Ус, Василий Родионович

Василий Родионович Ус
Род деятельности:	казачий атаман
Место рождения:	Область Войска Донского
Гражданство:	Русское царство Русское царство
Дата смерти:	лето 1671
Место смерти:	Астрахань

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Васи́лий Родио́нович Ус (? — лето 1671, Астрахань) — донской казак, один из руководителей Крестьянской войны под предводительством Степана Разина 1670—1671.

Биография

Участник русско-польской войны (1654—1667). В 1655/1656 году Василий Ус был атаманом отряда донских казаков, зимовавших в ходе войны с Польшей на царской службе в Могилеве. В июне 1664 года — атаман отряда донских казаков (387 человек), вышедших в Тулу для участия в военных действия против Речи Посполитой.

Поход Василия Уса

Весной 1666 года из-за неурожаев в некоторых уездах на Дону начался голод. Донские казаки, жившие по Хопру и Иловле, выбрали Василия Уса своим атаманом.

В мае 1666 года атаман Василий Ус возглавил поход беднейших донских казаков к Москве, чтобы просить назначения на царскую военную службу. Под его командованием находилось 700—800 вооруженных казаков.

10 июня 1666 года донские казаки под командованием атамана Василия Уса подошли к Воронежу. Местный воевода Василий Уваров, подозревая людей Уса в бунтовских намерениях, преградил им дальнейший путь на север. Василий Ус на переговорах с воеводой притворно-смиренно просил пропустить к царю в Москву депутацию из шести своих людей. Прибыв в Москву, казацкая станица 22 июня подала царскому правительству челобитье с просьбой послать казаков на войну с поляками и выдать им жалованье. Однако русско-польская война уже оканчивалась, и пополнения в армии более не требовались. Царское правительство предписало отряду Василия Уса немедленно вернуться на Дон и по пути не сманивать за собой служилых людей.

26 июня казацкий отряд Василия Уса выступил из-под Воронежа и продолжил своё движение на север. По пути к ним примкнули беглые солдаты, крестьяне и холопы с юга страны. Мятежное движение стало быстро разрастаться, охватив не только Скопинский, Дедиловский, Крапивенский, Каширский, Серпуховской и Соловской уезды. Василий Ус разбил лагерь в окрестностях Тулы, на Упской гати. Число людей в лагере Василия Уса постоянно росло благодаря постоянному притоку крестьян. Василий Ус рассылал повсюду агентов, распространявших слухи, что всем пришедшим к нему будет выдаваться 10 рублей деньгами, оружие и конь. В середине июля войско В. Уса насчитывало 1500 человек, а к концу месяца — уже восемь тысяч.

Большое войско казаков и беглых надо было кормить. Обнищавшие и голодные крепостные вместе с казаками Василия Уса грабили барские усадьбы. Особенно страдали усадьбы бояр и помещиков. Дворяне трусливо бежали из Венева, Дедилова, с реки Соловы, спасаясь с женами и детьми в тульский кремль. А их холопы и крестьяне шли к Василю Усу на Упу и брались в войско. В восьми верстах от Тулы собралось большое вооружённое войско. Тульский воевода И. Ивашкин пытался завязать переговоры с Усом и приглашал его выборных в Тулу, однако воровской атаман от сношений с властями отказался. Надо сказать, что в старину слово "воры" употреблялось в в смысле ненадежный, непокорный народ, нарушитель законов и указов начальства. Войско Василя Уса было в отличие от войска атамана Разина не казацким, а мужицким. Казаки не занимались земледелием и получали хлеб от казны, либо сами добывали себе в походах добычу, как то делал Степан Разин в Персии, а потом на добытое покупали уже хлеб. Поэтому войско Разина было значительно меньше мужицкого войска Василя Уса, мужики которого сами занимались земледелием, но в отличие от подневольной крепостной России без помещичьего ярма. Именно потому, что мужицкое войско Василя Уса содержало само себя и благодаря тому, что, то за что оно боролись, было заветной мечтой поголовно всего населения страны за исключением маленькой кучки дворян, которое и шло в его войско, именно поэтому войско Уса было таким большим.

Царское правительство, обеспокоенное продвижением войска атамана Василия Уса и расширением крестьянского бунта, поспешно снарядило карательную экспедицию против казацких отрядов В. Уса. Главным воеводой царской рати был назначен полковой воевода князь Юрий Никитич Барятинский, отличившийся во время русско-польской войны.

По приезде в Тулу главный воевода в качестве лазутчика должен был вступить в переговоры с мятежниками, раздать жалованье 700 казакам, но потребовать от них выдать беглых и вернуться на Дон. Царь Алексей Михайлович вновь отказался принять на службу казацкий отряд Василия Уса. Ю. Н. Барятинский должен был посулить Василию Усу, что его донцам в Воронеже выдадут «корм» (хлеб, муку, сухари) и дадут суда для плавания по Дону. 700 казаков Уса могли свободно идти на Дон, однако царь настаивал на выдаче остальных мятежников, которые «збежали из полков же и из городов, и боярских холопей и крестьян». Вину за поход Уса правительство хитро возлагало на недавних беглецов в Донскую область из центральных уездов, которые «пришли ныне з Дону без ево, великого государя, указу, самовольством, и свою братью, беглых служилых людей и холопий, и слуг боярских, и жон их и детей, к себе ныне позывали, и с ними уездных людей разоряли, и грабили, и всякое насильство чинили».

