Устный Закон

Устный Закон (ивр. ‏תּוֹרָה שֶׁבְּעַל-פֶּה‏‎, Тора ше-бе-‘ал-пэ) или Устная Тора — общее название устной галахической и аггадической традиции в иудаизме. Возник в результате долгого развития и формирования, и позже был записан в письменном виде (вначале Мишна, а затем Талмуд). Часто выражение Устный Закон употребляют в более узком смысле, подразумевая лишь галахическую часть Устной Торы.

Значение Устной Торы в иудаизме

В ортодоксальном (раввинистическом) иудаизме Устная Тора служит неотъемлемым дополнением к главному священному тексту иудаизма — собственно Торе (Пятикнижию Моисееву), которую в этом случае, во избежание путаницы, называют письменной Торой (Тора ше-би-хтав). Устный Закон является обязательным к исполнению наряду с законами Письменной Торы, поскольку традиционно считается, что Моисей на горе Синай получил обе Торы — и Письменную, и Устную, которая разъясняет Письменную. Считается также, что вся Устная Тора может быть выведена из письменной посредством ряда герменевтических принципов. Тем самым, согласно традиционному подходу, Письменная Тора является подобием конспекта, в котором зашифрованы все положения Устной Торы.

Долгое время существовал запрет записывать Устную Тору. Однако, после разрушения Второго Храма и римских гонений возникла опасность утраты знаний. Во II веке н. э. по решению собрания законоучителей Устный Закон был собран в письменные сборники, которые впоследствии составили Мишну.

В разные времена существовали (и существуют сейчас) секты, не признававшие устный Закон, а опиравшиеся только на Письменную Тору: самаритяне, саддукеи, караимы. Но поскольку из самого текста Торы не совсем ясно, как следует исполнять те или иные её предписания, эти секты неизбежно создают свой вариант толкования Торы, свою традицию, несущую те же функции, что и Устная Тора.

Передача Устной Торы

Согласно Мишне,

Моше (Моисей) получил Тору на горе Синай и передал её Иехошуа (Иисусу Навину), Иехошуа передал её старейшинам Израиля, старейшины — пророкам, а пророки — мужам Великого Собрания.

Рамбам в предисловии к своему труду Мишне Тора так описывает традицию передачи Устной Торы вплоть до завершения Талмуда:

Штолол от Рава Аши
Рав Аши от Равы
Рава от Рабы
Раба от рава Уны
Рав Уна от рабби Йоханана, Рава и Шмуэля
Рабби Йоханан, Рав и Шмуэль — от Рабейну а-Кадош (Иехуда ха-Наси, Рабби)
Рабейну а-Кадош от раббана Шимона, отца своего
Раббан Шимон от раббана Гамлиэля, отца своего
Раббан Гамлиэль от раббана Шимона, отца своего
Раббан Шимон от раббана Гамлиэля Старшего, отца своего
Раббан Гамлиэль Старший от раббана Шимона, отца своего
Раббан Шимон от Гиллеля, отца своего, и от Шамая
Гиллель и Шаммай — от Шмайи и Автальона
Шмайя и Автальон — от Иеуды и Шимона
Иеуда и Шимон — от Йеошуа бен-Прахья и Нитая а-Арбели
Йеошуа и Нитай — от Йосефа бен-Йоэзера и Йосефа бен-Йоханана
Йосеф бен-Йоэзер и Йосеф бен-Йоханан — от Антигноса
Антигнос от Шимона Праведника
Шимон Праведник от Эзры
Эзра от Баруха
Барух от Иермияу
Иермияу от Цфании
Цфания от Хавакука
Хавакук от Нахума
Нахум от Йоэля
Йоэль от Михи
Миха от Ишаяу
Ишаяу от Амоса
Амос от Ошеа
Ошеа от Зехарья
Зехарья от Иеояды
Иеояда от Элиши
Элиша от Элияу
Элияу от Ахии
Ахия от Давида
Давид от Шмуэля
Шмуэль от Эли
Эли от Пинхаса
Пинхас от Йеошуа
Йеошуа от Моше
Моше — из уст самого Всевышнего.
Получается, что все приняли от Господа, Бога Израиля.

См. также

• Мишна
• Талмуд
• Тосефта
• Гемара
• Мидраш

Ссылки

• [www.eleven.co.il/article/14230 Устный Закон] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
• Рабби Моше бен Маймон [www.chassidus.ru/library/from_sinai/index.htm История передачи устной Торы - Предисловие к «Мишне Тора»], "От Синая до наших дней". Швут Ами, 1996

Отрывок, характеризующий Устный Закон

Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.