Усть-Вымь
| Село
Усть-Вымь
Емдін
Показать/скрыть карты
|
Усть-Вымь (коми Емдін) — село в Усть-Вымском районе Республики Коми. Административный центр Усть-Вымского сельского поселения.
Содержание
География
Село находится в 72 км от города Сыктывкар, в устье реки Вымь (приток реки Вычегда).
История
До 1397 года на месте Усть-Выми находилось пермское (зырянское) селение «Йемдын», где имелось крупнейшее языческое святилище.
В рукописи 1680 года, напечатанной в 1773 году под названием "Древняя Российская гидрография" упоминается как город «Старая Пермь».[1].
С 1922 года по 1928 год село было центром Усть-Вымского уезда, а с 1929 года по 1943 год — центром Усть-Вымского района, после чего райцентр был перенесён в село Айкино.
Монастырь и храмы
- Стефановская церковь (предположительно построена в 1755—1766 гг.)
- Михаило-архангельская церковь (1795 г.)
Усть-Вымский Михаило-Архангельский монастырь
Михайло-Архангельский мужской монастырь был основан святителем Стефаном Пермским в XIV веке. В последующие два столетия в Усть-Выми находился Владычный городок и кафедра Пермских епископов. Монастырь был упразднён в 1764 году в ходе секуляризационной реформы Екатерины II и вновь открыт 21 марта 1996 года указом Священного Синода по ходатайству епископа Сыктывкарского и Воркутинского Питирима[2].
Известные уроженцы
- Галина Питиримовна Лыткина (1928—2014) — советская театральная актриса, народная артистка Коми АССР, заслуженная артистка РСФСР.
См. также
Напишите отзыв о статье "Усть-Вымь"
Литература
- Страницы истории: Усть-Вымь / А. С. Михейченко. — Сыктывкар: Коми республиканская типография, 1992. — 16 с.
- Ю. В. Гагарин. Усть-Вымь / Р. И. Ильяшенко. — Сыктывкар: Коми книжное издательство, 1980. — 112с., ил. с.
Примечания
Ссылки
- [www.aikino.parma.ru:8101/ustv.html Сайт Усть-Вымского района]
- [www.mihailo-arhangelski-monastir.ru Михайло-Архангельский мужской монастырь в селе Усть-Вымь, Республика Коми]
|
Это заготовка статьи по географии Коми. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
| ||||||
Отрывок, характеризующий Усть-Вымь
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