В июле 1666 года царские войска под командованием князя Ю. Н. Барятинского прибыли в Тулу, туда же стали прибывать отряды окрестных помещиков. Воевода побоялся вступить в переговоры с казаками и отправил к ним в лагерь своего парламентера. Василий Ус уклонился от переговоров.

14 июля 1666 года сам атаман Василий Ус во главе казацкой делегации приехал в Москву, чтобы подать царю челобитную. В челобитной царю казаки писали, что двинулись с Дона к Москве по бедности. Они просили царя выдать им «жалование» и уверяли, что никаких насилий и грабежей нигде по пути не чинили и беглых к себе не принимали.

Царское правительство предложило Василию Усу отправиться в Тулу на переговоры с князем Ю. Н. Барятинским. 24 июля 1666 года казаки Уса покинули Москву, но во время ночевки под Серпуховом они ускакали от сына боярского Ярышкина, который должен был их сопровождать, и на следующий день прибыли в лагерь на р. Упе. Здесь Василий Ус выступил перед войском своих приверженцев, сказава, что царь не хочет с ними мириться и намерен действовать против них только силой. Казацкий стан был переведен на Упёрту, приток Упы.

Получив о концентрации в Туле больших сил царской армии, атаман Василий Ус отказался от похода на Москву и решил вернуться со своими казаками на Дон, минуя Воронеж и другие крупные города. От переговоров с князем Юрием Барятинским Василий Ус отказался и угрожал убить его посланника. Разделившись на три отряда, донские казаки выступили на юг через Ефремов и Елец. Отряды правительственных силы, посланные в погоню, не стали настигать казаков. На Дону по требованию царского правительства Василий Ус был подвергнут казачьим войсковым кругом под командованием назначенного царем атамана Корнея Яковлева наказанию. Опасаясь дальнейшего преследования, Ус скрылся.

Восстание С. Разина

Летом 1668 года Василий Ус стал собирать казачий отряд на реке Лиске, между Черкасском и Пятиизбянским городком, и к нему примкнуло 300 человек. Когда Василий Ус отправился к Волге, чтобы соединиться с разинцами, его остановили станичники — домовитые казаки, ехавшие из Москвы, и убедили В. Уса повернуть на запад. Позднее этот отряд был включен в полк белгородского воеводы, князя Г. Г. Ромодановского. В грамоте, присланной вслед за тем донскому атаману М. Самаренину, царь отблагодарил домовитых казаков за то, что они старались «самовольных людей от воровства унимать и на злые дела их не пускать».

Весной 1670 года Василий Ус присоединился к повстанческому войску Степана Разина и стал одним из его ближайших соратников. Он командовал конными казаками. Во время наступления на Царицын и Чёрный Яр возглавлял повстанческое войско, шедшее берегом Волги, командовал одним из отрядов при взятии Астрахани (1670). После ухода повстанческого войска под командованием Степана Разина вверх по Волге Василий Ус был оставлен в городе атаманом. Его товарищами здесь были старшины Федор Шелудяк и Иван Терской. Совместно с ними он обеспечивал коммуникации и тыл повстанцев.

Когда в Астрахани в октябре 1670 года стало известно о поражении С. Разина от царских воевод в битве под Симбирском, навстречу раненому Разину, возвращавшемуся вниз по Волге, атаман Василий Ус отправил из Астрахани небольшой отряд людей, который должен был оберегать «батьку» и проводить его на Дон. На всякий случай каждый из 50 казаков был «одвуконь».

В начале мая 1671 года атаман Фёдор Шелудяк, ближайший соратник Василия Уса, выступивший в поход из Царицына на Симбирск, отправил в Астрахань 500 казаков под руководством С. Кочановского. Вместе с Кочановским Фёдор Шелудяк передал Василию Усу, что по дороге к Симбирску он получил сведения о враждебных действиях астраханского митрополита Иосифа, его сношениях с царским правительством и воеводами окрестных городов, с Доном и Тереком. 11 мая того же года В. Ус созвал казачий круг, куда был призван митрополит Иосиф. Сам Василий Ус провёл его допрос. Когда появился митрополит, Ус обратился к Кочановскому: «Что-де ты стал? Выступай, с чем приехал от войска, и говори то перво». Кочановский повторил обвинение. Казаки обвинили его во лжи, лицемерии, ханжестве, измене. Круг вынес ему смертный приговор. Митрополит астраханский Иосиф был подвергнут пыткам и казнен. Затем был казнен оставленный Степаном Разиным в живых второй воевода Астрахани князь С. И. Львов, а с ним и другие «нарочитые люди».

Летом 1671 года атаман Василий Ус скончался от тяжелой кожной болезни. В правительственных грамотах было сообщалось «злой смертью скончашася «от кожной болезни („ черви изъели“)». После смерти В. Уса атаманом восставших астраханцев стал Фёдор Шелудяк, вернувшийся из неудачного похода на Симбирск. Весть о смерти Василия Уса разнеслась по стране и за её рубежами. 1 августа 1671 года о кончине одного «из первых воров», как о крупной сенсации сообщили голландские вестовые письма — «Куранты».

Ссылки

• [www.bibliotekar.ru/Razin/7.htm Степан Разин и его соратники]
• [www.magister.msk.ru/library/history/solov/solv11p5.htm Соловьев С. М. «История России с древнейших времен», том 11, глава 5]
• [historydoc.edu.ru/attach.asp?a_no=3137 Карта восстания Разина]

Отрывок, характеризующий Ус, Василий Родионович

– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.