Никкель, Ута

Ута Никкель
министр финансов и цен ГДР
декабрь 1989 года — 22 января 1990 года
Глава правительства:	Ханс Модров
Предшественник:	Эрнст Хёфнер
Преемник:	Вальтер Ромберг
Награды:

У́та Ни́ккель (нем. Uta Nickel; род. 19 июля 1941, Лейпциг) — немецкий политик, член СЕПГ, позднее ПДС. В 1989—1990 годах занимала пост министра финансов и цен ГДР.

Биография

Окончив вечернюю школу в 1959 году и освоив профессию переплётчицы, Ута Никкель училась заочно в Галле-Виттенбергском университете и в 1973 году получил диплом экономиста. Работала научным сотрудником в экономическом совете округа Лейпциг, затем в окружном строительном управлении Лейпцига. В 1960 году вступила в СЕПГ. В 1979—1981 годах являлась сотрудником, а в 1981—1983 годах — заместителем председателя окружной плановой комиссии. В 1983—1988 годах входила в состав окружного совета Лейпцига и отвечала за финансы и цены. В 1986—1988 годах избиралась депутатом окружного собрания депутатов Лейпцига. В 1985—1987 годах окончила курс обучения в окружной партийной школе СЕПГ в Лейпциге.

В 1988—1989 годах Никкель занимала должность заместителя министра финансов и цен ГДР. В период перед объединением Германии Никкель в декабре 1989 года была назначена министром финансов и цен ГДР в правительстве Ханса Модрова, ушла в отставку 22 января 1990 года. Как министр финансов, входила в состав президиума Совета министров ГДР. После ухода из политики в 1990 году Никкель работала консультантом компаний в области развития недвижимости и строительства.

Ссылки

• [bundesstiftung-aufarbeitung.de/wer-war-wer-in-der-ddr-%2363%3B-1424.html?ID=2506 Биография] (нем.)

Отрывок, характеризующий Никкель, Ута

– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.