозяйственному учреждению. Управа выполняла распоряжения окружного начальника, судебные приговоры, проводила распределение ясака и других налогов и сборов. Несколько управ объединялись в думы.

Распоряжения управы контролировались русским чиновником-начальником округа. «Устав» закреплял за коренными народами Сибири находившиеся в их пользовании земли, определял порядок и размеры взимания ясака, регулировал торговлю с русскими, распространял на аборигенов уголовное законодательство страны, позволял открывать свои школы и училища, отдавать детей в русские школы. «Устав» декларировал полную веротерпимость.

Созданные в соответствии с «Уставом» родовые управления и инородческие управы просуществовали до начала XX века.

Терминологическое значение

• Этот документ закрепил разницу между «кочевыми» и «бродячими» этническими группами, что отсутствует, например, в английском языке, где в данном случае одно слово для «кочевой» и «бродячий» — англ. nomadic, с явной негативной коннотацией.

Литература

• «Устав об управлении инородцев» // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
• [articlekz.com/node/918 «Устав о сибирских киргизах» 1822 года и причины принятия «положения об отдельном управлении сибирскими киргизами» 1838 года]

См. также

• Инородцы

Отрывок, характеризующий Устав об управлении инородцев

– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…